День, когда пала ночь - Саманта Шеннон

При ней был эрсирский охотничий клинок, – помнится, я еще подумал, что молода она носить такое оружие. Но та была одна, без мужчины.

Тунува с лихвой заплатила ему за наполненную водой дорожную флягу. Эсбар вернулась с хлебом и мисками тушеного горошка.

– Одна из девушек вчера здесь проходила, – сообщила Тунува. – Зеленый плащ с золотой застежкой и меч. Надо ехать дальше.

Эсбар передала ей ломоть хлеба.

– Стало быть, они разделились.

– Похоже на то.

Поев, они выехали из лагеря в тихую ночь. Дорога на милю вперед была усыпана осколками выброшенных проезжими глиняных мисок.

К утру перед ними встали ворота по другую сторону Хармарского прохода – меньше первых, деревянные.

– Добро пожаловать в земли Добродетелей, – на ломаном эрсирском приветствовал их стражник; он носил герб Ваттена. – Да направит Святой ваш путь.

– И твой тоже, – на эрсирском ответила Тунува.

Эсбар только вздернула подбородок.

За воротами им открылся Ментендон.

Тунува за всю жизнь лишь раз бывала так далеко на севере. По краям пыльной дороги поднималась скудная бурая трава. С запада от нее продолжался Дымный хребет.

– Добродетели, – прищурилась Эсбар. – Здесь мы – язычницы и нарушительницы закона, Тува.

– Тогда постараемся не задерживаться. – Тунува крепче ухватила поводья. – Места, где поклоняются Обманщику, не для меня.

– Согласна. Хотя не у всех здесь был выбор, – вздохнула Эсбар. – Итак, на соляной тракт. Но если я услышу, как оскорбляют Мать, я за себя не ручаюсь.

19

Запад

Соляной тракт лепился к Дымному хребту. Они, сколько могли, ехали ночами. Чем дальше на север, тем холодней становился воздух. Днем они спали, укрывшись от лишних глаз среди темных валунов или в дубовых рощах.

Оставшись без шедших по запаху ихневмонов, они положились на здравый смысл. Соляной тракт – самый короткий путь до Садирра, так что Сию, скорей всего, выбрала его. На четвертый день они ради покупки припасов и горячего ужина остановились в Свартале, где ментцы добывали редкую черную соль.

Некогда Ментендон, как бы широко ни распространилась его древняя религия, представлял собой мозаику верований и обычаев. До Зимнего потопа здесь находили последователей все веры мира. Шесть Добродетелей пришли сюда не меньше века назад, особенно в западные края, где сильнее ощущалось влияние Искалина, – но только недавно закон объявил их единственно праведной верой. За другие грозило жестокое наказание.

В прошлом свартальская винарня радушно принимала садовников, певцов горы, зеркальщиков. Теперь они застали здесь лишь одного пьяного священника. Эсбар неодобрительно его разглядывала поверх чаши яблочного вина.

– Не смотри так! – шепнула ей Тунува.

– А почему? – так же тихо ответила Эсбар. – С какой стати мне бояться мертвого рыцаря?

– Захотелось на костер?

– Сторожки всегда при мне. Это было бы даже забавно, – протянула Эсбар. – Вот он завизжит, увидев, что огонь меня не берет.

Тунува отошла расплатиться.

Лагерем они стали у подножия холмов. В просвет между валунами Тунува следила за потянувшимся к восходу на север обозом. Везли бревна. Трое всадников, в кожаной одежде, в кольчугах, с примасленными на хротский манер волосами, громко распоряжались на ментском.

– Это, должно быть, соляные воины, – заметила Тунува. – Неужели весь этот лес везут в самый Хрот?

– Железная сосна. Я слыхала, свою они начисто свели, – проворчала Эсбар и перевернулась, подложив под голову скатанный плащ. – Отдохнула бы ты, Тунува.

Та легла рядом.

– А что, если Сию не захочет вернуться?

– Хочет не хочет, а вернется.

– Обитель – не клетка. – Тунува взглянула на подругу. – Или клетка?

