Смерть отца - Наоми Френкель

– А теперь иди, – говорит граф тяжелым сдавленным голосом застывшей на месте Иоанне, подает ей ранец, не глядя на нее.

Глаза Иоанны широко раскрыты. Как дурное колдовство нападают на нее эти мгновения. Она хочет выполнить приказ графа и не может сдвинуться с места. Хочет что-то сказать, но не может издать ни звука.

– Иди, Иоанна, – снова слышен его странный голос – иди, у меня мало времени.

Иоанна срывается с места и убегает. Не смотрит в сторону графа, только слышит, как за ее спиной с треском закрывается дверь.

– Что я снова сделала? Почему он так на меня рассердился? Что я ему такого сказала?

Иоанна оборачивается. Дверь графа закрыта. Ничто там не двигается. Даже маленький лучик света не просачивается оттуда. Словно дверь закрылась навсегда, и больше никогда не откроется. Иоанна спускается по ступенькам, слезы текут у нее из глаз. Деревянные ступеньки сильно скрипят.

– Боже правый! Сколько надо спускаться и идти по коридору.

Из комнаты выходит Бартоломеус с грудой простыней в руках. Иоанна быстро отирает слезы, даже если она сейчас умрет, не покажет глаза. Останавливается.

– Эй, ты там, – смотрит парень на нее снизу, – что ты делала у графа столько времени?

– Тебе какое дело? Иди, помоги своей матери.

– Иди сюда, я хочу тебе что-то сказать.

– А я не хочу идти к тебе, – и она усаживается на ступеньках.

– Не хочешь, не надо. Я только хотел сказать, что тебе стоит пойти ночью и посмотреть, как «граф! Кокс роет землю в поисках еврейского клада.

– Захочу – пойду. Тебя это не касается, – старается Иоанна избавиться от первенца. Она дрожит от страха: вдруг граф выйдет и увидит ее сидящей на ступеньках и заподозрит, что она ждет его. Теперь она знает, что не хочет его больше видеть.

– Ты сегодня ужасно глупа, – говорит первенец и уходит.

Почти бегом Иоанна покидает гостиницу Нанте Дудля. И всю дорогу до дома она бежит, и выражение потрясения не сходит с ее бледного лица.

Глава девятая

– Иоанна умерла! Иоанна умерла! – несется крик Бумбы по всему дому. Фрида послала его в комнату сестры, посмотреть, что случилось с девочкой: ей пора в школу, а ее не видно. Бумба обнаружил в ее комнате опущенные жалюзи, а саму Иоанну – лежащей в постели с закрытыми глазами. Позвал ее, она не ответила, ни голосом, ни движением лица.

– Иоанна умерла! Иоанна умерла! – и все двери распахиваются одновременно.

– Иисусе, – плачет Фрида и бежит по ступенькам, за нею – садовник и все служанки.

Эдит и Гейнц уже в комнате Иоанны. Гейнц закатывает вверх жалюзи. Мертвая Иоанна поднимается на миг, и снова падает в постель, головой в подушку.

– Успокойтесь! – кричит Гейнц испуганным домочадцам. – Иоанна в полном порядке.

– На тебе! – Бумба получает звонкую пощечину от Фриды. – До смерти напугать людей…

– Но она мертва! Минуту назад она была абсолютно мертва, – заливается слезами Бумба.

Эдит сидит на краю кровати и гладит Иоанне лоб и лицо.

– Ты больна, дорогая моя. Скажи, Иоанна, ты плохо себя чувствуешь?

Вчера Иоанна хотела покончить собой. Всю дорогу от дома Нанте Дудля шла пешком, бежала по забитым несущимися машинами шоссе с одним желанием в захолодевшем сердце, чтобы наехал на нее трамвай, или автомобиль, или хотя бы мотоцикл! Она была так несчастна.

«Вечерний мир»! «Сногсшибательные новости!» – кричали продавцы газет на всех углах.

Что она сделала графу, что он ее выгнал из своей комнаты? Что плохого она сделала ему?

Когда она добралась до площади, уже взошла луна. Бледный полумесяц. Небо и земляодинаково темны. Иоанна прижала горячий лоб к прохладному стеклу окна. Не зажигая света, сбросила одежду и упала в постель.

Иоанна с трудом открывает глаза. Отец склонился над нею, лицо его обеспокоено. Все ее братья и сестры стоят вокруг ее кровати.

– Фрида, – говорит дед, – звони доктору Вольфу. Пусть немедленно приезжает.

Иоанна действительно больна. Боль и шок привели ее в полное остолбенение. Тело ее пылает, ноги как ледышки. Сердечная слабость охватила все ее тело.

– Первым делом я принесу ей пуховую перину, – провозглашает Фрида. – Затем заварю ей цветочный чай. Я уже иду.

– Что с тобой, Иоанна? Что случилось?

Голос отца добрый, мягкий, останавливает клубок в горле, подкатывающийся каждый раз слезами. Она силой сжимает веки и рот, чтоб слезы не брызнули из глаз. Что скажет отец? Никто не поймет, что с ней творится. Никогда она не выздоровеет. Никогда! Всегда будет лежать в этой постели, и сердце ее будет страдать – великая жалость к себе самой переворачивает ей сердце.

