Бюст Бернини - Йен Пирс

— Прекрасно, просто замечательно, — пробормотал он. — Просто дайте мне одну минуту.

Опираясь о стол, он медленно и неуверенно опустился на табуретку.

— Вы неважно выглядите, — заметил Аргайл. Морелли поднял голову, вскрикнул и опустился на колени. Флавия с Аргайлом вскочили и в ужасе уставились на него.

— Думаю, это зуб, — предположила Флавия, прислушиваясь к невнятному бормотанию Морелли. — Болит, да?

В ответ снова бормотание, на сей раз более долгое.

— Говорит, что прежде ничего подобного не было.

— Острая боль, словно в тебя вонзают раскаленную на огне булавку?

Морелли закивал, давая понять, что описано точно.

— Абсцесс, — заявил Аргайл. — Страшно неприятная штука. Возникает, как гром среди ясного неба. Однажды у меня тоже был. Чертовски больно, прямо сил нет. Неплохо было бы сделать укол или удалить нерв. Их выдергивают маленькой такой проволочкой с крючком на конце.

Морелли издал болезненный крик и начал раскачиваться из стороны в сторону. Флавия посоветовала Аргайлу не вдаваться в подробности, а потом спросила, что же им все-таки теперь делать?

— Думаю, ему нужен зубной врач.

— Но мы же преследуем убийцу. Прикажешь остановиться и ехать к этому чертову дантисту?

— Тогда ему нужны обезболивающие. Сильные и много. На некоторое время боль утихнет. Конечно, он будет немного заторможен…

Морелли снова забормотал что-то. Они прислушались, несколько слов удалось разобрать. Он сказал, что у него в машине есть аптечка, всегда иметь ее под рукой предписывает управление полиции. И в ней полно обезболивающих.

— Ну, тогда все очень просто, — сказала Флавия. — Пойду и принесу ему аптечку.

— Тебе нельзя выходить одной.

— Но ведь и оставить его здесь мы тоже не можем. А ему уходить нельзя.

— Тогда бери его с собой.

— И оставить тебя здесь? Одного? Нет, об этом даже речи быть не может!

— Но не пойдем же мы все вместе, как на парад. Для чего тогда устроена засада?

Флавия колебалась.

— Смотри, все очень просто, — продолжал убеждать ее Аргайл. — Выйдешь через заднюю дверь, подведешь его к машине, оставишь там и сразу же вернешься. А я буду здесь, и если случится какая-нибудь неприятность, вылечу из двери, как молния, никто и опомниться не успеет. Поверь мне, я справлюсь. Да и отсутствовать вы будете всего несколько минут.

Убедить Флавию не удалось, однако она понимала, что другого выхода у них просто нет. Из компетентного и надежного полицейского Морелли превратился в дрожащую и ноющую развалину, издававшую звериные, а не человеческие звуки. Он страшно шумел, а для проведения операции это нежелательно.

— Ладно. Но только помни: никакой самодеятельности!

— Не беспокойся, все будет хорошо. Идите же. Нельзя торчать тут весь вечер и вести бессмысленные споры.

Вдвоем они помогли Морелли подняться и поволокли его к задней двери. Похоже, ему немного полегчало, первый болевой шок прошел. Теперь боль превратилась в сильное и неотвязное страдание, с которым ему кое-как удавалось справляться, до тех пор, разумеется, пока от него не потребуются какие-нибудь решительные действия.

— Не открывай дверь, пока я не вернусь, — выходя, шепнула Аргайлу Флавия.

— Не буду, — пообещал он.

Проявить храбрость это, конечно, прекрасно, думал Аргайл через несколько минут. Но вот мудро ли? Если уж быть честным перед собой до конца, он присутствовал здесь лишь для того, чтобы произвести впечатление на Флавию. И потом, где та тонкая грань между храбростью и дурацкой самонадеянностью? Вот если бы, к примеру, Морелли оставил ему оружие, тогда другое дело. Аргайл не знал, как с ним обращаться, но думал, что при необходимости все же сумеет выстрелить.

Вся штука в том, тут же напомнил он себе, что Морелли не оставил оружия. И он, Аргайл, ничего не сделает, если что-нибудь произойдет. Особенно если учесть, что одна нога у него в гипсе.

Оставаться здесь и дальше одному значило нарываться на неприятности, думал Аргайл, направляясь к двери.

Дверь отворилась легко, точнее, даже прежде, чем он взялся за ручку. Едва Аргайл потянулся к этой ручке, как кто-то ухватился за нее с другой стороны. И только он успел повернуть ее, как кто-то сделал то же самое с другой стороны; и не успел Аргайл, находящийся внутри, потянуть ручку к себе, как тот, другой, снаружи, толчком распахнул дверь.

Оба были в равной степени удивлены и застыли на пороге, молча взирая друг на друга.

