Отцы-командиры Часть I - Юрий Мухин

Немцы бросили почти весь свой автомобильный транспорт, бронетранспортеры и танки из-за отсутствия бензина. Редко мы встречали по пути следования оставленные противником грузовики, оборудованные под штабные автобусы, иногда торчали в грязи повозки с павшими рядом лошадьми. Но впереди шли наши танки, их было немного, и непонятно, каким образом их снабжали горючим, так как даже гужевой транспорт порой не мог пройти. К тому же были взорваны или разрушены мосты через реки. Повозочные искали объезды или наплавные мосты, отставали в пути на несколько переходов. Только вездеходные «студебекеры» проходили со скоростью пешехода. Возможно, именно они подвозили горючее нашим танкам.

После войны в академии один танкист рассказывал мне о том, что из их танкового корпуса по тем дорогам к госгранице вышло всего три танка. Это были командирские машины командира корпуса, заместителя и начальника штаба, в ознаменование чего они все трое получили геройскую степень отличия. Было и такое... Прошли они еще и потому, что у немцев пехота отходила только с винтовками и автоматами и то далеко не у всех, о чем расскажу ниже.

Вспомню о моих боевых донесениях тех дней. Писал я их не каждый день, однако они сохранились в архиве. В них нет описаний боев, так как таковых у нас — пехоты — не  было. Первоначально путь наш пролегал в основном в южном направлении на железнодорожную станцию Христиновку, что северо-западнее Умани. После разгрома под Босовкой командир полка у нас был временный, а начальник штаба майор Ершов по собственной дурости попал в плен, о чем в главе «О дисциплине и разгильдяйстве». Нашего нового временного командира полка я почти не видел в штабе. Встречались на привалах. Я наносил ему на карту маршрут движения, и он порой пропускал колонну полковых подразделений и транспорта. Уже на первых переходах я доносил о том, что 7-го марта артиллерия и обозы отстали. Ночами еще были морозы, грунт замерзал и проходимость улучшалась, поэтому без всяких указаний свыше мы использовали ночи для переходов. В Рубаном Мосту проходили ночью, и я почувствовал под ногами какую-то гать из бревен, упал, споткнувшись, и в темноте ухватился за руку мертвеца. После узнал, что отходящие гитлеровцы якобы заполняли лужи мерзлыми телами наших воинов — то ли погибших в боях, то ли расстрелянных военнопленных.

8 марта сосредоточились в Антоновке. Тылы отстали, но полевые кухни догнали, и повара накормили нас горячей пищей. Более того, замполит капитан Мищенко объявил штабу и подразделениям о том, что в полку покажут кинофильм под крышей бывшего коровника, чтобы немцы не сбросили ночью бомбу по тому «кину». Представьте, что пришли почти все. Смотрели мы фронтовую передвижку, показавшую нам предвоенный кинофильм «Мы из Кронштадта». Так отметили мы женский праздник.

В городе Умань еще до революции были построены огромные бетонированные подземные хранилища для армейских складов. Мы оставляли их в 1941-м невзорванными, и немцы на протяжении оккупации использовали их в своих целях. Все склады были заполнены продовольствием для немецкой армии. Вывезти такое огромное количество они не успели, поэтому в поспешности взорвали перекрытие сводов, и продовольствие оказалось под бетонными плитами. После отхода немцев местные жители начали разбирать обрушенную арматуру и бетон и вытаскивать деликатесные продукты. Ринулись туда и обозники с  тыловиками. Наш штабной повозочный Аким Стрелец тоже поехал с Сеней и сумел откопать ящик с металлическими банками консервированного винограда и слив, коробку с плавлеными сырками, каких мы и не знали в то время в нашей державе. Был даже сыр в больших тюбиках, вроде зубной пасты, были тушенка и рыбные консервы. Только бутылки «шнапса» все под тяжестью бетона пропали безвозвратно.

Пару дней мы не прибегали кеде из походной кухни, пользуясь немецкими трофеями. Но всему приходит конец. Остались только мятые металлические банки с виноградом. Смыв с них грязь, Борис Евдокимов разложил их в вещевые мешки и взял в поход. Под городом Брацлавом остановились перед взорванным мостом. Вся пехота с пулеметами переходила по пешеходной кладке на металлических тросах. Аким поехал искать объезд на понтонных мостах, а мы продолжали путь дальше, питаясь теперь по «бабушкиному аттестату». На десерт открывали железную банку, но при пробитии в ней ножом отверстия она фонтанировала до потолка вследствие вмятости стенок. Научились быстро переворачивать банку над миской и таким образом спасать компот.

