Семь грехов куртизанки - Селеста Брэдли

Пайпер подобрала к платью босоножки нейтрального цвета, с открытым носком и на высоком каблуке. Ее лицо было приветливым и выглядело здоровым. Ее улыбка ослепляла. Волосы были темными и блестящими, и Мик поймал себя на том, что не помнит, какая прическа была у Пайпер на прошлой неделе и что сегодня она кажется очень естественной. А глаза…

Мик невольно ахнул. Контактные линзы. Пайпер вставила контактные линзы. И ее великолепные зеленые глаза стали больше и ярче и смотрели прямо… на… него.

Его локоть соскользнул со стола.

Девушка приятно улыбнулась.

Трахни меня.

Пайпер грациозно опустилась в кресло, сложила руки на столе перед собой и продолжила благосклонно улыбаться. Ее не трогали взгляды, вздохи и пролитый кофе. Ее не смутила даже нелепая оговорка Лапальи. Все это не имело значения, потому что Мик Мэллой обмяк в кресле, раскатанный стальными дисками автобуса похоти, — в точности как обещала Бренна.

Пайпер была не единственной, кто это заметил. Линк искоса глянул на Мика и разразился чем-то между кашлем и гоготом, заставившим его потянуться за своим кофе.

— Прошу прощения, — обратился он к группе, похлопывая себя по груди.

— Поехали дальше, народ, — нетерпеливо сказал Лапалья.

Босс Пайпер, как ошпаренный, протараторил повестку дня. Пайпер чувствовала, что Мик буравит ее взглядом.

Буравит насквозь, подумала она.

— Что у нас нового по теме Офелии Харрингтон, Пайпер?

— Да-да. — Она встала, глубоко вздохнула и пустилась в заученные назубок объяснения. — Выставка обещает стать волнующим событием для наших посетителей, как визуально, так и орально… то есть аудиально.

Пайпер хотелось умереть со стыда. Линк ухмылялся. Она ненавидела этого проныру. Девушка ринулась дальше.

— Я заключила договор с британской актрисой дубляжа, которая будет читать выдержки из речей и личной переписки Офелии Харрингтон. Думаю, это создаст некий эффект присутствия.

Лапалья нахмурился.

— Не припоминаю такой статьи в вашем бюджете.

Шеф задал простой вопрос, и Пайпер знала, что ответить. Но по какой-то причине замерла на месте, и в ее ушах зазвенел голос британки, хриплый и тягучий от желания: «Он подводил меня к оргазму, шлепая все жестче и жестче. Я охотно шла у него на поводу. Я задыхалась, стонала и кричала на пике наслаждения».

Шепот, который слышала Пайпер, не принадлежал актрисе дубляжа, и чувства, которые он передавал, ни за что и никогда не станут частью выставки. Пайпер помотала головой, силясь отогнать наваждение. Она теряла нить разговора.

— Она там была.

— Продолжай.

Но мысли разбегались от нее в разные стороны. В чем дело? Она тысячу раз повторяла эту речь дома, но стоило вспомнить о «Семи грехах куртизанки», как лобная доля ее мозга отказалась работать.

— Э-э, над освещением ведется активная работа.

Лапалья склонил голову набок и уставился на Пайпер.

— И?

Голос вернулся. На сей раз он был пронизан благородной яростью. «Почему мне не дали слова? — гневно вопрошал голос. — Не кажется ли вам, что эти достойные граждане вправе меня выслушать?»

Нет, нет, нет, подумала Пайпер. Офелия говорила эти слова в зале суда в 1825 году, когда ее судили за убийство. Они не имеют никакого отношения к ней, к этой планерке, к выставке и Бостонскому музею культуры и общества. Пайпер категорически отказывалась лишаться рассудка. Только не теперь.

Какой смысл выглядеть сексапильной, если она окончательно съедет с катушек?

— Ты в порядке, Пайпер?

— Да, да.

Она посмотрела на Мика. Тот едва заметно кивнул, как будто говоря, что у нее все получится.

Для нее это много значило. Приятно в кои-то веки встретить поддержку.

Пайпер улыбнулась и расправила плечи.

— Моя базовая планировка предполагает полукруг из шести частично закрытых отделений, расходящихся веером из центральной фокусной точки. Каждое отделение будет рассказывать об одной из составляющих жизни Офелии Харрингтон, на удивление… э…

Лапалья замахал руками.

— Что может быть удивительного в Офелии Харрингтон? Каждый пятиклассник знает ее историю.

О нет, ничего они не знают…

— Каждое отделение будет иллюстрировать один из аспектов жизни Офелии Харрингтон, на удивление разноплановой, — продолжала гнуть свою линию Пайпер. — Центром отделений будет интегрированное мультимедийное представление слов и мыслей Офелии, дополненное сообразными контексту артефактами из коллекции: одеждой, предметами быта, мебелью, личными вещицами, которыми она дорожила.

Лапалья встревоженно повел бровями.

— Для этого понадобятся наушники? Я не видел наушников в бюджете.

— Я с самого начала планировала пять стационарных блоков на отделение.

— А центральный вводный элемент? Фокусная точка?

— Я экспериментирую с несколькими вариантами дизайна, но еще не пришла к той единственной совершенной концепции, которая бы символизировала сущность истории Офелии Харрингтон.

Пайпер выдержала паузу. Ее последняя реплика была преуменьшением. На самом деле ее ум пока не мог объять двойственность, присущую Офелии. Представит ли она ее посетителям БМКО входящей в собрание квакеров матроной в скромной шляпке или пригласит покровителей на выставку куртизанки в шелковых чулках на подвязках, в корсете и с растрепанными после ночных подвигов волосами…

«Мое единственное преступление в том, что я — женщина, которая думает своей головой», — шепнул голос.

— Мне это кажется странным, — сказал Линк.

Пайпер сверкнула глазами.

— Прошу прощения?

— Центральная композиция задает тон и является общим контекстом всей выставки, — сказал Линк, обращаясь к Лапалье и пропуская мимо ушей вопрос Пайпер. — Это краеугольная часть любого проекта. Как Пайпер может продвигаться дальше без нее?

В конференц-зале стало тихо. Девушка сглотнула. Она посмотрела на Лапалью.

— Я посчитала, что на этом этапе разработки проекта разумнее будет избежать обсуждения частностей.

— Ну, в общем-то, да, если только ты не опоздаешь с пробной презентацией для совета попечителей.

— Без проблем, — с уверенной улыбкой сказала Пайпер. — Попечители увидят макет через три недели, как запланировано.

Лапалья кивнул.

— Хорошо. Молодец.

Тут он метнул взгляд на Мика.

— Доктор Мэллой? Хотите чем-нибудь поделиться с нами сегодня?

Обрадованная, что центр внимания сместился на другого, Пайпер откинулась на спинку кресла и стала слушать, как Мик рассказывает о плане объединения кампании по сбору средств с открытием осеннего сезона — традиционно самым значительным событием для музея в году — и просит всех высказать свое мнение. Вскоре после этого планерка закончилась.