Кровавое копье - Крейг Смит

— Кто эта англичанка, Ти-Кей? — спросил Дейл.

— Неважно.

— Одна из твоих или сама по себе?

— Мальчик и Девочка принадлежат Джейн. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление, но я не спрашивал. Знаю лишь, что они свеженькие, только что с Фермы. Пару лет крутятся то здесь, то там.

— Если они действительно хороши, я бы про них слышал.

— Возможно, ты прав. Если только они не хороши по-настоящему.

Дейл рассмеялся.

— Джейн только таких и берет.

— И я такого мнения.

Они встретились под балконом пустующей квартиры. Кейт, Итан и Мэллой надели инфракрасные очки и забросили за плечо АКС-74, уже заряженные. Включили наушники, после чего Итан подбросил вверх веревку, снабженную обтянутым резиной крюком. Он надежно зацепился за поручень ограждения балкона.

Первой по веревке полезла Кейт. Быстро перебирая руками, за пару секунд она поднялась метров на десять. Итан последовал за ней, показывая такую же ловкость. Глядя на них, казалось, что это проще простого.

— Пока я в восторге, — прошептал Дейл.

Мэллой покрепче уперся ступнями в асфальт и несколько раз потянул на себя трос. «Сорвусь — разобьюсь насмерть», — думал он, подтягиваясь все выше. Итан и Кейт подхватили его под плечи и подтащили к поручню, но перебраться через него позволили самостоятельно. После этого Кейт смотала веревку и спрятала ее.

За балконом находилась кухня. Здесь были только мусор, мешок с землей для цветов и какие-то инструменты. Дверь со вставным стеклом закрывалась на замок. Итан поддел его монтировкой и без труда открыл.

Не включая фонарики, пользуясь только очками ночного видения, Мэллой и его спутники быстро изучили план квартиры, чтобы понять, как устроена соседняя. Ничего особенного: две комнаты, ванная и кухня. Из прихожей хорошо видны гостиная и спальня. Проход в ванную и на кухню — напротив спальни, рядом с входной дверью.

Осмотревшись, Кейт направила Итана и Мэллоя к кухне.

— Ты пойдешь первым. Быстро и резко. Я войду за тобой и возьму на себя дверь в спальню. Ти-Кей сможет прикрыть лестницу.

— Я беру дверь в спальню, — объявил Мэллой.

— Это «горячая точка», Ти-Кей.

— Ты хоть раз фотографию Елены Черновой видела?

— Не сказала бы.

— А я их прошлой ночью просмотрел несколько сотен. Я возьму спальню. А ты — лестницу.

Входную дверь той квартиры, в которую они проникли, отпереть можно было только с помощью плоского «финского» ключа, но такого как раз не нашлось. Не став тратить время на его поиски, Итан опустился на колени у двери и стал орудовать набором отмычек. Замок был не самый сложный, и через несколько секунд Итан с ним совладал. Как и при взломе балконной двери, шум в тихом полутемном доме прозвучал пистолетным выстрелом. Такие звуки редко заставляют жителей крупных городов просыпаться — они к ним привычны, впрочем, всегда бывают исключения. Елена Чернова, на протяжении двадцати лет скрывающаяся от правосудия, наверняка принадлежала к таковым. Поэтому все трое не стали медлить.

Кейт заняла пост рядом с дверью у подножия лестничного пролета. Итан пробежал по лестничной площадке и ногой открыл наружную дверь. Мэллой поспешил за ним, зорко глядя по сторонам. Слева он увидел открытую дверь кухни и закрытую — ванной комнаты. Прямо перед входом — гостиная, напротив кухни — закрытая дверь спальни. Мэллой, не сбиваясь с шага, постучался в эту дверь пятью очередями из «Калашникова».

Дейл услышал постукивание дамских шпилек в переулке, перпендикулярном улице, на которой стоял дом, еще тогда, когда Мэллой лез к балкону по веревке. Проститутку он разглядел в тот момент, когда она остановилась на тротуаре и закурила сигарету. Огонек зажигалки выхватил из ночной темноты бледное лицо и соломенно-желтые волосы. Она немного постояла, подумала, переходить ли на другую сторону, а потом заметила Дейла, стоящего в тени.

Для обычной женщины этого было бы достаточно, чтобы остаться на той стороне улицы, но проститутке нужно зарабатывать, и она направилась прямо к мужчине. Дейл давным-давно утратил интерес к женщинам, торговавшим собой. Он был близок к мысли о том, что в древнейшей профессии нет ни романтики, ни тайн, а есть в основном лень и низкая самооценка. Иногда — ненависть под маской уступчивости. Иногда — рабство, наркомания. Дело случая. Как ни посмотри на проституток обоих полов — все равно это выглядело паршиво. А эта была уже на середине улицы, когда Дейл разглядел, что под шубой на ней нет ничего, кроме пояса с резинками и чулок.