Вот как обычно бывало в этом походе. Приходим в село, где нас уже поджидает офицер связи лейтенант Медведев с приказом на последующий марш по дороге на запад. Мы не ели, мы не спали. Бросаемся на лавки в хате и засыпаем голодные сидя. Проснувшись, я, исполняющий в то время обязанности и начальника штаба полка и ПНШ-1, читаю приказ, по которому мы уже должны быть на 15–20 километров впереди... В животе урчит от пустоты. И вот — чудо! Хозяйка вынимает из печки большой чугунок картофеля в «мундире», ставит на стол большую чашку или таз с квашеной капустой и приглашает служивых к столу, извиняясь, что «хлиба нэма, бо герман забрав». Мы благодарим и за эту еду. Кто-нибудь втихаря сунет ей старые портянки или грязную нижнюю рубаху, а то и несколько ассигнаций советских денег, от которых они отвыкли. И идем дальше.

Процитирую свои боевые донесения:

«12 марта. Орадовка. Получаем пополнение на ходу: пять офицеров и 54 солдата и сержанта. В полк прибыл новый начальник шта6а  майор Никифоров».

Я рад, что избавлен от двух обязанностей, но это было совсем не так, как я предполагал. Майор совершенно не вмешивался в дела штаба, спокойно ехал на повозке или верховой лошади, подписывал боевое донесение. Но не мешал мне ни в чем, тем более не бранился и не срывал зло. Скорее всего, он был мало компетентен в своих обязанностях.

17 марта ночью прошли Михайловку, Тарасовку и к 10 часам сосредоточились в городе Гайсин Винницкой области. Отстали: 120-мм минометная батарея и 76-я полковая артиллерийская батарея, а также тылы полка. Не знал тогда наш офицер связи полка лейтенант Медведев Н. Ф., что ему придется завершать послевоенную службу «под занавес» здесь, уже подполковником, военным комиссаром. Да еще под началом винницкого облвоенкома, героя-полковника Кузминова М. Я. А когда узнал от меня о том, что является «освободителем» города, то поделился этой новостью со своим сватом — первым секретарем райкома. Последний по-родственному, «по блату», произвел его в «Почетного гражданина» этого населенного пункта. Мне этот город запомнился тем, что в каждом доме было по несколько мешков сахара, так как при немцах работали сахарный и спиртовой заводы и жители после отхода оккупантов все запасы растащили по домам. Был у людей и спирт, который они разобрали с завода до нашего прихода.

На следующий день проходим Марьяновку, Кунку и сосредотачиваемся в Крапивке. В этот день прибыл новый командир полка подполковник Бутько Федор Павлович. Узнав о том, что начальник штаба полка только назначен, он не проявил к нему ни малейшего интереса и стал во всем полагаться только на меня. Он приказал, чтобы я все время ехал вместе с ним на верховой лошади. Она мне не была положена по штату, и он приказал брать из взвода конной разведки. По дороге он расспрашивал меня о командирах батальонов, рот, об офицерах штаба. Чувствуя мою компетентность в делах полка, все более и более полагался на мое мнение и советы, которые я предлагал на марше.

Потом он как-то незаметно рассказал о том, что долго возглавлял армейские курсы младших лейтенантов, где ни чинов, ни орденов не дают, а впереди уже и госграница.  

Фронтового опыта он не имел и, похоже, очень рассчитывал на меня и мой опыт. Он замечал, насколько быстро и правильно я ориентируюсь по карте на местности, дорогах и в крупных населенных пунктах. И убеждался, насколько беспомощны в этом деле командиры батальонов, их начальники штабов и командиры рот, которые, не доверяя картам и себе, брали от села до следующего села «языка-проводника». Я тогда даже не понимал, как можно из этого своего умения извлечь хоть какую-то выгоду для себя. Просто делал все, что умел, и старался не вызывать гнев начальства, как это происходило при Бунтине и Ершове.

На первом из привалов комполка посадил меня за один с собой стол за обедом. Мы разделись, и я впервые увидел на его гимнастерке только один орден Красной Звезды. Да и у меня самого тоже сиротливо красовался только один орден Отечественной войны 2-й степени. «Что же тебя так мало жаловали за боевые дела?» — спросил он. И я ответил, что это не от меня зависело, а в большей мере от начальника штаба и командира полка. «Более того, — сказал я, — я уже два года хожу старшим лейтенантом, хотя моя должность майорская». «Что за причина?» — спросил он. «Никаких за собой причин не знаю, просто старое начальство не интересовалось, а я не напоминал». «Безобразие, — сказал он. — На первой же остановке немедленно доложить мне на подпись представление на воинское звание «капитан».