Имею топор - готов путешествовать! - Евгений Шепельский

Глаз альбиноса сверкнул, он что-то неслышно сказал Магам. Их строй колыхнулся, поворачиваясь в нашу сторону, сухие пальцы рук начали производить мелкие движения, ни дать ни взять - хор пауков, ткущий совместную паутину. Серые сгрудились на флангах. Теперь между мной и смертоносцем не было преград. Похоже, он решился использовать магию для прямой атаки.

Обстановка, между тем, накалялась. Во дворе потихоньку становилось слишком тесно для всех нас. Плотные валы отборной ругани гуляли туда-сюда, как по океану. Над ними белой чайкой взмывал дискант Милашки-Очаровашки:

- Плевал я на вас всех с колокольни! Плевал я на вас всех с колокольни!

Молчали только серые да Маги. Первые застыли, ожидая приказаний, вторые, потряхивая козлиными бородами, плели заклятье.

Мы с альбиносом обменялись быстрыми взглядами. Его лицо исказилось в... Кто бы мне сказал, чем мерзкая усмешка отличается от отвратительной ухмылки, а?

Нет, Олнику теперь, конечно, не добежать...

Я заметил, что Виджи держит меч в левой руке, пальцы правой при этом производят знакомое плетение. Магичка, надо же! Думаю, она плела контразаклятие.

Успеет или нет? А если успеет, выстоит ли ее заклятие против совокупной силы дюжины магов и имперского смертоносца? Вряд ли... Тогда... Дорого бы я дал, чтобы смыслить в магии!

- Олник, - сказал я, когда чутье варвара подсказало мне, что сейчас начнется.

- А-а-апчхи-и-и!

- Приказ отменяется.

- Чавось?

- Ты не успеешь добежать.

- Но я...

Кипение достигло апогея.

Настала... э-э, зловещая тишина (я умолчу про мрачные тучи).

Ее нарушил скрип тайной панели, сквозь которую мы явились. Из проема, моргая, как огромная заспанная сова, выглянул давешний гоблин. На груди его висела табличка: "Я - мать троих детей!".

Панель снова скрипнула.

Через миг во дворе Гильдии народился хаос всеобщей драки. Убийцы схлестнулись со стражей, а к серым и Магам из храмовых ворот устремились люди Джабара, вооруженные мечами, кинжалами и костылями. Защелкали арбалеты, но закованным в железо стражникам нипочем были эти жалкие стрелы, созданные, чтобы убивать исподтишка сквозь камзол. В меня не стреляли. Кажется, Митризен приказал взять Фатика Джарси живым.

Вопли, лязги, пыль столбом; какой-то стражник прихватил Убийцу за волосы и бил головой о стену...

- К трапезной! - гаркнули мы с Джабаром в унисон.

Прежде, чем строй Магов рассыпался, Фрей вскинул руку, чтобы метнуть в нас заклятье, но из окна храма - очень своевременно и метко - на его голову обрушился некий предмет. Брызнула кровь и осколки черепа. Тьфу ты, брызнуло вино и осколки бутылки. Альбинос зарылся лицом в пыль.

К нам, умело огибая островки хаоса, устремился один из серых людей. Виджи отбила удар длинного кинжала, но серый не снизошел до поединка: он сделал подсечку, и эльфийка, охнув, упала на локоть. Кинжал серого устремился ей в горло.

Я прыгнул, напрочь забыв о ноже, который дремал в рукаве. Серый замешкался, выбирая между двумя целями. Ха, он подарил мне это мгновение: клинок Гхашш пронзил ему горло. Он странно дернулся, словно откуда-то из-под земли его садануло молнией. Добрая фея была не промах: она всадила клинок в печень серого одновременно с моим ударом.

Однако!

На площади взбился вихрь пыли, из которого высовывались искаженные, заляпанные кровью лица и руки с оружием. За спиной прозвучал лязг; стражники или Убийцы решили попробовать на вкус эльфийскую сталь. Оглушительно чихнул гном.

Гритт, мне почему-то казалось, что привести эльфов в Гильдию - толковая затея.

- На-а-аших бьют! - проорал Джабар.

- Бьют, эркешш махандарр! - внес свою лепту Олник.

- Брать живым, шкуру не портить, замариную! - орал Керрит.

- Ненавижу быдло! - гремел Милашка-Очаровашка. - Уважайте чужой труд, имейте совесть!

Я живо представил, как эта тонкая, интеллигентная натура рука об руку с братцем пробивается сквозь толпу ко мне, с душой, исполненной надежд на горячую встречу, и заторопился. Эльфийка привстала, с гримасой боли держась за локоть. Пальцы, сжимавшие меч, побелели.

Не говоря ни слова, я поднырнул, закинул ее на правое плечо и понесся к распахнутым дверям столовой. Понесся сквозь оглушительные "бам! шмяк! тресь!", сквозь пыль, вслепую отмахиваясь левым клинком. Теперь ее тело казалось пушинкой. Ну, э, зубастой пушинкой: придя в себя, она заколотила по моей спине кулачком.

Я задел кого-то лезвием, взметнулся шлейф крови (неаппетитная подробность). Другому сломал нос краем гарды. Правый клинок Гхашш лежал на плече; предплечьем я держал эльфийку под коленки.

Из столовой с поварешками и мясными тесаками спешили куховары Гильдии. Я счастливо обогнул их, метнулся в распахнутую дверь, украшенную памяткой "Не воруй хоть здесь!", и оказался на кухне. Сзади прогремели кастрюли, и вопль:

- Эркешш махандарр, я чуть не обварил свою прелесть! - возвестил, что Олник благополучно запрыгнул следом за мной.

Я опустил эльфийку на пол. В следующий миг с меня слетела голова.

Я не ожидал, что сила женской пощечины может быть настолько велика. Наверное, потому, что покамест никто из женщин меня не бил. Убить - это да, убить пытались.

- Не сметь больше так делать! Никогда.

Она яростно смотрела на меня, золотые пряди разметались, открыв кончики пламенеющих ушей.

Чисто женское проявление эмоций. И это вместо "Спасибо!".

С другой стороны, она ведь могла меня заколоть: тонкий клинок из золотистого металла все еще был в ее руке.

17.

Мы торопливо пробирались по узкому коридору, что был завален пустыми ящиками, корзинами и прочим барахлом. Джабар впереди на два лошадиных корпуса, с масляной лампой, как истинный светоч, эльфы в середке, мы с Олником - замыкающие. Под мышкой я держал гхашшевы клинки, в другой руке нес еще одну лампу. Хотя это было нецелесообразно - моя щека сияла ярче самого яркого фонаря, цветом... м-м-м... малиновой фуксии.

Виджи шла прямо передо мной. Тонкий силуэт и развевающиеся волосы... Меч на перевязи за спиной. Опасная девушка: тому, кто ее разозлит, мало не покажется.

Эльфийка, магичка, умелый боец, просто красавица!

А я на нее запал, дурень.

Двигались в молчании, сквозь спертый воздух, наматывая на себя целые скатерти паутины, свисавшей с крепей. Коридор пролег под храмовой площадью. Над головами топталось стадо слонов, осыпая вниз струйки пыли. Трухлявые неошкуренные горбыли, которыми были обшиты стены и потолок, ходили ходуном. На площади продолжался кабацкий скандал, я даже расслышал рев Милашки-Очаровашки: