Видимый и невидимый мир в киноискусстве - Роман Перельштейн

Чудесное исцеление, вместо того чтобы стать свидетельством милости Божьей, возбуждает зависть и подрывает веру. Оно дает пищу для сомнений в справедливости незримого мира, который, возможно, и равнодушен к человеческой участи, ведь Небо явно выбрало не самую достойную.

Отца Нигла искушают не только паломники. Пожилой гвардеец с усиками, шутник и провокатор, задает священнику неудобные вопросы, но Нигл легко отражает дежурные выпады резонера. «Отец мой, я хочу кое-что спросить у вас. Бог добр или Он всемогущ? Если бы Он был всемогущ и добр, Он бы смог всех вылечить, не так ли?» «Он это делает, – отвечает Нигл. – Но для некоторых это более незаметно. Внутри. Понимаете? Например, человек в отчаянии и вдруг благодаря Божьей благодати находит смысл жизни. Это тоже чудо». Гвардеец быстро соглашается, ему не хочется потерять приятного собеседника.

Там же, в холле «Мадонны Плазы», происходит куда как более важный разговор. В нем принимает участие Кристина, отец Нигл и провокатор-гвардеец. Кристина рассказывает о своем чудесном исцелении: «Вообще-то это случилось постепенно. Сначала после омовения я что-то почувствовала в руках, потом в гроте – я смогла поднять руку и дотронуться до камней, хотя раньше я и пальцем не могла пошевелить». «После омовения? Очень интересно, – оживляется священник. – Продолжайте». «А ночью я услышала что-то вроде голоса, который сказал мне встать. Я встала и пошла в туалет, как будто всегда это делала. Словно я вдруг вспомнила, что надо делать. Вроде как ищешь очки, а они у тебя на носу». «Но в душе вы чувствуете нечто вроде озарения?» – вступает в разговор скептик-гвардеец. «Не совсем, – признается Кристина. – Вы думаете, это имеет значение?» «Это зависит…» – подбирает слова отец Нигл. «От чего?» – с нетерпением перебивает Кристина. «Скажем, это зависит от того, как вы восприняли это исцеление. Можно задавать себе вопрос – увеличит ли это исцеление вашу веру до такой степени, что ваше поведение станет примером для всех христиан». В этот момент Кристина ловит на себе ненавидящий взгляд женщины, которая привезла в Лурд тяжелобольную дочь, и все иллюзии рассеиваются.

Где же те христиане, для которых она должна стать примером? Скорее уж, ее окружают цивилизованные язычники, да и сама Кристина не готова открыть Богу свое сердце, в котором не столько совершился переворот, сколько завелся целый рой естественных желаний. Потребность наверстать упущенное задвинула, быть может, в самый дальний угол когда-то важные для нее вопросы веры. После подобного люди часто посвящают свою жизнь служению Богу, ведь именно от Него они и ждали, и получили помощь, а Кристина, излечившись или почти излечившись, теряет всякий интерес к незримому миру. Ею заинтересовался красавец Куно, которому так к лицу форма гвардейца. Из парализованной дурнушки Кристина превратилась в привлекательную молодую женщину. Она – местная сенсация. О том, что она единственная и неповторимая, знала только сама Кристина, и знала, и сомневалась, а теперь об этом знают все, и уже никто не сомневается. «Вы какая-то особенная. Вот так встать и пойти. Как вы это сделали? – спрашивает Куно, когда им удается уединиться. – Мне бы так хотелось… Я боюсь обидеть вас». Отлично поняв намерение гвардейца, Кристина робко и неумело целует его. Может быть, в этот момент она думает о том, как пронести зародившееся чувство через всю жизнь, а может быть, она открывает для себя маленькие, всем доступные радости жизни и не способна ни о чем думать.

За Кристиной поспешает ее добровольная сиделка миссис Хартл, которая лишилась предмета заботы и чувствует себя обманутой. Возможно, она стала свидетелем поцелуя, которым Кристина награждает гвардейца. Есть косвенные признаки, указывающие на то, что мы видим поцелуй ее глазами. Словом, миссис Хартл пребывает в крайнем замешательстве. «Ей тоже придется с этим смириться», – говорит о ней миссис Спор.

Есть и те, кто не спешит признать чудо даже на уровне природного явления. Выказывает скепсис молодой бородатый доктор, который после осмотра пациентки заключает, что подобные случаи хотя и редки, но не новы. Прогноз его ужасен. За временным улучшением, скорее всего, последует регрессия. Кабинет врача Кристина покидает с палочкой в руке. И если молодой доктор заставляет ее страдать, то пожилой ободряет: ему хочется верить в лучшее.