Несмотря на то, что у Дейла Перри выработался иммунитет против проституток, он все же оставался мужчиной. Он попытался сосредоточить взгляд на лице женщины. Черты лица были видны смутно. Как правило, гамбургские уличные проститутки выглядели так же, как во всем мире: слишком молодыми, не успевшими толком сделать выбор, или слишком старыми, побитыми жизнью и не имеющими возможности позволить себе другой антураж. Но иногда на улицах попадались и очень красивые женщины. Эта оказалась немолода, но явно не дешевка.

Она так покачивала руками при ходьбе, словно шла по канату, а как только ступила на тротуар метрах в десяти от того места, где стоял Дейл, он сразу почувствовал запах перегара.

— Хочешь хорошо провести время, сладкий?

С этими словами проститутка распахнула шубу — на всякий случай, вдруг он плохо рассмотрел ее при свете фонаря. Тело у нее было роскошное, крепкое, и она это знала.

— Тридцать евро ровно. Двадцать, если быстро, один раз. — Она говорила с чуть заметным сельским акцентом, словно была родом из какой-то деревушки под Гамбургом. — Если хочешь — можно прямо здесь. Я не гордая.

— Исчезни, — сказал ей Дейл.

— А ты что тут делаешь-то? — спросила проститутка, приближаясь к Дейлу. Ее тонкие шпильки увязли в сырой земле, и она чуть не упала. — Ты тут с кем? — Стараясь сохранять равновесие, она огляделась по сторонам. — С другом? — Женщина пьяно хихикнула. Вытащила из земли один каблук — второй увяз. — Обоих обслужу за сорок.

Она встала ровнее, но выглядела так, словно ее вот-вот стошнит.

Дейл выругался и шагнул к проститутке. Он твердо решил убрать ее отсюда, но не был уверен, легко ли это получится.

— Ровно тридцать евро, — пробормотала женщина.

Дейл взял ее за руку. Она не стала сопротивляться, но ее рука и тело были словно не связаны между собой. От нее пахло сигаретным дымом. Перегар в смеси с духами дурманил голову.

— Двадцать за… за все, чего пожелаешь.

Она казалась какой-то вялой, едва держалась на ногах. У Дейла было такое ощущение, что это не женщина, а пластиковый мешок с водой. Как она могла позволить себе так напиться?

Услышав внутри дома автоматную очередь, Дейл инстинктивно обернулся. Он держал проститутку за руку, но при этом совсем забыл о ней. В следующую секунду он услышал два выстрела из ружья, затем новые очереди из «Калашникова».

Агент не почувствовал, как напряглись ее мышцы. Свободная рука женщины вдруг метнулась змеей к его шее — и это при том, что у Дейла было полное впечатление, что она вот-вот потеряет равновесие и рухнет на землю. Лихорадочно размышляя о стрельбе внутри дома, Дейл почувствовал, как что-то кольнуло его шею.

Нет. Не кольнуло. Она его порезала!

Первой реакцией был испуг, и Дейл оттолкнул от себя женщину. Но вместо того чтобы упасть на землю, проститутка напрягла мышцы и осталась рядом с Дейлом. Свободной рукой она вдруг с силой сжала его запястье. Только в этот момент он понял, что она совсем не та, за кого себя выдает. Мужчина попытался вырваться, чтобы выстрелить в женщину из «узи», но она держала его железной хваткой и смотрела ему в глаза. Она с радостью наблюдала, как из него вытекает жизнь. Кровь заливала рубашку и бронежилет Перри.

Он силился вспомнить ее имя… этой женщины, которая только что убила его… но в его панические мысли проникало лишь одно слово: «Штази». Спецслужба ГДР уже двадцать лет не действовала в объединенной Германии, но само это слово ассоциировалось с полночными рейдами, пытками, ужасами и убийствами. Падчерица гестапо и КГБ, «Штази» оказалась такой же бессмертной, как последняя организация, такой же эффективной и беспощадной, как первая. Эта женщина явно была одним из последних агентов «Штази». У Дейла подкосились колени. Он никак не мог вспомнить ее имя, в голове шумело. Если бы он хотя бы еще мгновение мог мыслить ясно, он бы подумал о том, как примут известие о его смерти жена и дети… Всю жизнь он провел в подполье, и вот теперь его настиг бесславный конец, а они так и не узнали, что все это служило лишь прикрытием, а на самом деле он был куда более достойным и тонким человеком.

Но у него не хватило времени ни подумать о семье, ни пожалеть о своей жизни, ни вспомнить родину. В его слабеющем разуме вертелось только одно холодное, жесткое и смертельное слово: «Штази».