Прощание с кошмаром - Татьяна Степанова

— Да. Это все.

— Хочешь музыку послушать?

— Да…

— Ты что застрял тут? Ты куда шел? Тебе два раза повторять?

Лекс поморщилась: нашего мистера Рочестера, павлина ненаглядного принесло! И чего он орет? Она, прислонясь к стене, наблюдала, как Егор Дивиторский толкнул Женьку в загривок по направлению к ванной.

— Что ты на него все время кричишь? — спросила она недовольно. — Иван кричит, ты…

Егор на нее даже не взглянул: тоже, заступница.

— В холодильнике что-нибудь нам найдется? — буркнул он. — Пицца, мясо, салат?

— У нас всегда что-нибудь да найдется. Пойти разогреть?

— Я сам… Спасибо. Это.., я хотел тебе сказать… Иван уехал — срочно позвонили, дела.

— Там на факсе вам сообщение — из Вены, что ли… И почта пришла, счета за телефон…

— Я позже с ними разберусь. — Егор выдавил из себя бледную улыбку и даже снизошел, чтобы потрепать девчонку по плечу. Кожа была влажной и липкой — он украдкой вытер руки о брюки. — Ты, Александрина, не волнуйся насчет Ваньки. Вернется, никуда не денется.

— Я и не волнуюсь. — Она снова надела наушники, словно отгородилась от всего, и, цепляясь рукой за стену, лениво побрела по коридору в гостиную — на любимое кресло.

Дивиторскому казалось, что она переваливается на ходу, как раскормленная утка. Для пятнадцатилетней нимфетки, на его придирчивый вкус, у этой малолетней сучонки был чересчур увесистый зад. Ну и вкус у Белогурова. Одна радость, что молодая — свежачок…

А Лекс, надорвав очередной (шестой по счету за этот день) пакетик картофельных чипсов, отрешенно слушала музыку. Это был саунд-трек из «От заката до рассвета». Она жевала чипсы, жевала, жевала… Ей неудержимо хотелось плакать.

Белогуров вернулся домой только на закате.

— Попозже не мог явиться? — прошипел Егор, встречая его в холле. — Девка ко мне как пластырь липнет: где ты да где ты.

— Отстань, — Белогуров направился наверх в спальню, — я с ней сам разберусь. Что.., получилось что-нибудь у Чучельника?

— Получилось… Вроде бы…

— Душно. Включи кондиционер, — Белогуров старался не смотреть на Дивиторского. — Отдохну немного и.., поедем, да?

— К ночи ближе поедем. Я Лекс сказал, что мы приглашены. Ну, в общем, на мальчишник, без сопливых дам. В клуб. Так что одевайся соответственно. В маскарад в собственном доме рядиться приходится!

— Она где?

— Как всегда — возле холодильника, — хмыкнул Егор. — Молотит как мельница, скоро в двери не будет пролезать твоя Лолита.

— Оставь ее в покое. Заткнись!

На звуки ссоры из гостиной, где грохотал и стрелял телевизор, выглянул Женька. Он жевал кусок пиццы, обильно сдобренный кетчупом. Белогуров только вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего вечера. Но чувства голода не ощущал — только тошноту и жажду.

— Привет, — Женька выжидательно, как ящерица, уставился на «хозяина дома». — Ты вернулся. А мы старались. И ничего не испортили.

Белогуров быстро прошел к себе. Вид жующего с таким аппетитом Чучельника был ему сейчас мерзок до дрожи. Он принял душ, включил в спальне кондиционер на полную мощность. Духота сводила с ума. Раздвинул шторы.

Солнце садилось в тучи. В Гранатовом переулке, залитом багровым светом, стояла мертвая тишина. Замоскворечье, как и весь деловой центр, с вечера пятницы и на все выходные вымирает. Из дома вышел Егор, сел в белогуровскую «Хонду» — поехал на заправку. Ведь ночью им предстояла особая поездка. Белогуров дернул за шнур, задвигая шторы. Потом рухнул на кровать. Он все ждал, что в спальню поднимется Лекс. Но она так и не пришла.

В половине одиннадцатого он проснулся, словно от толчка, и начал лихорадочно собираться. Из-за глупого вранья Дивиторского насчет набега на ночной клубешник пришлось надевать костюм и галстук. Белогуров смотрел на себя в зеркало и видел словно бы незнакомца — мрачного, элегантного, но до крайности неуверенного в себе. Это чертово переодевание напоминало фарс, черную комедию. Стоило ли так выряжаться, чтобы таскать на себе мешок с обезглавленным трупом? Белогуров при этой мысли подавился истерическим смешком — вот так и рехнешься тут… Когда он спустился, оказалось, что ничего еще не готово. Дивиторский, тоже при параде, цепко ухватил Белогурова за плечо.

— Пошли, вытащим эту дрянь, пока девка телик смотрит. Там с ней Женька. Потом я его в подвал запру — работы ему на всю ночь хватит.

