«Если», 1995 № 01 - Уильям Гибсон

Улыбнувшись, она помогла Деймону собрать со столов тарелки. Он принялся их мыть, а она зашагала по коридору, разыскивая комнату Вула. Свернув не там, Марис оказалась в заброшенной части лабиринта. С каждой минутой в ней все сильнее закипал гнев. Найдя наконец нужную дверь, она нетерпеливо постучала, намереваясь сразу обрушить свой гнев на Вула, но дверь приоткрыла Релла.

— Что ты тут делаешь? — спросила пораженная Марис.

Не зная, что ответить, Релла зарделась. Из комнаты донесся ровный голос Вула:

— Ты считаешь, что Релла обязана отвечать?

— Нет, конечно, не обязана. — Сообразив, что не имела права на подобный вопрос, Марис коснулась плеча Реллы и добавила: — Извини. Мне можно войти? У меня серьезный разговор к Вулу.

— Пусть войдет, — распорядился Вул.

Релла, едва заметно улыбнувшись, распахнула перед Марис дверь.

Как и все помещения академии, комната Вула была крошечной, сырой, холодной. Ярко пылавшийkв очаге огонь едва-едва согревал ее. Марис с интересом огляделась. В комнате не было никаких предметов, способных поведать что-нибудь о характере ее обитателя.

Перед очагом обнаженный по пояс Вул отжимался на кулаках от пола, его рубашка валялась рядом на кровати.

— Ну? — Только и сказал он, невозмутимо продолжая упражнение.

Марис застыла, глядя на покрытую множеством шрамов и рубцов спину Вула. Наконец она вспомнила, зачем пришла:

— Я бы хотела поговорить с тобой, Вул.

Он вскочил на ноги, улыбнулся и попросил, тяжело дыша:

— Релла, подай мне, пожалуйста, рубаху. — Одевшись, он спросил Марис: — И о чем пойдет разговор?

Не завязанные в узел волосы спадали на плечи русой волной, отчего лицо юноши казалось менее строгим, а взгляд — почти дружелюбным.

— Мне можно присесть? — спросила Марис. Вул жестом указал на единственное в комнате кресло и, когда Марис опустилась в него, сам уселся на колченогий табурет у очага. Релла примостилась на краешке узкой кровати.

— Я понимаю твое отношение к летателям, Вул, — начала Марис. — И все же не стоит вечно держать на них обиду, иначе ты всегда будешь одинок. После того, как ты вновь выиграешь крылья, к тебе начнут относиться как к летателю, и если ты не подружишься с ними, то останешься совсем без друзей. Разве тебе этого хочется?

— В Гавани Ветров живут тысячи и тысячи людей, а летателей среди них — раз-два и обчелся. Или ты не считаешь бескрылых людьми?

— Откуда в тебе столько злобы? Где бы ты ни появился, ты тут же обзаводишься врагами. Допускаю, что летатели скверно обошлись с тобой, но пойми, в ссоре не бывает абсолютной вины. Ведь с Айри ты поступил омерзительно. Прости летателей, и тогда, может быть, они простят тебя.

Вул растянул тонкие губы в едва заметной усмешке.

— А с чего ты взяла, что я хочу быть прощенным? Я ни в чем не виновен, и, если было бы можно, на предстоящих Состязаниях снова вызвал бы Айри. Либо будь готова к поединку, либо не появляйся на Состязаниях.

Марис от приступа гнева лишилась дара речи.

— Но, Вул, как у тебя язык поворачивается говорить такое? — сдавленно произнесла Релла. — Ведь бедняжка покончила с собой!

— Бескрылые умирают каждый день, — сказал ей Вул более мягким голосом, чем говорил прежде с Марис. — И некоторые из них так же кончают с собой, но о них не слагают песен и не объявляют их' обидчикам кровной мести. Каждый заботится о себе, так меня учили родители. И о тебе, Релла, не позаботится никто, кроме тебя самой. — Он вновь взглянул на Марис и внезапно сообщил: — А знаешь, я встречал твоего брата.

— Встречал Колля? — удивленно переспросила Марис.

— Лет семь назад на пути к Внешним островам он останавливался на Южном Аррене. С ним был еще один певец, совсем старик.

— Баррион! — воскликнула Марис. — Наставник Колля.

— Недели две, дожидаясь корабля, который доставил бы их дальше на восток, они пели в портовых тавернах. Тогда я впервые услышал о тебе, Марис с Малого Эмберли. Твой брат пел о тебе, и ты сразу стала моим кумиром.

— Семь лет назад… — задумчиво пробормотала Марис. — Должно быть, моего брата ты видел сразу после Совета.

Вул улыбнулся.

— Мне тогда было чуть больше двенадцати. В эту пору дети летателей уже готовятся к вступлению в Возраст, мысленно примеряют крылья. Я же, конечно, не мог и мечтать об этом. Но тут на моем родном острове появился твой брат, и из его песен мы впервые узнали о тебе, о Совете, об академиях. Через несколько месяцев открылся «Воздушный Дом», и одним из первых его студентов стал я. Признаюсь, тогда я боготворил тебя.

— И что же случилось потом?

Вул, повернувшись на стуле, протянул руки к огню.

— Я вырос и расстался с детскими иллюзиями. Ведь я всерьез считал, что ты подарила небо всем, кто о нем мечтает. Боже, до чего я был тогда наивен.

Он вновь повернулся, и под пристальным взглядом его темных глаз Марис почувствовала себя неуютно.

— Я думал, что мы похожи, — продолжал Вул. — Думал, что ты намерена покончить с давно прогнившими законами летателей, но понял, что ты хотела лишь стать равной им — такой же независимой, богатой, свободной. Ведь тебе нравятся пирушки летателей на Эйри, нравится смотреть сверху вниз на копающихся в грязи бескрылых. Ты получаешь наслаждение от того, что я всей душой презираю.

С минуту помолчав, Вул добавил:

— И самое забавное, что как бы ты ни старалась, тебе не стать летателем. Как не стать им мне, Релле, Деймону или любому другому бескрылому.

— Но я — летатель, — уверенно заявила Марис.

— Летатели позволяют тебе так думать, потому что ты лезешь из кожи вон, чтобы только походить на них. Но и тебе, и мне прекрасно известно, что они не доверяют тебе полностью, не относятся к тебе как к равной. Нравится тебе или нет, но ты — первая из Однокрылых.

Марис поднялась с кресла. Слова Вула вывели ее из равновесия, но затевать ссору в присутствии Реллы ей не хотелось. Собрав волю в кулак, она заговорила почти спокойно:

— Ты не прав, Вул. И мне тебя жаль. Ты ненавидишь и летателей, и бескрылых. Презираешь всех и каждого. И мне ни к чему ни твое уважение, ни твоя признательность. Ты отвергаешь не только привилегии летателей, но и тяжкий груз их ответственности. Ты — самовлюбленный эгоист. Если бы не данное Сине слово, я бы ни за что не стала заниматься с тобой. Спокойной ночи.

Марис вышла из комнаты. Вул не двинулся с места и не окликнул ее. Как только дверь за спиной Марис закрылась, она услышала обращенный к Релле голос:

— Ну, что я говорил?

Этой ночью Марис вновь вела борьбу и проснулась, запутавшись в простыне, вся в горячем поту. Новый кошмар был ужаснее прежних. Застигнутая штилем врасплох, она падала, падала, падала, а вокруг парили серебрянокрылые летатели, безмолвно взирая на нее, и ни один не пришел на помощь.