Песни мертвых соловьев - Артем Мичурин

– Те шестеро – до утра. Тетка Нюра как раз ворчала, мол, понаедут на ночь, только белье марать об них. А барыги вроде за двое суток расплатились. Видать, порожняком обратно пойдут. Не свезло тебе, дядь.

– Хе. Держи, для ровного счета, – я накинул еще пять монет и пересыпал в подставленную ладонь.

– О! – просиял малец.

– Присматривай за этими шестью и уши держи открытыми. Завтра, как только наемники ключи сдадут, лети в клоповник, там спросишь Тараса Камшу. Получишь еще столько же. Повтори.

– Как сдадут, лечу в клоповник, спрашиваю Тараса Камшу, получаю еще столько же.

– Молодец. И учти, – я схватил мальчонку за шиворот, – станешь трепаться – глаза вырву. Дуй.

Пацан отшатнулся и, левой рукой пряча деньги в карман, указательным пальцем правой начертил возле сердца крест.

– Никому. Могила.

– Петька! Где тебя черти носят?! – раздался за дверью бабий крик.

– Иду! – парнишка выплеснул из ведра помои и поспешил обратно, весьма довольный, несмотря на угрозу членовредительства.

Я же, пополнив запасы провианта в лавке за углом, направился к месту своего расквартирования.

Официального названия клоповник не имел. Хоть над входом и висела табличка, разобрать там можно было лишь то, что надпись когда-то включала девять букв, из которых сейчас читались только пятая «о» и седьмая «н». Совпало так, или какой-то умник подставил недостающие буквы – история умалчивает, но дарованное молвой имя полностью соответствовало сущности этого гостеприимного дома.

Под гостиничные нужды здесь были отведены два нижних этажа, а на третьем разместился бордель. Владимир – город строгих нравов. Строгости этой хватило на то, чтобы убрать шлюх с улиц и после клеймения засунуть сюда, дабы не развращали праведных богобоязненных горожан. Вышел этакий приют старых блядей. Контингент на любителя. На очень большого любителя. Впрочем, мизерные цены нет-нет да и привлекали в лагерь ценителей «зрелой красоты» новых адептов. Многие «жрицы» соглашались работать за еду. Арзамасская «Загнанная лошадь» на этом фоне выглядела райским садом.

– Мне нужна комната. На ночь, – обратился я к торчащей из-за стойки заднице в латаных портках.

– Койка? – прохрипело снизу.

– Ты рыло-то подними, слышнее будет.

Особь недовольно крякнула, разогнулась и, опершись о стойку, уставилась на меня мутными водянистыми зенками.

– Ну? – процедила она сквозь стиснувшие папироску зубы и поскребла щетину на вытянувшейся цыплячьей шее.

– Мне нужна комната на ночь, – повторил я.

– Комната, значит? Вся?

– Нет. Пять шестых.

Зенки сузились и забегали, выдавая неожиданную вспышку чудовищной мозговой активности.

– Эта… Как говоришь? Сколько?

– Избавлю тебя от мучений. Возьму комнату целиком.

– Все десять коек?! – зенки остановились, рыло озадаченно вытянулось.

– Ты делаешь успехи.

– Одна койка – три «пятерки». Берем также едой, коронками или по курсу.

– Второй этаж, окна на «Малину», – выложил я пять монет.

– Э-э… – Грязные пальцы быстро сгребли серебро. – С той стороны свободных комнат нету.

– Так найди, – добавил я еще две монеты.

– Как вас записать? – осклабилась особь.

– Тарас Камша.

– Эй, рвань помойная, ну-ка съеблись отсюда! – крикнул мой любезный провожатый в смрадную темноту «апартаментов».

На двух соломенных тюфяках, недовольно бурча и матюкаясь, заворочались тела.

– Живей, голытьба! Праздник у вас сегодня, – на липкий от грязи пол, сверкнув, шлепнулась одна из ранее отсчитанных монет.

Тела сразу оживились. Ближнее, не утруждая себя принятием вертикального положения, на карачках засеменило к источнику гипнотического серебряного блеска, но, не дойдя до цели считаных сантиметров, было остановлено вторым претендентом. Тот ухватил ползуна за волосы и, с силой отшвырнув, подобрал монетку.

– Ты че творишь? – заскулило тело, поднимаясь. – Это ж на двоих. Сергунь, погоди, – припустило оно за удаляющимся компаньоном. – Слышь, Сергунь…

– Отъебись.

– Ну че ты? Пошли к деду, а то с Нюшкиной бормоты до сих пор кишки горят.

– Отъебись, сказал.

Голоса под аккомпанемент скрипучих половиц спустились вниз и затихли.

– Ваш ключ, – передал мне смотритель здоровенную кованую железяку и, чиркнув спичкой, поджег фитиль висящей под низким потолком керосинки. – Замок крепкий, дверь тоже. Тут чистая параша. А эту, – поднял он стоящее в углу ведро, чем спровоцировал распространение по комнате резкой вонищи, – я заберу. Да, – смотритель остановился в дверном проеме, – парашу в окно не сливать. И, бога ради, не стреляйте тут, будут проблемы.

Я понимающе кивнул, получил в награду гнилозубую улыбку, после чего остался наедине со своим временным местом обитания.

В предыдущие два визита во Владимир судьба меня хранила от близкого знакомства с клоповником. По крайней мере, жить тут не приходилось. Но на третий раз, видно, милость Провидения подошла к концу.

При осмотре комнаты сразу возник вопрос – о каких таких койках шла речь? Из мебели в этом хлеву наличествовали только примостившийся у окна стол да скамьи вокруг него, а вдоль стен были разложены набитые соломой грязные тюфяки – каждый со своим неповторимым букетом, сотканным из ароматов пота, мочи и блевотины. Выбрать среди десятка этих сосудов смрада наименее вонючий оказалось делом весьма непростым. Отбраковав наиболее четко выраженные отдушки экскрементов и рвотной массы, я остановился на двух равноароматных подстилках. Так как половина набивки давно покинула свое вместилище через многочисленные прорехи, сложил оба тюфяка вместе и накрыл брезентом. Получилось относительно мягко и терпимо для носа. Если за ночь еще и никакая зараза не пристанет – будет вообще заебись.

К обычным-то болячкам я стоек. А вот вши для обитателей подобных заведений – зло почти неизбежное. Сами по себе они больших проблем не доставляют. Побрился, помылся – и нет паразитов. Но когда поблизости свирепствует чертова копоть… Кто знает, какое путешествие довелось проделать нашему маленькому паразитирующему другу, прежде чем оказаться тут, в складках вонючей дерюги, и запустить свои крохотные жвала в мою шкуру? Ну и клопы, само собой. Куда же без них? А еще велик риск быть покусанным крысой, кои тут тоже не редкость. Да можно просто наступить на ржавый гвоздь, заработать гангрену, и кирдык. Словом, берегись не берегись, а судьбу не обманешь. Если на роду написано от пули сдохнуть, никакая хворь не возьмет, а коли суждено от заразы смерть принять, в бою можешь быть спокоен.

Раньше я, как и многие прочие, считал все эти разговоры про судьбу, рок, фатум полнейшей чушью. Ну не может такого быть, чтобы вся жизнь с самого начала и до конца расписанной оказалась. Не может! Потому что не может быть никогда! Человек сам творит свою судьбу! И прочее, и прочее… Но всего один случай, которому я стал свидетелем, заставил меня по-иному взглянуть на данный аспект бытия.