Мир в подарок. (Тетралогия) - Оксана Демченко

Много позже Лорри осознала, насколько детским и опасным было ее бегство из дома в никуда, а точнее, к Пауку, знакомому лишь по общению в Среде. Он мог в реальной жизни оказаться кем угодно и сотворить с ней, наивной четырнадцатилетней дурой, совершенно все и самое худшее… Но человек, использовавший вместо подписи замечательно подробную и постоянно развивающуюся объемную модель черно‑багряного ядовитого пустынного паука, оказался совсем не опасным. Хотя – ядовитым.

Юки не упускал ни единого случая безжалостно указать ученице на ее несовершенство. Он едко насмехался, нудно поучал, мерзко брюзжал и застил свет юношеским амбициям ученицы, постоянно оказываясь на порядок умнее, ловчее и изобретательнее. При этом имел глупость убеждать, что ее увлечение риском к хорошему не приведет. Дистанцироваться от общества, не имея к нему столь значительного счета обид, каким располагает сам Юки, неправильно. Лорри кивала и не спорила, втайне мечтая превзойти учителя и потом, может быть, прислушаться к его доводам. Если, конечно, потерпевший поражение Паук станет их повторять в новых условиях.

Изъятие носителя из архива Академии было четвертым делом, о котором Лорри не поставила в известность своего наставника. Прежние удались вполне, и новое не выглядело сложным: под видом студентки проникнуть в архив, все документы и пропуска предоставляются, дождаться ночи и вскрыть систему внутренних залов ограниченного доступа. Неважно – за одну ночь или за несколько, заказчик не настаивал на срочности исполнения, только на качестве работы и отсутствии следов. Далее предлагалось вскрыть сейф обычным ключом, изготовленным по итогам сканирования замка. Изъять старый шар знаний, крупный, превышающий в полтора раза предельный для современных считывающих систем диаметр два сантиметра. Точно указано: хранится шар в ячейке с номером «двенадцать» на второй сверху выдвижной полке. Он там такой должен быть всего один, перепутать невозможно.

Представителем заказчика был неприятный здоровяк с тяжелым взглядом и пошловатой манерой хлопать при встрече по плечу и вести руку по спине вниз, не ослабляя нажима. И глазеть. Передав документы для прохода на территорию Академии, мрачный тип уточнил, каковы гарантии сделки. Потому что наниматель очень солидный, провала не потерпит. Лорри гордо вскинула голову и сказала то, чего позже не могла себе простить: «Я сама и есть гарантия».

Вся операция заняла ничтожных восемь дней, систему безопасности архива Лорана сочла детской и жалкой. Шар, подходящий под описание, действительно на второй полке был, как раз в гнезде с номером «двенадцать». В соседнем ряду лежал еще более экзотичный: огромный, четырехсантиметровый, золотистый, слегка мутный, словно запотевший изнутри, с едва различимым глазу узором постоянно меняющихся символов на поверхности. Лорана охнула от восхищения. Про такие шары она читала в Среде, видела их модели, но в руках никогда не держала. Уникальная редкость! Технология древних айри, и самому новому из подобных шаров никак не меньше трех с половиной веков… Какие тайны хранит сокровище? Удержаться от изъятия оказалось невозможно. Тем более что удалось превратить похищение в фарс. Хихикая и гордясь собой, Лорри бережно сняла шуршащую упаковку с круглой жевательной конфеты, «богатой витаминами и микроэлементами», как гласила рекламная надпись. Золотистая конфета точно легла в гнездо. А чужой шар – в ее опустевшую упаковку. Необходимый заказчику носитель разместился в выданном посредником контейнере, на его место лег заранее изготовленный муляж.

Утром Лорана покинула Академию, а в полдень уже сидела в салоне шикарного мобиля посредника, улыбалась и прикидывала, как истратит целое состояние, обещанное за столь пустячную работу. Герметичная перегородка, отделяющая передний малый салон от основного, раздвинулась ровно настолько, чтобы рука посредника могла передать шар. Лорана завистливо вздохнула. Надо же, у загадочного нанимателя есть при себе оборудование для чтения старых носителей! Она в Академии так и не нашла подобного. Говорят, нужное имеется только в кабинете директора и еще у нескольких академиков‑айри, старых, как добытый ею раритетный носитель. Как его прочитать, Лорри еще не решила. Но надеялась на свою сообразительность и деньги нанимателя. Может статься, содержимое золотистого шара – еще большая ценность и вырученных денег хватит на всю жизнь. Чтобы путешествовать в удовольствие, присмотрев крутой новенький высотный мобиль и…

– Заказ не выполнен, – прошелестел синтетический голос в динамике.

