НА САМОЛЕТЕ В ВОСТОЧНОЙ АРКТИКЕ - СЕРГЕЙ ОБРУЧЕВ

Но вот мы перешли под левый берег залива—к Американской Кошке. Здесь за ней волны нет, и можно, если нужно, безопасно сесть. Дальше—еще ряд кошек, вытягивающихся в залив, каждая из них—место для спасения. Если сядем—можно дойти пешком до рыбалок.

Волны яростно обрушиваются на кошки, и снова я подсчитываю минуты. Подходим к большой Нерпичьей Кошке: это уже полный комфорт. Здесь рыбалки Морзверпрома, и за кошкой прячутся два катера. Мы низко проходим над косой, кажется, что самолет скоро начнет задевать поплавком за береговой обрыв: нас давят книзу рваные тучи.

Отсюда всего 20 км до комбината, но мы наверно пройдем их больше 20 минут. Борт-механик начинает качать бензин ручной помпой—плохой признак: значит уже собираются остатки со дна баков. Как только ручная помпа перестанет брать—в верхнем бачке останется на 10 минут. Пожалуй, мы сядем посреди залива у комбината—и нас продрейфует только до Толстого мыса. Но борт-механик все время работает помпой. Медленно идут минуты—цепляясь одна за другою. И для красоты описания нельзя даже прилгать, что тучи бешено мчатся нам навстречу: куда бы не летел самолет, тучи всегда отстают, ведь он летит быстрее.

Комбинат. Куканов набирает высоту до 150 м, и делает установленный круг, чтобы наметить направление для посадки: надо садиться против ветра, а не против волн, которые у комбината заворачивают.

Мы у крестовины мертвого якоря. Егоров подходит на лодке. Чувство большого облегчения—мы летели назад всего 4 ч. И м. и у нас еще минут на 10 бензина. Значит, тратим бензин очень экономно, всего 160 кило в час, и несмотря не брешь, пробитую в наших запасах Маттерном, нам может быть хватит горючего на работу.

19 СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ГОРА МАТАЧИНГАЙ?

Возможно, что пересечению двух горных систем;

системы Станового хребта и системы Камчатки

в верховьях залива Св. Креста мы обязаны

появлением высшей точки всего северо-востока Азии,

именно горы Матачинган, высотой около 1312 саж. (2799 м).

П. Полевой, 1915 г.

Опять несколько дней подряд ненастье. С моря ползут мягкие серые тюфяки-туман и низкие облака. Дойдя до материка, они поднимаются немного, крутой шапкой сидят на Дионисие и Золотом хребте, разрываются над лиманом, но дальше везде серо и мрачно. И Рарыткин не смеется, — а у нас все готово. На-днях определяли девиацию. Для этого полчаса пересекали под разными румбами берег у Анадыря — на удивление жителям, не понимавшим, для чего это мы снуем в воздухе взад и вперед без всякого толка.

Скучно сидеть в нашем логове в ожидании погоды. Смотреть на барометр, выбегать двадцать раз в день—посмотреть на восток, не расходятся ли тучи, нет-ли кусочка голубого неба. Постепенно наше жилище становится все более жилым: появляются полки на стенах, на них выстраивается посуда, которая лежала здесь с прошлого года, каждый развешивает у себя над головой самые необходимые предметы, зубные щетки и полотенца, у Володи, завхоза, — в живописном скрещении ружье, кинжал, полевая сумка, а у меня—анероид, с которым я непрестанно советуюсь.

Сейчас в комбинате самое горячее время: ход рыбы. Он продолжается больше месяца, и начинается как раз тогда, когда расходится лед при входе в лиман. Надо успеть разгрузить пароход и одновременно не упустить рыбу. В этом году особенно много рыбы, и даже маленькие сети, которые закидывают с берега для себя рабочие и местные жители через час-два захватывают 70-100 громадных кет — по 4 кг каждая; с трудом можно вытащить один-два метра сети, на каждый метр приходится по пять-десять рыбин. Все время к заводу подходят кунгасы с рыбой, и пристань буквально ломится от груд кеты и горбуши; раз ночью помост в самом деле провалился от тяжести рыбы, и волны разбросали ее по пляжу.

На завод свозят рыбу из трех баз, и кунгасов и катеров не хватает, чтобы опорожнить громадные чаны на базах; а если продержать рыбу несколько дней в чане, она протухнет. Между тем каждая кета — рубль в валюте.

Время хода кеты и родственных пород (горбуша, кижич, красная) — самое сытное время на Дальнем Востоке и для людей и для животных. Собаки ходят толстые, томные, и даже не глядят на валяющиеся по берегу рыбы, медведи объедают только головы чайки ковыряют небрежно глаза и мозг, и тотчас бросают, и даже люди начинают относиться с странным равнодушием к ценным продуктам. Возле столовой комбината чистят рыбу для второго, и икра тут-же выбрасывается на землю. По стоку из икрянки (отделение на заводе для переработки икры) текут в море целые потоки смытой икры. Туковый завод не успевает перерабатывать отбросы, и лошади не успевают вывозить с завода избыток этих отбросов, чтобы закопать их в ямы.

3 августа вечером еще моросит, но к утру вызвездило; и когда я разбудил всех — уже только остатки тумана ползли по горам.

В этот день мы сделали первый полет из намеченных десяти—первый по точному плану, на юг до Коряцкого хребта в верховья р. Большой и вдоль Рарыткина.

Было бы скучно излагать подробно все десять полетов. В них очень много моментов, памятных для участников, много интересных подробностей с точки зрения авиации и съемки, много деловых достижений, но очень мало эффектных минут. Я остановлюсь только на нескольких наиболее интересных.

Полет 4 августа принес нам одно серьезное достижение — мы изучили хребет Рарыткин, эту длинную альпийскую цепь, от начала до конца и он перестал смеяться над нами. Позже, в хорошие дни он не раз показывался во всей своей красе, но теперь уже мы издевались над ним — он был побежден.

На следующее утро надо было опять лететь — на этот раз на север: здесь от прошлого года осталась другая гора, которая также издевалась над нами — знаменитая гора Матачингай.

Курс проложен у нас вдоль берега залива Креста до этой горы, вокруг нее и затем обратно западнее Золотого хребта—там, где в прошлом году мы ничего не могли видеть из-за облаков.

Погода сегодня еще лучше чем вчера, вблизи — ни облачка, только над грядой Эськатень, в которой лежит гора Матачингай, собираются тучки. Сделав разворот над комбинатом, мы идем к морю, вдоль берега лимана. Лиман блестит — стальная гладкая поверхность, пересеченная на горизонте узкими косами. Русской Кошкой и Землей Гека. Золотой хребет налево от нас, голый и унылый.

Против Русской Кошки—поворот к северо-востоку, перед нами открывается вдали залив Креста. Внизу большие прибрежные болота и среди них странное озеро, в которое впадает ленивая извивающаяся река; с морем озеро соединяется каналом — также рекой, но необыкновенной ширины.