Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904–1940 - Август Кубичек

Глава 13

Смерть его матери

Я помню, что матери Адольфа пришлось перенести серьезную операцию в начале 1907 года. Тогда она находилась в больнице сестер милосердия на Херренштрассе, и Адольф ежедневно навещал ее там. Ее лечащим врачом был доктор Урбан. Я не помню, что это была за болезнь, возможно рак груди. И хотя фрау Клара достаточно выздоровела, чтобы снова вернуться к ведению домашнего хозяйства, она оставалась очень слабой и болезненной, и время от времени ей приходилось лежать в постели. Однако через несколько недель после отъезда Адольфа в Вену ей, казалось, стало лучше, так как я случайно встретил ее в месте для гулянья, где в то время обычно разворачивался уличный рынок и куда приходили крестьянки из деревень, чтобы продавать яйца, масло и овощи. «С Адольфом все в порядке, – удовлетворенно сказала она мне. – Если бы я только знала, чему же он все-таки учится! К сожалению, он совершенно не упоминает об этом. Но я думаю, что он очень занят».

Это была хорошая весть, которая обрадовала и меня, так как Адольф не писал мне о том, что делает в Вене. Наша переписка касалась главным образом Бенкайзера, а другими словами – Стефании. Но его матери об этом, конечно, было нельзя говорить. Я спросил фрау Клару, как она себя чувствует. Далеко не хорошо, сказала она; ее мучили сильные боли, и очень часто она не могла спать по ночам. Но она предупредила меня, чтобы я не писал об этом Адольфу, так как, возможно, ей скоро станет лучше. Когда мы расставались, она попросила меня прийти навестить ее в ближайшие дни.

Тогда мы были очень загружены работой в мастерской; действительно, дела никогда раньше не шли так хорошо, как в тот год, заказы приходили часто и регулярно. Но, несмотря на эту тяжелую работу, я каждый миг своего досуга посвящал занятиям музыкой. Я играл на альте в Музыкальном обществе и в большом симфоническом оркестре. Проходили недели, и только в конце ноября я наконец нашел время навестить фрау Гитлер. Я был потрясен, когда увидел ее. Каким высохшим и изможденным было ее доброе, милое лицо! Она лежала в постели и протянула ко мне бледную, тонкую руку. Маленькая Паула пододвинула к ее постели стул. Фрау Клара сразу же начала говорить об Адольфе и была довольна оптимистичным тоном его писем. Я спросил ее, сообщила ли она ему о своей болезни, и предложил сделать это за нее, если писать для нее значит прилагать слишком большие усилия. Но она поспешно отказалась. Если ее состояние не улучшится, сказала она, ей придется послать за Адольфом, чтобы он приехал из Вены. Она очень сожалела о том, что вынуждена отрывать его от серьезной работы, но что же ей остается делать? Малышке нужно каждый день ходить в школу. У Ангелы достаточно своих забот (она ожидала второго ребенка), и она совсем не может полагаться на своего зятя Раубаля. После того как она встала на сторону Адольфа и поддержала его в его решении поехать в Вену, Раубаль рассердился на нее и больше не приходит; он даже не пускает Ангелу присматривать за ней. Так что не оставалось ничего другого, кроме как отправиться в больницу, как посоветовал доктор, сказала фрау Клара. Врач семьи Гитлер был очень популярным доктором Блохом, известным в городе как «доктор бедняков», отличный терапевт и огромной доброты человек, который жертвовал собой ради своих пациентов. Если доктор Блох посоветовал фрау Гитлер пойти в больницу, то ее дела, вероятно, были плохи. Я спрашивал себя, не является ли, в конце концов, моим долгом известить Адольфа. Фрау Клара сказала: как ужасно, что Адольф находится так далеко! Я никогда так отчетливо не понимал, как во время того моего визита, насколько преданна она была сыну. Она обдумывала и планировала его благополучие, призвав к себе все силы, которые у нее остались. В конце концов она пообещала мне, что расскажет Адольфу о своем состоянии.

Когда я ушел от нее в тот вечер, я был очень недоволен собой. Неужели нет способа помочь бедной женщине?

Я знал, как Адольф любил свою мать; что-то необходимо предпринять. Если его матери действительно нужна помощь, маленькая Паула слишком неловка и испуганна, чтобы быть хоть как-то полезной. Придя домой, я поговорил со своей матерью. Она сразу же предложила присматривать за фрау Гитлер, даже если она ей совершенно чужой человек. Но это запретил мой отец, который, имея преувеличенное представление о корректном поведении, решил, что будет дурным тоном предлагать помощь, пока тебя не попросили. Несколько дней спустя я снова пошел навестить фрау Клару. Я увидел ее на ногах, хлопочущей в кухне. Она чувствовала себя немного лучше и уже сожалела о том, что рассказала Адольфу о своей болезни. Я долго пробыл с ней в тот вечер. Она была более разговорчива, чем обычно, и – что совсем противоречило ее привычке – стала рассказывать мне о своей жизни. Что-то из ее рассказа я понял, о многом догадался, хотя многое и осталось невысказанным. Тем не менее история ее жизни, полной страданий, была рассказана юноше, преисполненному надежд в свои девятнадцать лет.

Но в мастерской время поджимало, а мой отец был строгим начальником. Даже в отношении моих художественных устремлений он, бывало, говорил: сначала – работа, потом – музыка. А так как приближалось особое выступление, то репетиции оркестра шли одна за другой. Иногда я буквально не знал, как все успеть. И вдруг однажды утром, когда я энергично набивал матрас, в мастерской появился Адольф. Он выглядел ужасно. Его лицо было таким бледным, что казалось почти прозрачным, глаза были тусклыми, а голос хриплым. Я чувствовал, что за его ледяным спокойствием скрыта буря страданий. Было впечатление, что он борется за жизнь с враждебной судьбой.

Он едва поздоровался, не задал ни одного вопроса о Стефании, не сказал ничего о том, что он делал в Вене. «Врач говорит, это неизлечимо» – вот все, что он смог произнести. Я был потрясен недвусмысленным диагнозом. Вероятно, доктор Блох сообщил ему о состоянии его матери. Возможно, он позвал другого врача для консультации и не смог примириться с этим жестоким приговором.

Его глаза горели, он разразился гневом. «Неизлечимо – что они хотят этим сказать? – кричал он. – Дело не в том, что болезнь неизлечима, а в том, что врачи не способны ее вылечить. Моя мать еще не старая. Сорок семь лет – это не возраст, когда уже отказываются от надежды. Но как только врачи ничего не могут сделать, они называют болезнь неизлечимой».

Это была знакомая привычка моего друга превращать все, с чем он сталкивается, в проблему. Но он никогда не говорил с такой горечью, с такой страстью, как сейчас. Внезапно мне показалось, будто Адольф, бледный, возбужденный, потрясенный до глубины души, спорит и торгуется со Смертью, которая безжалостно требует свою жертву.