Небо остается нашим - Марина Чечнева

Штурману полка не полагалось много летать. Каждую ночь она должна была дежурить на старте, контролировать работу летно-штурманского состава. Но Женя не могла не летать. Она говорила, что должна знать каждого летчика в полку, его индивидуальные качества, и под этим предлогом часто высаживала кого-нибудь из штурманов и летела на задание сама.

Пополнение для женского полка в тылу не готовили, и мы вынуждены были делать это сами. Еще в 1942 году создали новую штурманскую группу из вооруженцев. Руководила группой, создавала для нее программу, вела основные курсы Женя Руднева. Молодые «штурманята», как она их называла, относились к своему учителю восторженно: ведь никто, кроме Рудневой, не умел объяснять так понятно и просто, так хорошо разбирать трудные задачи. Более двадцати штурманов подготовила Руднева. Да и многие молодые летчицы свои первые боевые вылеты выполняли с ней…

Галя Докутович, одна из ближайших подруг Рудневой, посвятила ей стихи, в которых очень точно сумела передать наше отношение к Жене:

Рассказала ты чудесную сказку,

И сама ты на сказку похожа!

В нашей жизни простой и суровой

Ты как солнечный зайчик весной.

Поглядишь, улыбнешься ласково,

И глаза засмеются тоже,

Словно чистое небо майское,

Синей искристой бирюзой!…

Неожиданно для самой себя Руднева стала своего рода летописцем полка, и сегодня невозможно, восстанавливая по крупицам атмосферу нашей фронтовой жизни, обойтись без ее записей.

Через много лет после гибели Жени мне удалось прочитать ее некоторые до сих пор не публиковавшиеся строки. Они посвящены ее ежедневной боевой работе и одновременно являются эмоциональным документом, свидетельствующим о нравственной, духовной жизни полка. [169]

В ноябре 1943 года Женя и Наташа Меклин полетели в отпуск к родителям в Москву. В пути что-то случилось с мотором, летчик сделал вынужденную посадку. Пока устраняли неисправности и ждали летной погоды, прошло восемь дней. Тогда и случилось событие, о котором, вернувшись в полк, Женя доверительно поведала Евдокии Яковлевне Рачкевич.

- Каюсь перед вами. Влюбилась в одного капитана, которого знаю очень мало. Видите, какие у вас «дочери». Не надо было пускать одну так далеко…

Сказано это было шутливо, но Рачкевич поняла - к Рудневой пришла первая любовь. Любовь, чистая, светлая и глубокая, как все, что было связано с Женей, неожиданно ворвалась в ее жизнь…

Непоправимая беда случилась в ночь на 9 апреля 1944 года.

Мы бомбили Багерово и Тархан. Ночь выдалась лунная. Сильный северный ветер затруднял выход самолетов из зоны зенитного обстрела, поэтому командование изменило курс над целью с правого круга на левый. Руднева вылетела проверять молодую летчицу Пашу Прокофьеву.

У Жени это был 645-й боевой вылет. Самолет сразу поймали несколько прожекторов. Вероятно, снаряд попал в бензобак, так как машина падала, объятая пламенем. От огня воспламенились ракеты, и из кабины во все стороны летели снопы разноцветных огней. Все, кто летал в ту ночь, видели эту страшную картину…

Руднева ушла из жизни, когда ей было только двадцать три года. Командование полка посмертно представило ее к присвоению звания Героя Советского Союза.

26 октября 1944 года Евгении Максимовне Рудневой было присвоено это звание…

* * *

11 апреля 1944 года, через два дня после гибели Жени и Паши, войска Отдельной Приморской армии, прорвав оборону противника в районе Керчи, рванулись на соединение с частями 4-го Украинского фронта. Ночью полк наносил массированные удары по отступавшим колоннам гитлеровцев. Мы произвели рекордное количество вылетов - 194 и сбросили на врага около 25 тысяч килограммов бомб. [170]

На другой день получили приказ перебазироваться в Крым. Командир полка Бершанская разрешила нескольким экипажам произвести поиски погибших Жени Рудневой и Паши Прокофьевой. Летала и я с Катей Рябовой. Но на керченской земле было тогда столько разбитой техники, и нашей и вражеской, что мы ничего не смогли найти.