– Пей, и немедленно! – приказывает Фрида, в руках ее чашка чая, – что ты лежишь здесь, как мертвец, нет у тебя никакой температуры. Немедленно выпей, я тебе говорю. Я тебя всегда предупреждала, что ты заболеешь от своих сумасшествий опасной болезнью.

– Но, Фрида оставь ее.

– Что значит – «оставь ее», уважаемый господин? Надо пить и надо есть, и всегда я говорила, что ее сумасшествия, – Фрида продолжала бы говорить, если бы не открылась дверь: Гейнц вернулся с доктором Вольфом.

Теперь, когда все покинули комнату, и остались только доктор, Эдит и Фрида, Иоанна открывает глаза.

– Что ты чувствуешь, – спрашивает доктор.

– Ничего, – отвечает Иоанна, – только слабость.

– Где?

– По всему телу. Не могу встать. Все тело парализовано. – И снова охватывает ее жалость к себе, и она плачет. Эдит и Фрида потрясенно глядят на нее. Только доктор не проявляет никаких признаков волнения.

– Спи, Иоанна, – хлопает он девочку по щеке после тщательного обследования, – сон лучшее лекарство от многих болезней, – и накрывает ее одеялом.

– Кушать! – возвышает голос Фрида, – сначала она должна поесть.

– Не хочу! – захлебывается слезами Иоанна. – Ни есть и не пить…

– Оставьте ее, Фрида, она еще попросит у вас поесть через некоторое время. И встанет.

Снова опускают жалюзи, и темнота усиливает боль в ее сердце. Она лежит на спине, рот открыт, словно губы просят продолжать говорить – «Никто меня не понимает, никто…»

– Что? – спрашивает Артур Леви своего друга, доктора Вольфа. – Что ты полагаешь?

– Маленькая истерика, Артур. Может, истерика переходного возраста. В конце концов, время пришло. Или какое-то сильное переживание, что разбудило бурю в душе… В любом случае, никакой настоящей болезни здесь нет. Ты можешь быть абсолютно спокойным.

– Но она меня беспокоит в последнее время. Именно то, что ты сказал, меня и беспокоит. В этом возрасте девочке нужна мать, чтобы поддержать ее советом.

– Успокойся, Артур. Не надо так тяжело принимать нервный приступ взрослеющей девочки. – Доктор Вольф убегает по своим делам.

«Что-то потрясло девочку. Что-то выше ее сил. У нее очень чувствительная душа, – размышляет господин Леви в своем кабинете, – может, стоит позвонить Белле из сионистского Движения, инструктору Иоанны, он ведь и так хотел с ней встретиться. Она согласна, и обещала даже прийти в чрезвычайных случаях. Он уже поднял трубку, и тут вспомнил о юном друге.

Иоанны, и он уже говорит с Филиппом, и просит отыскать сына его сестры и привести сюда. Филипп отвечает, что приведет к ним Саула. Теперь, когда он организовал помощь больной Иоанне, господину Леви стало немного легче на душе. Теперь он собирается звонить своему другу доктору Гейзе, объяснить ему причину отсутствия Иоанны в школе. Может быть, он узнает, не случилось ли с ней что-то в школе. Доктор Гейзе ничего не знает. Но надеется увидеть ее здоровой, он и так собирается вечером посетить дом Леви. Тут он напоминает господину Леви о встрече членов ассоциации любителей Гете. Сегодня он приведет с собой нового члена, молодого скульптора, которого, кажется, Артур знает.

Кончились все телефонные разговоры, организована помощь. В кабинет входит дед. Галстук повязан, стрелка на брюках отутюжена, цветок в петлице пиджака, кончики пышных усов закручены вверх, В общем, дед как дед, и все же что-то в нем изменилось. Он потерял один зуб, одну из ряда белых жемчужин во рту. Это сильно его огорчило, и пробудило в нем ощущение старости. Дед, естественно, отрицает эти тяжкие чувства, но в последнее время часто ударяется в воспоминания и напоминает Гейнцу и Эдит, что хочет иметь правнуков, держать их на руках. Гейнц посмеивается, слыша эти требования, а Эдит опускает голову. Каждое утро входит дед в кабинет к сыну, и нельзя знать, для собственной ли это необходимости, или для того, чтобы развлечь сына своими похождениями.

– Не надо тебе переживать из-за девочки, Артур. Эта склонность заболевать от сильных впечатлений, лежать в постели, как покойник, у нее от моей покойной матери, которая падала в обморок от любой вещи, которая не не по ней, в любое время рядом с ней была служанка с баночкой духов в руках. Все женщины в нашей семье были такими, за исключением этой краснощекой с крепкими мышцами, жены Якова, ну, помнишь, силуэт его был вырезан из черной бумаги, висел в комнате семейной памяти. Это была последняя сильная женщина в нашей семье, звали ее Бейла-Берта. Сын ее – Соломон Иеронимус.