Черная волна - Джеймс Сваллоу

— Астартес, — произнес он. Слово прозвучало невнятно, с присвистом вырвавшись из окруженного мандибулами рта.

Пес коротко пролаял ругательство… превратившееся в изумленный взвизг, когда космодесантник внезапно дернулся на покрытой жирной грязью раскачивающейся палубе и взмахнул мечом. Оружие появилось словно ниоткуда — несомненно, оно запуталось в плотном переплетении сети, и теперь арахнид, сам того не желая, освободил его.

Энергоподача силового меча работала неровно, энергетическое поле дергалось — но клинок оставался тяжелым и смертоносным. Оружие отделило голову мутанта от шеи; фонтаном брызнула кровь. И внезапно, астартес, пошатнувшись, поднялся на ноги.

Второй мутант учуял исходивший от космодесантника запах, и понял, что сверхчеловек серьезно ранен; но до сих пор смертельно опасен — это доказывало обезглавленное тело, оставшееся от арахнида. Убитый мутант скатился по палубе и свалился в океан, когда судно поднялось на очередной волне. Пес снова придушенно тявкнул — его голос звенел от паники, он звал на помощь. В ответ на этот зов появились другие мутанты; они бежали, неся новые сети и сжимая древки потрескивающих разрядами электрических алебард. Не теряя времени, они обступили раненого космодесантника; им было ясно, что при малейшем промедлении они потеряют и то небольшое преимущество, что у них было.

Чтобы свалить астартес на палубу, потребовались усилия всей команды — но он успел убить еще двоих: они превратились в кричащие факелы прежде, чем плазменный пистолет выбили из его руки. Когда воин в темно-красной броне споткнулся и упал, они окружили его и отвели душу — били и награждали его электрическими разрядами, пока он не потерял сознание от боли.

ТЕМНОТА…

Он убивал — но это казалось далекими, как сон, бессвязными видениями… они могли быть порождениями его пылающего в лихорадке воображения. Рафен почувствовал ледяной холод, коснувшийся его обнаженной кожи; ощущение было таким резким и внезапным, что он открыл слезящиеся глаза и заставил себя сфокусировать взгляд на своих руках. Очертания расплывались, он едва видел их — они были покрыты грязью и засохшей кровью. При каждой попытке сделать вдох его грудь словно полосовали бритвой; боль наполняла, казалось, каждый миллиметр его тела. Он чувствовал влагу, которой пропиталась его одежда из плотного, с мелкими порами материала — и с этим ощущением к Рафену медленно начало приходить понимание того, в каком ужасном положении он оказался.

На нем не было доспеха; его срывали без всяких церемоний так, что на руках и ногах остались круговые царапины и порезы. Облаченный в ветхие тряпки — похоже, в старую тюремную робу — Рафен лежал в вонючей металлической клетке, изгвазданной пятнами зеленой плесени и ржавчины. Металлические тросы толщиной с его запястье, прикрепленные к тяжелым металлическим обручам на его шее, руках и ногах, поднимались вверх и терялись в темноте. Эти оковы не позволяли ему выпрямиться в полный рост, не позволяли отойти больше чем на пару шагов от того места, где тюремщики приковали его.

Его тюремщики…

Усилием воли Рафен постарался вернуть себе ясность мысли и вспомнить, что с ним произошло. Он собирал воедино события последних нескольких часов, отделяя их друг от друга, анализируя малейшие оттенки их смысла. Из этих осколков постепенно возникала связная картина. Мучительная боль от электрических разрядов, и благословенное забытье. Чувство потери чего-то важного… да, это случилось, когда они осквернили священную броню его Ордена, когда доспех оторвали от тела и унесли прочь. Они забрали его меч и пистолет, шлем сорвали с головы.

— Голос…, — он произнес это слово без всяких мыслей, когда в его мозгу всплыло новое воспоминание. За несколько мгновений до того, как погрузиться в тишину и мрак, он кое-что увидел. Мерцающий призрак, сотворенный из света; высокая фигура, в одеянии из кричащих лиц.

— Фабий…

Предатель говорил вполголоса, отдавая приказания одному из полузверей-мутантов, которые напали на него. Рафен попытался вспомнить слова, которые слышал — но память отказывалась открывать их, затуманиваясь болью. Он помнил только голограмму Байла; изображение смотрело на него сквозь прутья клетки и тонко улыбалось, кивая мутанту. Потом он произнес несколько слов, которые Рафен не расслышал… но по движениям губ догадался о том, что было сказано.