– Будь она клеткой, нас с тобой бы здесь не было, – устало отозвалась Эсбар. – Мы – тайна Матери. А значит, должны защищать сестер даже от них самих.

– А если Сию больше не хочет быть тайной?

– Разве ей одной приходится в жизни заниматься не тем и быть не той, кем хотелось бы? – Эсбар протяжно выдохнула через нос. – Будь она постарше, я бы ее, может, и послушала. Но она еще не понимает, что именно выбрала.

Под конец ее речи земля вздрогнула. Эсбар поднялась рывком – сна ни в одном глазу. Тунува смотрела на горы. Камни стали горячее.

– Пожалуй, лучше нам двигаться дальше, – сказала она. – Ты выдержишь?

Эсбар выглядела изнуренной, однако кивнула. Они снова сели в седла.

Дальше ехали без остановок. Впервые пошел дождь – холодный, проливной. Тунува запрокинула голову, с наслаждением подставляя каплям лицо. Наконец блистающие лучи заката высветили на равнине, к востоку от дорожной полосы, очертания руин. Несколько провалившихся куполов, ряд укороченных, как оплавленные свечи, колонн, обломок арки с высоким строгим сводом, лик забытого бога… Тунува придержала коня, озирая Погребенный город.

Гултага. Кода-то она была сияющим котлом знания и торговли: город тайн, чудес и ужасов, грозивший вырасти со временем в жестокую и алчную империю. Теперь она лежала каменными обломками, дожидаясь, когда время сотрет их в пыль и развеет все, кроме воспоминаний.

Тунува с Эсбар одновременно подняли взгляды, разом замолчали. Над ними вставали страшные кручи горы Ужаса. Одиннадцать тысяч футов камня, облитого черным стеклом в день ее единственного извержения – в день, когда родился Безымянный.

Искалин испокон веков почитал любые горы, ментцы же страшились одной только этой. Они видели в ней логово подземного бога, Кузнеца Мира и врага Небесного Кузнеца. Задабривая его, они приносили дары на ее склоны, жертвовали людей кипящим потокам… Впрочем, Тунува подозревала, что последнее – ложь, подхваченная Ваттеном, чтобы оправдать насильственное внедрение новой веры.

За свои пятьдесят лет она не видела ничего более пугающего, чем эта гора. Каждая сестра после воспламенения отправлялась взглянуть на нее – вспомнить, над чем одержала победу Мать, и понять небывалую высоту ее отваги. Она в одиночку встала против злобного исчадия этой горы.

Руины в изобилии сохранили память убийств: кости тысячи людей, столетия назад вплавленных в землю. Когда-то на плодородных почвах вокруг огненной горы росли хлеба, вызревали лучшие виноградные лозы, теперь же никто не дерзал возделывать эти земли. Ведь дерзость и сгубила гултагцев. Их блестящий город раздразнил гору, и гора Ужаса ответила, испепелив его великолепие.

Тунува кинула взгляд за печальные руины и… на фигуру, стоящую на высоком обломке колонны. Они с Эсбар пришпорили лошадей, свернули с соляного тракта под уклон, к скелету Гултаги. Вблизи фигура оказалась завернувшейся в зеленый плащ девушкой, не сводившей глаз с горы.

– Елени Янудин! – вскипела Эсбар. – Веселую гонку ты нам задала. Слезай сейчас же!

– Эсбар, Тува! – Елени спрыгнула с колонны, ее лицо блестело от слез. – Вы пришли. Я так и надеялась, что меня догоните вы.

– Сию тоже здесь? – крикнула ей Тунува.

– Нет.

– Ты, маленькая дуреха! – Эсбар уже сошла с лошади. – Тебе еще повезло, что я пока не настоятельница. Не то бы…

Елени захлебнулась рыданиями:

– Простите меня, сестры, пожалуйста! Сию разрешила мне поехать с ними в Хрот. Мне хотелось посмотреть, как там сияет небо, – хоть разок увидеть! Она велела мне скакать без остановки до самого Садирра, но я увидела гору Ужаса… –