Аргайл очнулся первым. Сыграло свою роль полученное в детстве воспитание. С младых ногтей ему внушали, что люди должны быть вежливы и гостеприимны.

— О, привет. Вот так сюрприз! Входи, пожалуйста. Будь как дома.

А как еще прикажете разговаривать со своим убийцей?

Несмотря на первый и главный закон подлости в полицейской работе, все могло бы пойти по плану, не припаркуй Морелли свою машину на другой улице. Дома в этом районе стояли тесно; у многих людей было больше машин, чем места, где их поставить. Проблема общая: в Риме творилось то же самое, если не хуже. Морелли удалось найти площадку для своего большого автомобиля лишь в нескольких кварталах от дома Стритера, и чтобы до него добраться, понадобилось несколько минут. Открыв дверцу, он плюхнулся на переднее сиденье, а Флавия принялась шарить в бардачке.

— Все же я волнуюсь, что мы оставили Джонатана одного, — сказала она, уронив пакетик с пластырями на пол. — Он может захотеть заварить себе чай, и его ударит током. Джонатан часто попадает в разного рода неприятности. Вот это подойдет?

Она поднесла к лицу Морелли ампулу. Тот взглянул и отрицательно покачал головой. Бесполезно. Все равно, что использовать игрушечное духовое ружье для стрельбы с боевого корабля.

Она принялась рыться снова.

— Вечно с ним всякие истерии случаются. То авария, то что-нибудь еще. Даже дорогу не может перейти нормально, чтобы не угодить под темно-красный грузовик. А вот это?

— Тоже без толку, — произнес Морелли. — Что это значит, темно-красный грузовик? От кого вы слышали?

— Он сам сказал. А разве вам он не говорил? Тогда вот это точно подойдет. — Флавия с садистским блеском в глазах показала ему маленький шприц. — Пожалуй, даже слишком сильнодействующее, но в вашем случае, думаю, в самый раз.

— Только не цвет, — продолжил Морелли. — Никто не упоминал о цвете. Никогда. Даже мне.

— Ну и что?

— Да то, — ответил он, стараясь говорить медленнее, чтобы речь звучала разборчиво, — что за нами сюда некоторое время ехал темно-красный грузовик. Он припарковался на соседней улице.

Флавия тупо смотрела на детектива, не выпуская шприца из рук.

— О Господи! — пробормотала она.

— Если вы посмотрите его регистрационный номер, а потом дадите мне вон ту папку, что на заднем сиденье, я сообщу, на чье имя он зарегистрирован, и тогда…

Но Флавия не стала ждать деталей. Вложила шприц в руку Морелли, отвернула полу его пиджака и схватила револьвер. А затем распахнула дверцу.

— Подождите меня! — крикнул он ей вслед.

— Нет времени, — ответила она.

И помчалась, как ветер, словно от этого зависела ее жизнь. Но на самом деле от этого зависела жизнь Аргайла, и Флавия бежала к дому, срезая углы, перепрыгивая через живые изгороди, спотыкаясь о поливочные шланги, топча цветочные клумбы, стараясь выиграть время, хотя бы секунду, чтобы поскорее быть рядом с Аргайлом.

Как он может защититься, постоять за себя? Никак. Оружия при нем нет, одна нога в гипсе, к тому же Аргайл не привык решать вопросы силой.

Профессионал, наверное, предпочел бы более осторожный подход. Рекогносцировку, как говорят военные. Тихо подкрасться, заглянуть в окно, посмотреть, что там происходит, определить цель, а уж потом думать, как лучше атаковать. Порой секунда сосредоточенного промедления спасает жизни.

Но Флавией управлял инстинкт, и она уж определенно бы отвергла совет профессионала, если бы таковой оказался под боком. Она мчалась напролом, к задней двери дома Стритера. И вместо осторожной рекогносцировки что есть силы ударила в дверь плечом, и та распахнулась.

Вместо вдумчивой и терпеливой оценки ситуации и определения цели Флавия рухнула на колени, сжимая револьвер обеими руками и целясь в человеческую фигуру, застывшую над распростертым на полу телом.

— А ну отойди от него! — пронзительно взвизгнула она.

И спустила курок.

— Все, что я могу сказать, — пробормотал Аргайл, постепенно избавляясь от страха, — так это возблагодарить Бога за изобретение предохранителей. Ты едва не убила меня, перепугала до смерти!

Когда Флавия появилась, он был очень доволен собой. Но этот крик и револьвер — в особенности револьвер, с длинным стволом и нацеленный прямо на него — сильно подпортили настроение. Аргайл метнулся в сторону и больно стукнулся локтем о край стола. Как раз в самом болезненном месте, где торчит остренькая косточка. Прямо слезы на глазах выступили, до того было больно.