Мент. Одесса-мама. Книга 2 - Дмитрий Николаевич Дашко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как можно попасть внутрь и не спугнуть его?
— Чёрного входа у нас нет, дверь он запирает изнутри на замок и цепочку. Кому-то чужому даже не подумает открывать — всех боится, — не порадовала меня Анна Перелесова.
— Он только нам откроет, — вздохнула Аглая.
— А выманить его наружу? Скажем, попросить помочь или сходить куда-то?
Сестрички усмехнулись.
— Он тени своей боится, на улицу нос не кажет… А вы тут такое предлагаете!
— Жаль…
Мы с Осипом переглянулись. По всему выходит, без девчонок нам не обойтись, а это — серьёзный риск. Не знаю, что у Панова в голове, но у меня сложилось впечатление в прошлую нашу встречу, что смерти он не боится и всё-таки не блефовал, когда обещал устроить взрыв.
— Девушки, придётся попросить вас об одолжении, — произнёс я.
— Каком? — не понимая всю опасность ситуации, заулыбались сёстры.
— Кто-то из вас поможет нам войти в квартиру. Главное — не спугнуть Панова. Ну, кто тут самый смелый?
— Я! — оттолкнула сестру в сторону, Аглая.
На какое-то время мне стало не по себе. Конечно, подставлять её под пули я не собирался. Всё, что от неё требовалось: вести себя естественно, чтобы Панов ничего не заподозрил и открыл дверь. Дальше я всё беру на себя.
И, тем не менее, всегда оставалось пресловутое «но». Проклятый фактор внезапности, который невозможно просчитать.
Панов — псих, надо исходить из этого. Поведение психа бывает непредсказуемым, и, не приведи господь, если это приведёт к гибели девушки.
— А может всё-таки я попробую? — прозвучало позади нас.
Мы обернулись на Фогеля. За всё это время, он ещё ни разу не вмешался в наш разговор.
— В смысле — ты?
— Может, я смогу сделать так, чтобы Панов открыл дверь? — без тени смущения произнёс он.
— И каким это образом? — удивлённо спросил я.
— Например, таким. Аглая, как вы обычно называете Панова между собой?
— Мишаня, — недоумённо произнесла та.
Фогель внимательно вслушивался в её слова.
— Ещё раз повторите, пожалуйста.
— Мишаня, — покладисто повторила она.
— Так! Секундочку! — Фогель отвернулся в сторону, а когда вновь обратился к нам — его было не узнать.
Он преобразился, его лицо внезапно приобрело женские черты, появилась раскованная и коварная улыбочка. Теперь это был другой человек.
— Мишаня, привет! Открывай, это мы! — Фогель не проговорил, он будто пропел эту фразу голосом девушки.
Мы открыли рты.
— Обалдеть! — восхищённо воскликнул Осип. — Если бы своими глазами не увидел, решил, бы что это Аглая говорит! Тебе бы в цирке выступать с такими талантами!
— В цирк всегда успеется, — сверкнул глазами Фогель. — А пока мне и кино хватает. Жаль, конечно, что оно всё ещё немое.
— Ничего, — усмехнулся я. — Будет тебе и звуковое, и цветное и даже три «дэ». Только не спрашивайте меня, что это такое!
Глава 25
Весь путь до жилища сестёр артист демонстрировал нам свои способности имитатора. Получалось у него весьма правдоподобно. Почувствовать разницу мог разве только очень близкий человек, да и то, если только хорошенько прислушался.
Девушки восторженно ахали, Осип просил спародировать то одного, то другого из общих знакомых, а сам Фогель буквально светился от счастья и купался в лучах неожиданной славы. Творческая личность, одним словом.
— Слушай, а может ты ещё и того… Чревовещатель? — вдруг спросил Шор.
— Маленько могу, — улыбнулся Фогель. — Было дело, брал пару уроков у Григория Михайловича Донского…
— Погоди, у того самого что ли⁈
На цирковом представлении известного на всю Россию артиста-вентролога — так на научном языке называется профессия чревовещателя, мне побывать не удалось, но много слышал о нём от других. Отзывы были восторженные. Донской выступал вместе с одиннадцатью куклами в человеческий рост и маленькой собачкой, говорил за всех разными голосами. Самые ударные репризы доставались пёсику, он же в конце исполнял трогательный романс.
Кстати, до революции Григорий Михайлович проживал в Одессе, а во время гражданской войны часто выступал перед красноармейцами, гастролируя в рядах агитбригад.
— У того самого! — подтвердил Фогель.
— Ну ничего себе! А ну, сбацай чего-нибудь! — обрадовался Осип.
— Сбацать, значит. А чего бы не сбацать! Давайте, я вам спою? — произнёс вдруг с абсолютно закрытым ртом Фогель и, не шевеля губами, затянул густым шаляпинским басом:
— Из-за острова на стрежень,
на простор речной волны…
Девушки прыснули. Осип, тоже не выдержав, схватился за бока и разливисто захохотал.
А я, прикинув некоторые моменты, замер. Меня, после всех продемонстрированных Фогелем талантов, осенила догадка.
— Валера, а товарища Иванова, председателя губисполкома, можешь изобразить? — вкрадчиво попросил я.
— Конечно, — кивнул, не понимая, что попадает в ловушку, Фогель.
— Да ну… Что-то сомневаюсь я…
— Зря!
— Пока не услышу — не поверю!
Фогель нахохлился, на его молодом лбе откуда-то появились глубокие морщины. Он принял картинную позу и произнёс слегка трескучим прокуренным голосом:
— Товарищи, на повестке дня первым пунктом стоит вопрос создания райсполкомов. В целях соблюдения общеустановленных по республике выборных сроков, общих перевыборов всего низового аппарата в связи срайционированием, не производить…
Закончив, довольно поглядел на меня.
— Ну как?
С Ивановым я никогда не встречался, как он говорит не слышал — так что всё зависело от мнения Шора.
— Точь в точь товарищ Иванов! — сия восторженными глазами, подтвердил Осип.
Я показал Фогелю правый кулак с поднятым большим пальцем.
— Во! Первый класс!
— Ну так… — заулыбался артист.
— Осталось только связаться с самим товарищем Ивановым и уточнить у него: точно ли он направлял в Одесский губернский уголовный розыск актёра товарища Фогеля и просил оказать ему всяческое содействие, — продолжил я.
Фогель поник. Мой удар попал в цель, догадка оказалась верна. А это уже совсем другой коленкор.
— Девушки, отойдите в сторону. Постойте там пять минут, — попросил я.
Перелесовы послушно отошли. Видать, не такие уж и пропащие. Обычные девчонки которых потянуло на сладкую жизнь. Слава богу дров наломать ещё не успели! И, надеюсь, больше не будут.
Разговор по душам с сестричками мне ещё предстоит. Но это потом, сразу, как только разберусь с более важными вещами.
Повисла тягостная тишина.
Понимая, что моего взгляда ему не выдержать, Фогель съёжился