Стальная рапсодия - Вацлав Подзимек

Из исходного района мы вышли колонной. Когда подошел момент развертывания во взводные колонны, я отдал командирам соответствующий приказ. Мы как раз шли по местности, которая позволяла мне следить за их действиями. Маневр был выполнен безукоризненно.

Большую часть своей армейской службы я просидел в учебных классах, где прослушал несчетное число лекций о том, сколь необходима координация действий отдельных родов войск. Кое-какой практический опыт я приобрел в должности командира взвода. Но только сейчас до конца понял, что такое координация на самом деле. Мы вели машины по проходу в минном поле, направляясь к рубежу развертывания. Эти проходы в минных заграждениях подготовили для нас саперы. Я своими глазами наблюдал, как обезвреживались последние мины, когда машины были уже рядом с саперами. Мороз не ослабевал. Снег искрился в первых солнечных лучах. Но саперам было жарко.

Я отдал приказ командирам взводов приступить к развертыванию в боевые порядки. Как назло, окружавшие нас заиндевевшие деревья мешали мне контролировать выполнение приказа. Я нервничал. Но вот машины вышли на открытое место. Я посмотрел налево и почувствовал облегчение. Лишь на мгновение, потому что самое трудное было впереди. Я подровнял роту, и мы продолжили путь по проходам в минных полях.

Рубеж атаки приближался. Я бросил взгляд вправо: как ведут себя советские коллеги? Они находились чуть-чуть впереди нас, и это меня обеспокоило. Я отдал роте приказ увеличить скорость. Реакция была мгновенной, и я с удовольствием отметил, что мы догоняем соседей. Через несколько минут мы уже вырвались вперед. Соседи, однако, не собирались устраивать соревнование и продолжали движение в том же темпе, наверняка точно рассчитав скорость, чтобы прибыть на рубеж атаки в заданное время. Пришлось слегка замедлить движение. Я отдал соответствующий приказ, подумав при этом, что командиры танков, возможно, придут к выводу, что их командир не знает, чего он хочет. Впрочем, в таком случае они ошибутся. Я хорошо знал, чего хочу. Слишком хорошо: мы должны выйти на рубеж атаки одновременно с советскими танками и точно в установленное время.

Еще в училище я как-то принял участие в тактических занятиях советского батальона. Как все тогда происходило, отчетливо помню и по сей день. Приказы выполнялись абсолютно точно, без всякой суеты, и было похоже, что даже самые сложные упражнения для экипажей всего лишь игра. Тогда я еще не понимал, что именно такая работа, когда все идет как по маслу и когда это воспринимается как нечто само собой разумеющееся — и есть признак настоящего мастерства. Зато сейчас, командуя несколько месяцев ротой, я по-настоящему осознал, какого труда требует достижение такой слаженности.

На рубеж атаки мы вышли секунда в секунду. Поле «боя» было перед нами как на ладони. Вдалеке навстречу нам двигалось несколько железных колоссов, за ними — еще…

Мы стояли на одной линии с советскими танкистами. В наушниках раздался приказ командира батальона:

— Пушки — к бою! Огонь!

Видимо, такой же приказ в то же самое время получили и советские танкисты, потому что и наши танки, и советские выстрелили одновременно. Громовой залп вернулся эхом, а мы уже снова двигались вперед, поражая танки «противника» и самоходные артиллерийские установки. Тот, кто думает, что командир танковой роты в бою кричит до хрипоты и что ни один выстрел не раздается без его приказа, глубоко заблуждается. Каждый боец знает свою задачу в любой ситуации.

Атака успешно развивалась. Над лесом показались самолеты. Через несколько секунд воздух вокруг нас задрожал. Грохот разрывов авиабомб и ракет смешался с выстрелами орудий противовоздушной обороны «противника», лаем пулеметов и грохотом авиационных двигателей.

Первый налет, второй, третий… Удары с воздуха расстроили оборону «противника» и ускорили наше продвижение.

Я заметил, что советская рота, атакующая справа от меня, попала в сложную ситуацию. «Противник» обрушил на нее шквальный огонь Я принял решение перенести огонь своих пушек правее, чтобы подавить батареи, доставлявшие много хлопот нашим соседям.

— Правильно, Шестой, — похвалил меня командир батальона и тут же посоветовал: — Держитесь левее.

Командир советской роты прекрасно использовал рельеф местности: маневр по охвату «противника» слева, который мы выполняли с ним вместе, закончился прямо-таки образцово.

