Город священного огня (др. перевод) (ЛП) - Кассандра Клэр

– Где Брат Захария? – спросил Джейс.

– Я прямо здесь, – тихий голос, мягкий, слегка высоковатый, как пианино, на котором давно не играли. Фигура развернулась к нему лицом. Джейс поймал себя на том, что рассматривает парня лишь на пару лет старше его. Темные волосы, резкие черты лица, глаза, которые казались молодыми и старыми одновременно. Руны Братьев были на его высоких скулах, и пока парень разворачивался, Джейс увидел выцветшую руну на его шее.

Парабатай. Как он. И Джейс прекрасно знал, что выцветшая руна означает погибель его парабатая. Он почувствовал, что его симпатия к Брату Захарии лишь усилилась, когда он представил себя без Алека, лишь с выцветшей руной, напоминающей ему о том, что однажды он был связан с кем-то, кто знал лучшие и худшие стороны его души.

– Джейс Эрондейл, – сказал парень. – Еще один Эрондейл принесший мне свободу. Я должен был это предвидеть.

– Я не… Это… – Джейс был слишком ошеломлен, чтобы придумать что-нибудь умное в ответ. – Это невозможно. Став однажды Безмолвным Братом ты не можешь измениться. Ты… я не понимаю.

Парень – Захария, предположил Джейс, который больше не был Братом – улыбнулся. Это была уязвимая, мягкая и добрая улыбка.

– Я тоже не до конца понимаю все это, – сказал он. – Но я никогда не был обычным Безмолвным Братом. Я был рожден под влиянием темной магии. У меня не было другого способа спастись, – он посмотрел на свои руки, руки молодого человека, его руки были гладкими, какими могут быть только руки редкого сумеречного охотника. Братья могли сражаться как воины, но редко делали это. – Я оставил все, что знал и любил. Ну, не совсем оставил, но воздвигнул стеклянную стену между мной и прежней жизнью. Я мог видеть ее, но не мог прикоснуться, не мог быть частью этого. Я начал забывать, каково быть обычным смертным.

– Мы не обычные смертные.

Захария поднял взгляд.

– Ох, мы убеждаем себя в этом, – сказал он. – Но я долгое время изучал сумеречных охотников, почти целое столетие. Позволь заметить, что мы более человечны чем сами люди. Когда наши сердца разбиваются, то они превращаются в осколки, которые трудно снова собрать вместе. Я иногда завидую стойкости примитивных.

– Почти сто лет? Вы мне тоже кажетесь довольно… устойчивым.

– Я думал, что буду Безмолвным Братом вечность. Мы… они не умирают, ты ведь знаешь. Они исчезают спустя долгие годы. Перестают говорить, двигаться. В конце концов, их хоронят заживо. Мне казалось это моя судьба. Но когда я коснулся тебя рукой, на которой остались руны, я впитал в себя небесный огонь. Он выжег тьму из моей крови. Я снова стал человеком, которым был до того, как дал обет. Я стал тем, кем хотел всегда быть.

Голос Джейса стал хриплым.

– Это больно?

Захария выглядел озадаченным.

– Прости?

– Когда Клэри пронзила меня Блистательным, это было… агонией. Мне казалось, что мои кости превратились в пепел внутри меня. Я все еще думал так, когда очнулся… я продолжал думать о боли, и насколько было тебе больно, когда ты коснулся меня.

Захария удивленно взглянул на него.

– Ты думал обо мне? О том, было ли мне больно?

– Конечно, – Джейс мог видеть их отражения в окне позади Захарии. Захария был с ним одного роста, но худее, и с его темными волосами и бледной кожей он был полной противоположностью Джейса.

– Эрондейлы, – голос Захарии был глухим, чем-то между смехом и горечью. – Я почти забыл. Ни одна из семей не умеет любить так сильно, или чувствовать такую сильную вину. Не переноси тяжесть всего мира на себя, Джейс. Это слишком тяжело даже для Эрондейла.

– Я не святой, – сказал Джейс. – Может я заслужил такую ношу.

Захария покачал головой.

– Знаешь стих из Библии: «Menemenetekelupharsin»?

– «Ты взвешен на весах и найден очень легким». Я знаю это. Надпись на Стене.

– Египтяне верили, что у врат смерти их сердца взвешивали на весах, и если они были тяжелее перышка, то их отправляли в ад. Небесный огонь взвесил твое сердце, как на весах египтян. Если бы в нас было больше зла, чем добра, он бы уничтожил нас. Разница между нами в том, что огонь лишь задел меня, в то время как он вошел в твое сердце. Он все еще в тебе, большое бремя и великий дар.

– Но все, что я пытался сделать, это избавиться от него…

– У тебя не выйдет это, – голос Брата Захарии стал очень серьезным. – Это не проклятье, от которого стоит избавиться. Это оружие, которое тебе вверили. Ты небесный клинок. Убедись, что ты достоин этого.

