Большая игра на понижение: Тайные пружины финансовой катастрофы - Майкл Льюис

Весной 2007 года ситуация на рынке низкокачественных ипотечных облигаций, как ни странно, несколько стабилизировалась. Газеты за 7 марта цитировали заявление председателя Федеральной резервной системы Бена Бернанке: «Влияние проблем рынка низкокачественных ценных бумаг на экономику в целом и финансовые рынки находится под контролем». «В марте и апреле качество кредитов всегда повышается, поскольку в это время происходит возврат налогов, — поясняет Айсман. — Казалось бы, специалисты по секьюритизации должны это знать. И они вроде как знали, но при этом допустили сужение кредитных спредов. Какой идиотизм! Они совсем с ума посходили?» Удивительно, но рынок облигаций продолжал расти, и показатели на экранах в отделе торговых операций компании FrontPoint свидетельствовали о стабильной тенденции к повышению. «Мы выключили канал CNBC, — говорит Дэнни Мозес. — Он стал раздражать, к тому же совершенно утратил связь с реальностью. Любое негативное событие они подавали как позитивное. Любое позитивное событие раздувалось сверх всякой меры. Такая подача меняет восприятие. Нельзя позволять всякому бреду затуманивать мозг».

По возвращении из Лас-Вегаса они решили выудить из рейтинговых агентств и обитателей Уолл-стрит, использовавших их модели, как можно больше информации. «Мы пытались выяснить, что может подтолкнуть рейтинговые агентства к понижению рейтингов», — говорит Винни. Между тем тревожные вопросы множились. Почему, например, рейтинговые агентства так лояльно относятся к облигациям, обеспеченным низкокачественными кредитами с плавающей ставкой? Проблемных заемщиков от дефолта отделяла стоимость сломанного холодильника. Мало кто из них мог вынести повышение процентной ставки. Поскольку большинство кредитов были структурированными, владелец дома платил фиксированную завлекающую ставку, скажем 8 %, в течение первых двух лет. В начале третьего года процентная ставка резко возрастала до, скажем, 12 %, после чего держалась на высоком уровне. Нетрудно понять, почему ипотечные кредиторы вроде Option One и New Century предпочитали выдавать именно такие кредиты: через два года заемщики либо прекращали платежи, либо, в случае роста стоимости жилья, обращались за рефинансированием. Подобные компании не относились к дефолту серьезно, ведь они не несли никаких рисков по кредитам: рефинансирование просто позволяло содрать с заемщиков дополнительные деньги. Кочуя между рейтинговыми агентствами и теми, кто занимался упаковкой низкокачественных облигаций, Айсман выяснил, что рейтинговые агентства руководствуются простым предположением: заемщики с одинаковой вероятностью будут производить платежи как при ставке 8 %, так и при ставке 12 %. Это означало увеличение денежного потока для держателей облигаций. Облигации, обеспеченные ипотеками с плавающей ставкой, получали более высокие рейтинги, чем облигации, обеспеченные ипотеками с фиксированной ставкой. Именно поэтому количество низкокачественных ипотечных кредитов с плавающей ставкой возросло с 40 до 80 % за последние пять лет.

Кредиты массово превращались в проблемные, а низкокачественные облигации не двигались, поскольку Moody’s и S&P так и не изменили официальное мнение относительно их качества. FrontPoint Partners, как инвестора в акции, обслуживали брокеры с Уолл-стрит. Айсман попросил работавших на фондовом рынке продавцов из Goldman Sachs, Morgan Stanley и других банков устроить встречу со специалистами по работе с облигациями. «Мы задавали один и тот же вопрос, — говорит Айсман: — Какова роль рейтинговых агентств во всей этой истории? Реакция всегда была одинаковой. Вслух ничего не говорилось, но и по одной ухмылке все становилось понятно». Стараясь копнуть поглубже, он позвонил в S&P и поинтересовался, что случится с уровнем дефолтов, если цены на недвижимость упадут. Сотрудники агентства не могли открыто признаться, что их модель учета цен на жилье не принимала отрицательные числа. «Они просто уповали на то, что цены будут и дальше повышаться», — замечает Айсман[17].

В один прекрасный день Айсман вместе с Винни спустился в метро и отправился на Уолл-стрит на встречу с сотрудницей S&P по имени Эрнестин Уорнер. Уорнер работала аналитиком в отделе надзора, который должен был следить за низкокачественными облигациями и понижать их рейтинг, если лежащие в основе кредиты становились проблемными. Кредиты превращались в проблемные, но рейтинги облигаций не понижались, что снова заставило Айсмана задуматься, не известны ли S&P какие-то секреты. «Когда мы продавали облигации в короткую, у нас были только данные по пулам», — говорит он. Данные по пулам дают вам общие характеристики: средний скоринг FICO, среднее отношение размера кредита к стоимости обеспечения, среднее число кредитов без полного пакета документов и т. д. Но они не позволяли оценить индивидуальные кредиты. Данные по пулам говорили вам, например, что в пуле застраховано 25 % жилищных кредитов, но не указывали, какие именно кредиты, которые станут проблемными с высокой вероятностью или с низкой. Не представлялось возможным определить, насколько сильно фирмы с Уолл-стрит манипулировали системой. «Мы-то думали, что у рейтинговых агентств больше информации, чем у нас, — говорит Айсман. — Оказалось, это не так».

Эрнестин Уорнер работала с теми же скудными данными, что и трейдеры вроде Айсмана. Чистое безумие: у тех, кто выносит решение о качестве облигаций, отсутствует доступ к нужным сведениям. Вот как вспоминает об их разговоре Винни: «Когда мы поинтересовались причинами, она ответила: “Эмитенты больше ничего не дают”. Я не поверил своим ушам: “Так потребуйте!” В ее взгляде читалось: “Мы не можем этого сделать”. “Кто здесь главный? Вы же серьезная контора. Просто требуйте эти сведения — и все!!!”» Айсман пришел к выводу, что «в S&P опасались: выдвини они подобные требования, и Уолл-стрит пойдет за рейтингами к Moody’s»[18].

Как инвестор Айсман имел право на молчаливое участие в ежеквартальных телефонных конференциях, проводимых Moody’s, — задавать вопросы ему не позволялось. Однако сотрудники агентства с пониманием относились к его стремлению завязать более тесный диалог: генеральный директор Реймонд Макдэниел даже пригласил Айсмана с командой в свой офис. Этим жестом он навечно завоевал расположение Айсмана. «Перестанут ли когда-нибудь косо смотреть на короткие позиции? — спрашивает Айсман. — Когда ты продаешь в короткую, весь мир против тебя. Moody’s оказалась единственной компанией, которая общалась с нами, прекрасно зная о наших коротких позициях». После поездки в Лас-Вегас Айсман и его команда не сомневались в том, что мир перевернулся с ног на голову, и полагали, что и Рей Макдэниел не может этого не видеть. «Но вот мы сидим, разговариваем, и он совершенно серьезно заявляет: я, мол, уверен, наши рейтинги соответствуют действительности», — вспоминает Винни. Стив встрепенулся и переспросил: «Что, что вы сказали?» — словно услышал самое абсурдное утверждение в истории финансов. Макдэниел повторил. Айсман рассмеялся ему в лицо. «При всем уважении, сэр, — почтительно заметил Винни на прощание, — вы глубоко заблуждаетесь». И это не Fitch и даже не S&P. Это Moody’s, элитный представитель сообщества рейтинговых агентств, 20 % которого принадлежат Уоррену Баффетту. А тут вдруг какой-то Винсент Дэниел, простой парень из Квинса, называет его генерального директора то ли дураком, то ли мошенником.

К началу июня рынок низкокачественных ипотечных облигаций начал безостановочное падение, и позиции FrontPoint пришли в движение — сперва на тысячи, потом на миллиарды долларов в день. «Я знаю, что зарабатываю деньги, но кто тогда их теряет?» — этим вопросом Айсман задавался очень часто. Они уже продавали в короткую акции ипотечных кредиторов и жилищно-строительных компаний. Теперь в список коротких продаж были включены и акции рейтинговых агентств. «Агентства оценивали CDO в 10 раз выше, чем облигации GM, и конец неотвратимо приближался», — говорит Айсман.

Внимание Айсмана и его коллег неизбежно переключилось на самое сердце капитализма — крупные инвестиционные банки Уолл-стрит. «Изначально мы исходили из того, что машина секьюритизации, этот гигантский центр прибыли Уоллстрит, вскоре перестанет работать, — говорит Айсман. — И когда это произойдет, поток доходов иссякнет». Одной из причин, подтолкнувших Уолл-стрит к созданию новой индустрии под названием «структурированные финансы», было то, что ее старомодный бизнес день ото дня становился все менее прибыльным. Интернет-конкуренты сократили прибыльность брокерской деятельности не только на фондовых рынках, но и на традиционных рынках облигаций. В тот момент, когда рынок перестанет покупать низкокачественные ипотечные облигации и обеспеченные ими CDO, инвестиционные банки окажутся в большой беде. Вплоть до середины 2007 года Айсман даже не подозревал, что у фирм может хватить ума инвестировать в собственное изобретение. Он видел, что за последние несколько лет доля заемных средств в их капитале значительно выросла, что они покупали все больше и больше рискованных активов на чужие деньги. Чего он не знал, так это каким был характер этих активов. Корпоративные облигации с рейтингом «три А» или низкокачественные CDO с рейтингом «три А»? «Наверняка ничего не было известно, — говорит он, — ведь эти данные не раскрывались. Никто не знал, что они держат на своем балансе. Можно было лишь надеяться, что они избавляются от этого дерьма сразу же, как только его выпускают».