"Доставьте его ко мне!".

Кровавый Ангел кивнул своим мыслям, вспомнив о том, что говорил ему Церис в часовне на борту "Тихо". Была ли это воля самого Бога-Императора? — спрашивал он себя. Неужели сам Владыка Человечества взял в руки нить судьбы Рафена и привел его к тому, что произошло? Каждый шаг по этому пути приближал Рафена к встрече с тварью, называвшей себя Фабий Байл — но сейчас судьба оторвала его от боевых братьев, уничтожила кропотливо выстроенные планы победы над предателем, и бросила его сюда. В одиночку и без оружия.

Он закрыл глаза и позволил себе погрузиться в исцеляющий транс, чтобы окончательно прийти в себя. По вибрации и покачиванию пола клетки он понял, что корабль, на котором его везут, идет с большой скоростью — несомненно, они возвращались к крепости Байла, месту, куда Рафен стремился попасть во что бы то ни стало.

Кровавый Ангел молча сел и позволил своему телу исцелять себя, приводить в норму, готовиться к новым боям. Если Император привел его сюда — это было верно и справедливо; если же это была лишь насмешка капризной судьбы — ей не удастся играть с ним.

У него не было оружия — но ни один Астартес не может считаться безоружным, пока ни испустит последнее дыхание.

Он был один — но ни один Астартес не одинок, ибо каждый из воинов всегда остается частью братства, а их высшая цель всегда живет в их сердцах.

В окружившей его темноте он молча вознес молитву, прося указать ему верный путь.

ЗВЕЗДА ДАЙНИКА посылала тусклые лучи света сквозь плотные облака, бегущие по небу над длинным извилистым архипелагом; пронизывающий ветер, не ослабевая, гулял над волнами. Бесплодные пики каменистых островов возносились к небу над бушующей красноватой водой. Сглаженные миллионами лет тайфунов и штормов, горные породы — редкие атоллы, бывшие вершинами огромных подводных скал — походили на большие скопления кораллов или морских губок, образовывавших причудливые изгибы, даже их линии создавали полную иллюзию органических форм, которые на самом деле никогда не существовали. Как и все остальные острова здесь, на Дайнике-5 этот был дочиста опустошен от всех форм жизни осколками тиранидского флота, которые случайно попали на планету. Здесь почти не было людей, как и природной флоры и фауны. Аграрная колония, построенная для использования богатств океанов Дайники, первой пала под натиском алчных хищников, уничтожавших все на своем пути. Поселения, вырубленные в скалах или построенные руками подданных Империума, превратились в города-призраки: их жители — мужчины, женщины, дети, все до единого были пожраны тиранидами.

В этом гибельном месте, ставшем воплощенным напоминанием о злом роке, постигшем его обитателей, Фабий Байл скрывался после своих вылазок. Среди опустошенных руин, на планете, к которой не приблизился бы никто в здравом уме, в мертвом, всеми забытом углу галактики безумный ученый выстроил свою крепость.

Патрульный катер пришвартовался у южной оконечности главного острова архипелага; двигатели, взвыв в последний раз, отключились, и волны внесли судно в покрытый трещинами феррокритовый док. Кровли заброшенных строений покоились на согбенных фигурах ангелов — последних остатках огромного портового комплекса, построенного в расчете на десятки траулеров. Сейчас в рабочем состоянии поддерживалась только эта небольшая секция — остальная часть порта была заброшена и постепенно приходила в упадок.

Чихая и стреляя глушителями двигателя, выбрасывая жирный дым из выхлопных труб, к пристани с рычанием подполз оскверненный эвакуационно-ремонтный танк модели "Атлант"; с крана, торчавшего из его задней части, свисали тяжелые черные цепи. Машина, когда-то использовавшаяся Имперской Гвардией во имя Императора, сейчас была разрисована нечестивыми символами Пути Восьми стрел; с нее сняли броню, оставив только стальной каркас. Птицеподобный мутант с хриплым совиным уханьем приземлился на переднюю часть машины; цепи опустились в люк на палубе траулера. Оттуда послышались звуки борьбы, из темноты вырвались вспышки мощных электрических разрядов. Цепи натянулись и начали наматываться на барабан.

РАСКАЧИВАЯСЬ на своих оковах, Рафен поднимался к свету. Он извивался в железных путах, пытаясь освободиться — но никак не мог найти точку опоры. С каждым движением он только запутывался все больше, цепи петлями обвивались вокруг его рук и ног.