Горячий квартирант - Кендалл Райан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он перешел черту, сказав мне, что любит меня, заставив меня поверить в то, что он хочет быть со мной. Я была короткой интрижкой, только и всего. Тогда зачем говорить то, от чего нельзя отречься? Зачем говорить мне, что он любит меня? Эти слова, слетевшие с его уст, были прекраснее всего, что я когда-либо слышала, это было все, о чем я мечтала, хотя никогда не надеялась.
У меня болело сердце. Мое тело страдало от его неровных, изнурительных ударов, не забывая даже малейших подробностей прошедшей ночи. Исключая то, что он обо всем забыл. Он был пьян, я это знала, но ни за что не могла вообразить, что он забудет такую существенную деталь.
Самым болезненным в моем маленьком мирке было потерять Кэннона до того, как по-настоящему заполучить его.
Глава 25
Кэннон
Прошли всего лишь сутки с тех пор, как Элли застала меня с Пейдж.
Эта ночь была идеальной. После двух изнурительных дней я пошел к Пейдж, нуждаясь в ее сладком утешении. И это было так откровенно, так удивительно, что я больше не мог сдерживать свои чувства. Я сказал, что люблю ее.
Я не планировал говорить ей этого – черт, я даже самому себе не планировал в этом признаться, но это было так. А она только вцепилась в меня, наслаждаясь удовольствием, которое я доставлял ей, но ни разу не озвучила своих чувств. Но чего я ожидал? Никто никогда не предполагал, что речь пойдет о любви. Она развлекалась, получая удовольствие, выжимая меня до капли, любила меня телом, но никогда не говорила о любви.
Господи, когда она оседлала меня, я испытал такое ощущение, которого я никогда не забуду. То, как она вздыхала и со стоном произносила мое имя, когда я входил в нее, то, как ее тело крепко сжимало мой член, как ее неугомонные бедра бились о мои всякий раз, когда я выскальзывал обратно… она была совершенством. А потом Элли увидела нас вместе, и все превратилось в полное дерьмо.
Элли была вне себя от злости, и я должен был бы чувствовать себя виноватым, но мы с Пейдж были взрослыми людьми. Впрочем, я никогда не решился бы на это, если бы она не предложила трахнуться. И если бы мы никогда не дошли до этого, если бы я никогда не обнимал ее в темноте, никогда не проникал в ее упругое, теплое тело, я бы теперь не запутался вконец. Она погубила меня.
Легко было сказать себе, что я должен остаться с мамой, потому что она нуждалась во мне, но правда заключалась в том, что мое решение было мотивировано необходимостью дать Пейдж свободно вздохнуть.
– Кэннон, вернись на землю. – Питер помахал рукой у меня перед лицом.
Моргнув, я посмотрел на него. Прошла половина отвратной двенадцатичасовой ночной смены. Наслаждаться ланчем в два часа ночи всегда казалось мне противоестественным. Но по крайней мере, я сидел с Питером, который нередко привносил легкомыслие в мою жизнь.
– Ты в полном порядке, приятель? Ты отключился на несколько минут.
Кивнув, я взялся за вилку.
– В порядке.
Питер знал, что на прошлой неделе я потерял отчима. Боб никогда не испытывал ко мне отцовских чувств, но он был хорошим человеком и любил мою маму, и этого было для меня вполне достаточно. Его смерть опустошила меня. Мама сильно переживала утрату, и я проводил у нее каждую ночь, чтобы не оставлять ее в одиночестве. Это было даже приятно. Мы вместе ели, когда я был дома, и она, как в былые дни, стирала мое белье. Я думаю, это придавало осмысленности ее жизни.
Питер засмеялся, отодвигая от себя поднос.
– Чушь собачья, ты не в порядке. И я говорю не о смерти Боба. Это было ужасно и тяжело для всей семьи, я понимаю, но тут что-то другое.
– Почему же ты мне не скажешь, если тебе кажется, что ты знаешь то, чего не знаю я, – огрызнулся я.
– Ты запал на Пейдж. Я вижу это.
Я вскинул брови. Я не ожидал, что он заговорит об этом.
– Ничего подобного.
– Ты влюбился в нее. Ты часто нежно говоришь о ней, и, когда ты здесь, ты выглядишь отстраненным. Такое случается. Великий Кэннон Рот повержен.
Какая чушь…
Женщины ежедневно сами бросались на меня. Любовь никогда не входила в зону моих интересов, и я не планировал это менять. Мое сердце было похоже на крепкий и надежный капкан. Разумеется, они могли часок поскакать на моем члене, но я легко расставался с ними, потому что никогда даже речи не заходило о моем сердце. У меня была особая цель, и, преследуя ее, я никогда не представлял женщину рядом с собой.
Точка. Конец истории.
До тех пор, пока Пейдж…
Возможно, я говорил ей, что матерюсь во время секса, что женщины влюблялись в меня, а потом беспощадно преследовали меня, но она доказала мне обратное. Пейдж не была влюблена, не преследовала меня. Черт, она даже ничего не сказала, когда я признался, что люблю ее. Даже не поблагодарила.
Жестокая правда, которой я должен был посмотреть в глаза, состояла в том, что Пейдж была права. Это я влюбился в нее.
Молча доев ланч, мы с Питером взяли подносы со стола, сложили тарелки в предназначенные для них мусорные контейнеры.
– Неважно. – Я тяжело вздохнул. – Я подал заявление в ординатуру.
– Это великолепная новость. – Питер усмехнулся, глядя на меня. – Давно пора, черт бы тебя побрал.
Когда доктор Рамирез предложил направить меня в больницу в Денвере, где разворачивалась всемирно известная кардиологическая программа, я не мог отказаться от такой возможности. Для меня не было ничего важнее того, что я работал под его руководством и знал, что он верит в меня. А с учетом того, как сложилась ситуация с Пейдж и моей сестрой, идея уехать из города казалась чертовски привлекательной.
Когда мы вышли из больничного кафетерия, я почувствовал тяжесть в груди. Выбрав свой путь, я должен был ощущать легкость и спокойствие после всех этих долгих месяцев неопределенности.
Вместо этого я с болью осознавал сложившуюся ситуацию. Я влюбился в человека, которым не мог обладать, и теперь я делал единственное, на что был способен, – бежал.