Нам не позволят - Чарли Маар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя Амилия с младенцем на руках, а ниже подпись "For grandpa!))" Для дедушки. Она прижимает ребёнка к себе и нежно целует в щеку. На малыше розовый костюмчик и шапочка в цветочек. Это девочка. Глаза у малышки синие.
Синие.
Ей не больше месяца.
Я зажимаю рот ладонью и отступаю назад. По венам будто кислота растекается, разъедая их, обжигая мои внутренности и превращая их в пепел.
Мне требуется несколько минут, чтобы снова начать дышать полными легкими, потому что сначала сделать это почти невозможно из-за боли, опоясывающей грудь при каждом вдохе.
Я тянусь пальцами к фотографии и, отодвинув магнит в сторону, снимаю карточку с холодильника. Подношу её ближе к глазам, но смотреть не могу, поэтому зажмуриваюсь и какое-то время просто стою. Только это нихрена не помогает. Я все равно вижу их. Кажется, их видит моё сердце.
— Зверг! — за моей спиной раздаётся гневное рычание Багримова ещё до того, как я успеваю повернуться к Яне и задать вопрос, ответ на который уже знаю.
Мне просто надо услышать признание. Их признание.
У меня дочка есть. А они скрывали её от меня. Амилия скрыла.
— Я к тебе обращаюсь, Зверг. Ты в прошлый раз плохо расслышал? Я, кажется, ясно дал понять, что если ты ещё здесь появишься, я тебе ребра сломаю!
Медленно поворачиваюсь, держа фотографию перед собой.
Как я и думал, охранник сразу сообщил Багримову о моем приезде. Яне даже уговаривать мужа не пришлось, чтобы тот со мной пообщался. Он сам прилетел.
Девушка поднимается из-за стола и встает рядом с Рустамом, кладёт ладонь на его плечо и слегка сжимает. Они оба не сразу понимают, что именно я держу в руках, а когда до них доходит, в кухне воцаряется оглушительная тишина.
Я слышу только стук своего сердца и собственное хриплое дыхание.
Несколько секунд проходит, прежде чем я все же задаю вопрос.
— Это моя дочь?
Они не отвечают. Просто смотрят на меня — Багримов хмуро, Яна виновато.
— Ещё раз спрашиваю… Это моя дочь?
Опять тишина в ответ.
— Да можете не отвечать, в принципе, и так понятно, что моя.
Сжимаю фотографию в руке так, что пальцы сводит от боли и бешенства.
— Ладно ты защищал свою дочь, Рустам. Но ты ведь… мою от меня скрыл. Я имел право знать, что Амилия беременна и уж тем более, что у меня родился ребёнок.
— Никаких прав у тебя не было и нет! Ты воспользовался ею, а потом побежал жениться на другой. У жены детей выпрашивай! — рявкает Рустам, сделав несколько шагов в мою сторону.
Яна его останавливает, схватив за руку.
— Удивительно, что это ТЫ говоришь. Тебя же самого лишили возможности воспитывать дочь. Неужели тебе не понятны мои чувства?
— Ты меня с собой не сравнивай! Я со своей бывшей женой не поступал так, как ты поступил с моей дочерью. И когда передо мной встал выбор — защищать её или пожалеть тебя, я, разумеется, выбрал первое.
— Даже если бы я не любил твою дочь, что вовсе не так, это не значит, что я не любил бы свою!
Багримов преодолевает расстояние между нами в два шага и хватает меня за грудки.
— Иди, млять, про любовь жене рассказывай!
— У меня нет жены. Я развёлся. Брак был фикцией.
— Я обрадываться должен, урод?!
— Прекратите орать! — между нами втискивается Яна и гневно стукает по плечам обоих. — И я прошу, Рустам, на этот раз без кровопролития!
— Тогда пусть проваливает отсюда!
— Я никуда не уйду, пока ты мне не скажешь, где они!
— Тогда готовь себе похороны!
— Боже мой! — теперь Яна визжит. — Немедленно перестаньте! Это ни к чему не приведёт! Вам бы сейчас подумать о том, что будет лучше для Ами и малышки! И тебе, Рустам, тоже!
— Им будет лучше никогда не встречаться больше с этим ослом! Любил бы он её, разве допустил, что она в реанимации лежала несколько раз за беременность, потому что была слишком слаба?!
Я-то думал, что за сегодня больнее мне уже не будет. Я ошибся. Снова облажался. И вот в груди опять разливается мерзкое жгучее чувство, как клеймо оседая на сердце, чтобы я осознал, как много мог потерять…
— Что… с ней было? Они в порядке? Здоровы? — твёрдо смотрю в глаза человека, который знает ответы на все вопросы.
Ненавижу себя в этот миг, потому что это я должен все о них знать. В первую очередь я.
— Здоровы. Все хорошо сейчас, — Рустам отвечает без иронии и насмешок.
Очевидно, что здоровье дочки и внучки, это не те темы, на которые он мог бы шутить или иронизировать.
Багримов отходит немного назад, его дыхание слегка выравнивается, он проводит ладонью по щеке и устало трёт глаза.
— Скажи мне, где они. Я должен знать. Я ведь все равно их найду, только с твоей помощью сделать это будет гораздо легче.
Он бросает на меня почти презрительный взгляд и снова отворачивается.
— Мне нужна она. Они обе. Я не вру.
Не знаю, о чем думает Багримов, но сейчас на его лице отражаются смятение и сомнение, он будто борется с самим собой, пытаясь принять правильное решение.
Я вдруг задумываюсь, что вскоре смогу его понять на все сто, ведь у меня теперь есть дочка. Что бы сделал я, если бы кто-то поступил так с ней? Да я бы этого мудака с землёй сравнял!
— Рустам, — Яна подходит к мужу и проводит ладонью по его спине, лбом прижавшись к плечу. — Все мы иногда заслуживаем второго шанса. Может, они будут счастливее, если у них будет он?
— Разумеется, они будут. Я все для этого сделаю.
— Я с женой разговариваю, а не с тобой! — рыкает Багримов на мою попытку поддержать слова Яны.
Вновь опускаю взгляд на фотографию, которую все это время зажимал в руке. Смотрю на синеглазую малышку и охреневаю. У меня есть дочка. Я отец.
Никогда не чувствовал ничего такого, что можно было бы сравнить с тем, что я чувствую сейчас. Словно мне разорвали грудь и вытащили оттуда душу.
— Багримов, — хриплю я, не отрывая взгляда от фото, — а ты ведь дедом стал.
— Заткнись! Угроза насчёт сломанных рёбер ещё действующая! — рявкает Рустам, но сдержать широкой улыбки не может.
Янка тоже хихикает и улыбается, крепко обняв мужа.
— Она красавица.
Я не уточняю, о ком именно говорю, о своей дочке или о его, потому что они обе красавицы.