«Противник» начал отступать. Нам было дано задание преследовать его. Я посмотрел, как идет дело у советских танкистов, и заметил, что они удаляются от нас, поворачивая на север. Видимо, им предстояло выполнять дальнейшее задание на другом направлении. Я махнул им на прощание, словно кто-то мог увидеть мой жест, и почувствовал сожаление, что приходится расставаться. Очень уж хотелось познакомиться с парнем, который командовал соседней ротой, и поговорить с ним.

Тем не менее нужно было продолжать выполнение боевого задания. Я отдал приказ построиться в ротную колонну и с удовлетворением наблюдал, как мастерски мои ребята выполнили его. Доносились команды десятника Чадека. В его голосе были твердость и желание доказать мне, что он настоящий командир и что на него можно положиться.

Только я решил похвалить его, как раздался приказ командира батальона занять оборону — предполагалось, что «противник» пойдет в контратаку.

Я развернул роту, танки заняли огневые позиции. Оставалось только ждать.

Неожиданная тишина, настудившая после рева двигателей, лязга гусениц и оглушительной стрельбы, действовала на нервы, вызывая скрытую тревогу. Радио молчало. Я сосредоточенно осматривал местность впереди. Так сосредоточенно, что через несколько минут почувствовал острую резь в глазах. Искрящийся снег слепил.

Минута убегала за минутой, а ничего не происходило.

Я подумал о Метелке, лежащем теперь на больничной койке. Он уже наверняка отошел от наркоза и душой был сейчас с нами. Конечно, ему обидно, что учения проходят без него. Вообще говоря, Иван Метелка я больничная койка — это никак не вязалось. Гораздо легче было представить его в качестве организатора покупки цветов. Ведь именно благодаря ему мое обручение прошло на высоком уровне!..

В девятнадцать часов две минуты я добрался до квартиры Иткиных родителей. Прямо скажем, с минимальным опозданием. С грацией испанского гранда, как в какой-то оперетте, я вручил Итке и ее маме букеты, чем вызвал общий восторг и восхищение. Итка даже сказала, что этого она от меня никак не ожидала, а я в тот момент от всей души пожелал счастья своим ребятам. Руку Итки я попросил голосом решительным, но слегка дрожащим. Все было как положено: слезы матери, отцовское благосклонное похлопывание по плечу. Конец помолвки увенчал наш с Иткой поцелуй.

Сейчас казалось, что все это было так давно!

Даже вспоминая о столь приятном событии, как обручение с Иткой, я ни на минуту не спускал глаз с местности, лежавшей впереди нас. Все было по-прежнему. Тихо и пусто. Неожиданно вдалеке показались черные точки. Сначала я решил, что это плод моей фантазии. Но тут же голос командира батальона вывел меня из заблуждения. Был отдан приказ приготовиться к стрельбе. «Противник» и впрямь решил нас контратаковать. Острие его удара было направлено на мою роту.

Не прошло и нескольких минут, как маленькие черные точки превратились в боевые машины пехоты. Мы выехали из укрытий и вступили в бой.

— Первый! Первый! «Противник» идет прямо на вас! — передал я по радио, когда мне показалось, что десятник Чадек несколько запоздало реагирует на изменение ситуации. Похоже, что я ошибся, потому что Чадек открыл огонь по приближающемуся «противнику» раньше, чем я закончил фразу.

Я отдал короткие приказы уничтожить «противника» и другим взводам. Вскоре стало ясно, что напор атакующей стороны слабеет.

Снова взревели двигатели танков, из-под гусениц полетели комья снега, осколки льда, а поле за нами скрылось в дыму. Я ощущал боевое настроение своих экипажей, которое возрастало вместе с успешным продвижением вперед.

— Всем стоять! — скомандовал командир батальона надпоручик Матрас. — Контратака отбита. «Противник» уничтожен.

Все. Для нашего батальона учения окончились.

Мимо нас проезжали боевые машины пехоты уничтоженного «противника». Для них учения тоже окончились. Это были бойцы из соседней части.

Одна из боевых машин застряла возле моего танка. Из нее вылез поручик, и по его жестам я понял, что он просит помочь им. Впрочем, и так было видно, что он действительно нуждается в помощи.

— Ну что, приступим? — предложил я, подойдя к нему, и только тогда узнал в нем своего товарища по училищу. Мы пожали друг другу руки и вместе укрепили на крюках машины буксировочные тросы.

— Завидую я тебе, — признался он. — Поверь, изображать на учениях «противника» — не самая лучшая роль.