Брат (СИ) - Валерий Александрович Гуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сел на электричку (уже без фокусов с пересадками, как в тот раз) и поехал в Мытищи. Со станции шел не спеша, наслаждаясь зимними снежными пейзажами. Все-таки даже подмосковные городки, даже те, что расположились совсем недалеко от столицы — это совсем другое ощущение, хотя в них тоже стоят знакомые десятиэтажки. Жизнь здесь течет размеренно и неторопливо: никаких тебе скоростных видов транспорта, никакой суеты и толчеи. Иногда даже кажется, что в таких городках никто никуда никогда не опаздывает, а все живут и гуляют по улицам в свое удовольствие. Конечно, я понимаю, что на самом деле это далеко не так, и у местных жителей полно своих проблем и забот. Но когда сюда приезжаешь — создается впечатление, что попал в какой-то дачный поселок, где и летом-то всех дел — только ухаживать за грядками, а зимой остается только наслаждаться покоем и устраивать чаепития с соседями.
— Здравствуйте, — беззубым ртом поздоровалась со мной проходящая по тротуару бабушка, расплывшись в обворожительной улыбке.
— Здрасьте, бабуль, — улыбнулся в ответ я.
Поймал себя на мысли — хорошо хоть где-то в этой новой стране, вроде своей, но одновременно такой далекой, люди остались людьми. Эта бабулька в старой заношенной одежде излучала позитив. Дай бог тебе бабушка здоровья, хотелось, что свои последние дни такие люди доживали вот точно с такой улыбкой на губах. Ну а я, как говорится — чем смогу… Я сунул руку в карман, где лежали деньги и как бы невзначай обронил десятидоларовую купюру. Долары сейчас в Москве в ходу, на них даже можно отовариться без обмена.
— Ой, бабуль, вы кажется денюшку обронили.
Бабуля остановилась, а я поднял баксы и сунул ей. И пока старуха не стала пытаться деньги вернуть, зашагал дальше. Помогать надо людям. Как мне когда-то Степка помог.
По пути к Степкиному дому я зашел в магазин и хорошенько закупился: в прошлый раз он меня кормил и поил, теперь буду я — пусть знает, что Вова Данилов для товарища не жалеет ничего и тем более не остается в долгу! И уж в любом случае армейская дружба для меня — не пустой звук. Поднявшись на нужный этаж, я позвонил в дверь.
Ответом мне была тишина. Я нажал на звонок снова, потом в третий раз… Ноль реакции. «С бабой он там, что ли… Или… А, точно! Он же говорил мне, что его могут в любой момент срочно вызвонить на работу! На работе он, как пить дать. Все-таки надо было его предупредить. А я все — сюрприз, сюрприз…»
На лестнице послышались медленные шаркающие шаги. Я оглянулся. По ступенькам поднималась бабушка — божий одуванчик: морщинистое доброе лицо, сама в каком-то стареньком пальто, на голове платочек — ну просто персонаж из детской сказки или родная сестра той старухи, с которой мне довелось встретиться по дороге! Заметив, у какой двери я стою, бабулька сказала:
— Не звони, милок. Зря только звонок сожжешь. Нету их.
— Как нет? А где же они? Уехали куда-то, что ли?
Старушка остановилась и внимательно посмотрела на меня:
— А ты сам-то, сынок, кем будешь?
— Да я друг Степкин! Мы служили вместе. Он на дембель раньше меня на полгода ушел, весной, а я — осенью. Вот, приехал в гости к другу, — я показал сумки с едой и выпивкой.
— Ох-хо-хо… — бабка грустно взмахнула рукой. — Нет у тебя больше друга, мил человек.
— В смысле? Что вы хотите сказать? — не понял я. Точнее, уже понял, но как мне не хотелось, чтобы мои предчувствия и в этот раз оказались верными!
— А что тут еще скажешь, — вздохнула старушка и, помолчав, тихо добавила. — Взорвали их. Где-то месяц назад. Степка с семьей ехать куда-то собрался, они в машину сели, он мотор завел — а она как бахнет! Мне аж вон стекло на кухне выбило, до сих пор изолентой заклеено, потому как новое вставить некому.
— Вот это да, — я стоял, словно пришибленный. Еще одна смерть человека, успевшего стать мне дорогим! — А что же случилось-то, почему взорвали? Это же не пьяная драка — что-то серьезное, просто так взрывчатку подкладывать не будут.
— А кто их знает, сынок, — бабушка задумчиво пожевала губами. — Нынче время-то какое, бешеное, все друг друга взрывают, режут, стреляют, прости господи… В морду бы дали, как раньше, да разошлись — ан нет…
— Ну может, вы слышали что-то? — спросил я. — Все-таки соседи, рядом живете… то есть жили.
— Да я же в его дела не вникала, откуда, — протянула старушка. — Так, иногда парой слов перебросимся. Знаю вот только, что на рынке он точки держал, торговал там всяким. И вроде как он почему-то с хозяином этого рынка поругался, захотел, значит, на другой рынок уйти. У нас их тут несколько, и все недалеко. Что-то они там насчет денег поспорили, он мне как-то сказал, что будете теперь баб Тамар на другой рынок ходить, а я и внимания не обратила — чего мне, думаю, в чужие дела вникать, все равно не пойму я в них ничего. Ну вот. А потом, через несколько дней, слыхала я, как здесь они друг на друга кричали. Какие-то два парня, здоровых таких, покрепче тебя будут. Вот они к Степке пришли, он вышел на лестницу, и они здесь и начали ругаться. Я как раз на рынок тоже собиралась, а через дверь крики услышала, думаю — пусть сначала успокоятся, а то ведь и пришибут меня, старую, ненароком. А они ведь так кричали, что на весь подъезд слышно было!
— А чего кричали-то, бабуль, не помните? — от знакомых еще по прошлой жизни следователей я знал, что вовремя заданный уточняющий вопрос иногда может дать информации больше, чем весь остальной рассказ свидетеля.
— Ой, да я разве ж запоминала! Только стояла, дрожала, чтоб ко мне дверь не вынесли… Ну, вроде эти-то ему говорили, что, мол, не уйдешь ты просто так, а хочешь уходить — так плати. А Степка кричал, что ему надоело, что он к нему, к этому директору, в слуги не нанимался, и что он все равно уйдет. Вот так им и говорил. И что платить он ему ничего не будет, потому как и без этого он с него много-много лишнего взял. А те, которые от директора-то, ему и говорят: ну, если так решишь сделать, тогда тебе плохо будет, мол. Мы тебя, говорит, предупреждаем покамест по-хорошему.
— Так… а через сколько ему