Через силу улыбающаяся и вьющаяся вокруг Кристины миссис Спор никак не может смириться со свершившимся фактом. «Ну как, вы все еще хорошо себя чувствуете?» – спрашивает она с подчеркнутой вежливостью. «Да, все хорошо», – простодушно отвечает Кристина. «Тем лучше», – двусмысленно реагирует миссис Спор. Именно ей и принадлежит фраза: «Наша чудом исцелившаяся не кажется особенно верующей». Не каждый решится произнести такое вслух, но почти все обитатели «Мадонны Плазы» думают именно так. И постепенно встает вопрос, едва ли не основополагающий для тех, кто воспринимает чудо как «объективную самоочевидность», – чьих рук это дело? Бог явил Себя или дьявол?

У режиссера фильма Джессики Хауснер достает такта не формулировать вопрос именно так, не ставить его с такой прямотой и резкостью.

Открывая прощальный вечер, отец Нигл выходит на сцену и берет слово. «Случилось нечто чудесное. Бог послал нам сильный знак, – говорит он. – Знак своей благодати и любви. Мы видим это своими глазами. Небо склонилось к Земле». Все взоры обращаются к Кристине. Опираясь на палочку, она поднимается. «И что это означает для нас? – продолжает Нигл. – Что Бог не покинул нас. Что Он постоянно заботится о нас и что Он любит нас. Этим своим знаком Он проявляет Свое присутствие. Он говорит нам: “Ты не одинок”». Священник приглашает Кристину пройти на сцену. В зале раздаются аплодисменты, сначала редкие и как будто бы вынужденные, но затем овация нарастает.

Кристина неуверенно подходит к микрофону. Она робеет. Часть публики видит в ней самозванку. «Большое спасибо, – обращается к собравшимся Кристина. – Я очень признательна, и это честь для меня. Я также благодарна за эту благодать, что это я выздоровела. Это заставляет меня задуматься, почему я, а не… – она осекается. – Но я думаю, что это имеет какой-то смысл. В общем, в любом случае для меня, что я заслужила этот выбор».

Не этих слов ждут от нее, как и не этих чудес ждали верующие от Бога. Миссис Спор обескуражена. Вместо того чтобы аплодировать Кристине вместе со всеми, она складывает руки на груди. Впрочем, не желая выделяться, присоединяется к овации. На сцену выходит пожилая волонтерка и вручает виновнице торжества приз – статуэтку Девы Марии, объявив Кристину лучшей паломницей года. Сцена эта снята через сидящих за столами паломников и их помощников. Кристина еще на сцене со своим «призом», а до нее уже никому нет дела. Последние хлопки, раздающиеся в зале, сопоставимы с захлопнувшейся перед ее носом дверью. Ответное слово Кристины лишний раз убедило всех, что было бы правильней свершившееся чудо записать в разряд недоразумений.

Вечер продолжается. Официальная часть сменяется застольем и танцами. Скоро закончится организованная для людей с ограниченными физическими возможностями культурная программа, и они разъедутся по домам. Лучшая паломница года подходит к мальтийскому гвардейцу Куно. Он поднимается из-за стола и без видимой охоты приглашает ее на танец. Палочка отставлена. Куно ведет Кристину в медленном танце. И снова взоры всех прикованы к ней. Правда, вскоре она теряется среди других танцующих пар.

«Я так счастлива!» – признается Кристина своему кавалеру, но после очередного поворота под рукой, она как подкошенная падает на пол. Это не остается незамеченным. Словно магнит, она снова притягивает к себе взгляды всех. Растерянный Куно склоняется над Кристиной. Он помогает ей подняться и провожает до стула, на который она опирается. Оба испытывают неловкость, и оба безуспешно пытаются скрыть это.

Миссис Хартл, для которой забота о своей соседке по номеру составила смысл жизни, не может упустить выдавшейся возможности: она спешит к Кристине, толкая перед собою инвалидное кресло. Кристина деликатно отказывается от вежливого приглашения сесть. Не выдержав нелепости своего положения, гвардеец Куно под благовидным предлогом ретируется. И вдруг вокруг Кристины образуется пустота. Стоящая рядом невозмутимая миссис Хартл олицетворяет все прошлое и будущее одиночество главной героини.

Публика, напоминающая хор античной трагедии, начинает подавать голоса. «Жаль. А я уже почти поверил», – искренне досадует гвардеец-провокатор. «А в чем дело? – парирует пожилая волонтерка. – Она просто споткнулась, вот и все». Такова «вера от чуда». Компрометируется чудо, теряет всякий смысл и вера. Не состоялось чудо успеха, значит – Бог не всемогущ.

За соседним столиком обмениваются репликами еще более странные прокуроры и адвокаты Бога. «Но, допустим, это долго не продлится. Это очень жестоко, – выносит вердикт миссис Спор. – Как Бог может такое делать?» Ее подруга миссис Хубер приводит свой довод: «Если это не продлится, значит, это не было настоящим чудом. А в этом случае Бог ни при чем». Выдержав паузу, миссис Спор торжественно вопрошает: «Тогда кто?». Этот вопрос ставит миссис Хубер в тупик. «Как вы думаете, нам приготовили какой-нибудь десерт?» – переводит она разговор на тему ей более понятную.