Мечты, разбитые в мелкие осколки этим мертвым безразличным звучанием, осыпались и растаяли. Остался только страх. Лорри вдруг осознала, что сидит в чужом мобиле, что не сказала даже Пауку, куда направляется и насколько рискует.

– Как не выполнен? – Она попробовала возмутиться. – Ячейка та самая, описание совпадает, я свою работу сделала.

– Попробуй докажи. Инструкция не может дать сбой, она точна. А вот твое слово стоит дешево… На такой случай и требуются гарантии, – развеселился посредник. – Пересядем в мой мобиль и без спешки, не тратя время заказчика, подсчитаем мои убытки. Воровка из тебя не получилась, пора менять профессию.

В Трущобном городе Лорри приобрела немалый счет и в целом к миру, и к его конкретным жителям. Себя ругать за глупость и самонадеянность не хотелось, и так хоть плачь, но плакать Лорри не желала. Она ругалась, училась скалиться, а не улыбаться – и вела счет обидам. Обвинила Паука в том, что бросил и предал; избрала Йялла на роль главного злодея; довела до слез старую Томи душераздирающей историей жизни и бесконечной озлобленностью на мир и людей; прокляла всех скопом – от дяди, вынудившего своими нотациями к побегу из дома, до урода заказчика; сочла жизнь конченой. И наконец возненавидела себя за трусость, слабость и нелепую гордость, смешанные в самой невозможной и непонятной пропорции…

От такого состояния было уже рукой подать до идеи бессмысленности жизни. Чем бы закончилось саморазрушение, неизвестно, поскольку однажды, во время очередной истерики, из брошенной в угол сумочки выкатился давно забытый шарик в потертой обертке. Лорри подобрала его и рассмотрела. Хмыкнула, допуская за миром хоть самое ничтожное и спорное право считаться не вполне черным и не окончательно подлым, то есть заслуживающим внимания и продолжения пребывания в нем. Лорри подбросила безделушку и азартно прищурилась. Вот он, украденный по личной инициативе старый накопитель, замаскированный хохмы ради, да так удачно, что им не заинтересовались при всех обысках. Отобрали деньги, уничтожили документы, запугали до полусмерти, допрашивая и выспрашивая, – а залежавшейся каменно‑твердой жевательной конфеткой не заинтересовались.

Умирать, так и не скушав ее, «богатую витаминами и микроэлементами», – значит окончательно утратить остатки самоуважения, надежду и профессионализм одной из наиболее ловких ныряльщиц Среды. Да, теперь Лорри знала – мир делится очень просто: на тех, кто завел зубы, когти, броню и мышцы, и на жертв, не успевших заполучить средства защиты и оружие для нападения. Может быть, прочтя старинную запись, она, сегодняшняя жертва, сама перейдет в разряд хищников? Отомстит всем своим обидчикам! Примерно так думала Лорана, ругаясь, тратя жалкие накопления, но все же собирая из подручных средств считывающее устройство, годное для неформатного, устаревшего, слишком крупного носителя. Золотистый шарик лежал на столе, загадочно пульсировал, меняя символы на матовой шкуре. Как живой…

«Моя старая львица, сколько же надо наворотить глупостей, чтобы лишиться даже этого ничтожного в своей малости права – отправлять тебе письма. Но как я могу жаловаться? Ты теперь наконец‑то совершенно счастлива… У меня учится твой сын, у мальчика мамины глаза, мамин чудовищный характер и все твое удивительное обаяние. У меня учится и твоя дочь, странным образом унаследовавшая обстоятельность и мудрость своего отца. Я вижу их практически каждый день и радуюсь тому, что твоя семья так замечательно растет и взрослеет. Увы, мне очень больно радоваться, львица. Чужое счастье – оно ведь не свое… Каких‑то тридцать лет назад все можно было изменить. Настолько полно, что я учил бы сейчас наших с тобой детей. Сына с мамиными глазами и дочку, похожую на другого твоего мужа – на меня…

Конечно, я лгу себе, чтобы унять боль. Ничего нельзя вернуть и изменить. Я шел к своей цели и знал, что это важно и нужно для многих. Я говорил тебе и про ответственность, и про свой долг, и про иные умности, прикрывающие нежелание меняться и неготовность идти на компромиссы. Я хотел переделать тебя. Полагал, что имею на это право, находил, что благодарностью за сделанное для тебя в прежние годы можно привязать и удержать. Только все зря. Львы не бывают счастливы в клетках. Люди – тоже. Очень хочется написать: «Теперь я отдал бы все, чтобы…»