— Он задохнется, — тихо сказал Белогуров, — когда включит все эти агрегаты…

— Потерпит, не маленький. Да мы быстро — туда и обратно. К двум, максимум к половине третьего, вернемся.

Труп китайца в пластиковом мешке, когда они вытаскивали его из подвала, показался Белогурову тяжелым, как гробовая плита. Странно, при жизни Пекин был легким, поджарым, подвижным — откуда же такая тяжесть в мертвом? Егор подогнал «Хонду» к самым дверям дома.

Белогуров отметил, что на этот раз «для вывоза бренных останков» Егор выбрал не те старые «Жигули», не свой «Форд», что приобрел в прошлом году, а эту белогуровскую красавицу-иномарку. Видимо, у него на то имелись причины.

По Москве ехали без приключений. Егор вел машину уверенно. Белогуров сидел сзади. Они оставили позади центр, «Сокол», «Войковскую», миновали мост через канал, и тут вдруг… Егор резко сбавил скорость. Впереди маячил огнями пост ГИБДД — возле него милиционеры в бронежилетах с автоматами да еще военный патруль. Один мент с жезлом стоял на обочине. Взмахнул. Белогурова прошиб холодный пот — им приказывают остановиться?! Но гаишник небрежно крутанул жезлом, показывая, чтобы они проезжали. Белогуров оглянулся: на мосту за ними почти не было машин: грузовик, иномарка, микроавтобус «Автолайн». Их тоже пропустили. А вот ползущим следом неказистым «Жигулям» с какими-то досками, притороченными на верхний багажник, было приказано съехать на обочину.

Егор плавно свернул с Ленинградского шоссе на какую-то улицу. Они очутились в Химках. Замелькали освещенные многоэтажки, магазины, потом потянулся темный парк. В открытое окно машины внезапно ударил сильный порыв ветра. Белогуров, измученный духотой, с наслаждением подставил ему лицо. Послышались глухие раскаты дальнего грома.

— Гроза идет. Наконец-то! Дождичка б сейчас хорошего. — Егор тоже прислушался. В небе вспыхнула зарница, еще одна…

Белогуров смотрел в окно: Егор направлялся к каналу.

Они остановились на темной, пустой проселочной дороге. Впереди тускло мерцали огоньки дальних домов. Деревенька, дачи? Небо над головой было черным, непроглядным — ни луны, ни звезд. Снова синим полыхнули одна за другой зарницы. Зарокотал гром, уже ближе. В воздухе снова установилось безветрие и странное безмолвие. Даже цикады затихли в траве. Потом в кронах деревьев зашумел ветер. И внезапно в той деревеньке или дачном поселке раздался многолосый тоскливый хор — во всех дворах лаяли и выли собаки.

— Что это? — Белогуров вздрогнул. — Чего они воют?

Егор сошел с дороги, что-то осматривая, высвечивая карманным фонариком.

— Не здесь. Проедем еще метров триста. Там, за яхт-клубом, спуск к воде полегче, — сказал он, тоже настороженно прислушиваясь к собачьему вою. Они проехали еще, остановились, вылезли и… Страшный порыв ветра, налетевшего вроде бы ниоткуда, едва не сшиб их с ног!

— Сейчас ливанет! — крикнул Егор. — Давай быстрее, шевелись! Вытаскиваем!

Мешок с трупом снова удивил Белогурова своей тяжестью.

— Груз я туда присобачил к нему, к ногам привязал секцию батареи, что после ремонта в подвале остались, — пояснил, задыхаясь, Егор, — не всплывет теперь. Берись с этой стороны. Поволокли!

И тут над самой их головой полыхнуло так, что они на миг ослепли. И гром — точно разрыв авиабомбы.

Они быстро, как могли при такой тяжести, начали спускаться к реке. Белогурова хлестнуло веткой по лицу. Егор что-то крикнул, обернувшись, но снова налетел ветер — ничего нельзя было понять. А затем — Белогурову показалось, что его отрывает от земли и поднимает на воздух невидимая сила., Он не мог дальше идти: впереди выросла огромная и упругая воздушная стена. Над их головами что-то затрещало, заскрипело — это деревья, росшие по склонам обрыва, гнулись от ветра дугой до земли.

Москва-река вздулась волнами. Что-то в ней кружилось волчком, металось из стороны в сторону — сорванная лодка, плот?

— Черт! В воду не сунешься! — кричал Егор, ветер залеплял ему рот. — Потащили дальше, тут метров через сто — карьер есть, промоина… Там вода. Неглубоко, но сойдет. Теперь больше ничего не остается!

Молнии сверкали так, что было больно глазам. Беспрестанные их вспышки разогнали ночной мрак. Над рекой, лесом, дальними полями царило мертвенное, пугающее своей яркостью грозовое сияние, словно на Венере, где не бывает ни дня, ни ночи. Справа, с треском ломая густой подлесок, рухнула старая береза — корни ее выбросили из земли целый фонтан комьев глины. Белогуров внезапно остановился. Взгляд его был устремлен в небо, ослеплен этими молниями, с треском рвущими небо над их головами…