– Ты говоришь как Алек, – сказал Джейс. – Он всегда говорит об ответственности и достоинстве.

– Алек. Твой парабатай. Сын Лайтвудов?

– Ты… – Джейс указал на шею Захарии. – Ты тоже был парабатаем. Но твоя руна выцвела.

Захария опустил взгляд.

– Он уже мертв, – ответил он. – Я… Когда он умер, я… – он разочарованно покачал головой. – В течении долгих лет я говорил только с самим собой, хотя ты слышал мои мысли как слова, – сказал он. – Мне сейчас трудно находить слова, я как будто заново учусь говорить, – он поднял голову, чтобы взглянуть на Джейса. – Цени своего парабатая, – продолжил он. – Это драгоценная связь. Всякая любовь это ценность. Вот почему мы делаем то, что делаем. Почему мы сражаемся с демонами? Почему они не владеют этим миром? Что делает нас лучше? Все это, потому что они разрушают, а не создают. Они не любят, а лишь ненавидят. Мы люди и склонны ошибаться, мы сумеречные охотники. Но если бы мы не умели любить, то мы не смогли бы охранять людей; мы должны любить их, чтобы беречь. Мой парабатай, он мог любить как никто другой, всем сердцем и душой. Я вижу, что ты такой же, и это горит в тебе ярче, чем небесный огонь.

Брат Захария очень пристально смотрел на Джейса, как будто пытаясь заглянуть внутрь него.

– Мне жаль, – тихо сказал Джейс, – что ты потерял своего парабатая. Есть тот, к кому ты можешь пойти?

Уголок губ парня дернулся.

– Есть одна. Она всегда была домом для меня. Но не так скоро. Я должен остаться здесь ненадолго.

– Чтобы сражаться?

– Чтобы любить и скорбеть. Когда я был Безмолвным Братом, моя любовь и потери поблекли, как музыка, что слышна издалека, четкая, но приглушенная. Теперь… теперь это все вернулось ко мне в мгновенье. Это давит на меня. Я должен стать сильнее, прежде чем увижу ее, – его улыбка была задумчивой. – Тебе когда-нибудь казалось, что твое сердце настолько переполнено эмоциями, что вот-вот лопнет?

Джейс подумал об Алеке, раненом в колено; Максе, спокойном и белом на полу зала договоренностей; он подумал о Валентине, обнимающем Джейса, пока его кровь пропитывала песок под ними. И, наконец, он подумал о Клэри: ее храбрости, которая хранила его в безопасности, ее острый ум, который держал его в здравом уме, о силе ее любви.

– Если оружие ломается и его починят, то оно может быть сильнее в залатанных местах, – сказал Джейс. – Возможно с сердцем также.

Брат Захария, который теперь был просто парнем, как и Джейс, немного грустно улыбнулся ему.

– Я надеюсь, что ты прав.

– Я не могу поверить, что Джордан мертв, – сказала Клэри. – Я только недавно видела его. Он сидел на стене Института, когда мы проходили сквозь портал.

Она шла рядом с Саймоном вдоль одного канала, направляясь к центру города. Башни демонов возвышались над городом, их блеск отражался в воде.

Саймон покосился на Клэри. Он продолжал думать о том, как она выглядела в прошлую ночь, посиневшей и обессиленной, почти без сознания, ее одежда была разорвана и окровавлена. Она снова выглядела как обычно, ее щеки порозовели, руки в карманах, рукоять меча выглядывала из-за пояса.

– Я тоже, – сказал он.

Глаза Клэри блестели, а взгляд был отстраненным. Саймону стало интересно, что она вспоминала. Как Джордан учил Джейса контролировать эмоции в парке? Джордана в квартире Магнуса, расспрашивающего о пентаграмме? Первый раз, когда они встретили Джордана, нырнувшего под дверь гаража для прослушивания в группу Саймона? Джордана, сидящего на диване в его с Саймоном квартире и играющего в Xbox с Джейсом? Джордана, говорящего Саймону, что его послали защищать его?

Саймон чувствовал пустоту внутри. Ночью он постоянно просыпался из-за кошмаров, в которых Джордан появлялся и стоял, молча смотря на него. Карие глаза умоляли Саймона помочь ему, спасти, пока чернила на его руках текли подобно крови.

– Бедная Майя, – продолжила Клэри. – Я бы хотела, чтобы она была здесь, поговорить с ней. У нее итак непростые времена, а теперь это…

– Знаю, – ответил Саймон, почти задыхаясь. Мысли о Джордане итак были ужасны. Если он будет думать еще и о Майе, то развалится.

Клэри отреагировала на грубость в его голосе, взяв его за руку.

– Саймон, – сказала она, – ты в порядке?

Он позволил ей взять его за руку, переплетя их пальцы. Он увидел, как она посмотрела на золотое кольцо фейри, что он всегда носил.