Много лет спустя после войны в Керчи побывали наши командир и комиссар полка. Им удалось установить, что Женя Руднева и Паша Прокофьева похоронены в городе, в братской могиле…

Здравствуй, Севастополь!

Получив приказ перебазироваться в Крым, мы вначале обосновались у спаленной немцами деревни Чурбаш. Но линия фронта быстро отодвинулась, и полк расположился под Карагезом.

Это было чудесное время. Советские войска одерживали одну победу за другой, и мы работали с большим подъемом. С аэродрома в Карагезе наш полк чаще всего действовал по целям в районе Ялты. Летать приходилось далеко, и главное - через горы. Молодым, только что введенным в боевой строй летчицам такие полеты были еще не под силу. Поэтому командование посылало на задания наиболее опытные экипажи.

Не удержавшись на Ак-Монайских позициях, противник стремительно откатывался к Севастополю. Чтобы постоянно находиться в боевом соприкосновении с гитлеровцами, мы перелетели под самый Симферополь, в деревню Карловку.

Это был тихий красивый уголок. Раскинув домики вдоль дороги, деревня далеко протянулась по дну живописной долины, окаймленной горами. Уже цвели сады, и вся Карловка утопала в белоснежных пышных шапках.

Здесь мы пробыли до конца апреля. Карловка понравилась всем. Это был единственный встреченный нами в Крыму населенный пункт, уцелевший от фашистских погромщиков. Не потому, конечно, что гитлеровцы пощадили этот чудесный уголок. В этом районе хозяйничали партизаны. Они-то и не дали врагу спалить деревню. Население [171] встретило нас очень радушно, гостеприимно, как говорится, по-русски - хлебом-солью. Не успели мы появиться в Карловне, как женщины разобрали нас по квартирам. Мы только диву давались, глядя на угощения. Творог, молоко, мясо, даже печенье - все это каждый день появлялось на нашем столе.

- Уж не скатерть ли у вас самобранка в каждом доме? - шутили девушки.

Но объяснялось все очень просто. Оказалось, что партизаны разгромили крупную фашистскую колонну и в числе трофеев захватили большой обоз с продовольствием.

Словом, жилось нам в то время неплохо. И работать стало проще. Советская авиация полностью господствовала в воздухе. Это как-то ослабило нашу бдительность, мы перестали маскироваться на аэродроме, не имели даже наземной охраны. Но если мы позабыли о противнике, то он решил напомнить нам о себе.

Как- то после боевой ночи, когда летный состав отдыхал, а техники и вооруженны готовили самолеты к новым полетам, в безоблачном небе раздался гул мотора. Девушки еще не сообразили, в чем дело, как затарахтели крупнокалиберные пулеметы, и тут же вспыхнула одна из машин. Галя Корсун и еще несколько техников получили легкие ранения. Растратив боеприпасы и повредив несколько самолетов, фашистский истребитель убрался восвояси. Майор Бершанская немедленно сообщила о случившемся в штаб армии. Оттуда пришло распоряжение срочно перебазироваться в Изюмовку. Но не успели мы подготовить самолеты, как в воздухе снова появились вражеские машины. Теперь их было уже четыре. Не меняя курса, они стали заходить на аэродром.

Налет застал меня в кабине: я ожидала разрешения на взлет. Вдруг командир полка сигналом приказала мне выключить мотор.

- В чем дело, не знаешь? - обратилась я к Марии Щелкановой, находившейся на месте штурмана.

Та вместо ответа указала рукой влево. Я посмотрела туда и буквально онемела - прямо на нас пикировал фашистский истребитель. Быстро отстегнув ремни, мы выскочили из кабины и, отбежав от самолета метров тридцать, плашмя бросились на землю. Рядом что-то глухо стукнулось о землю. Затарахтели пулеметы. Несколько комьев земли упало мне на спину. «Все, - пронеслась [172] мысль. - Теперь будет взрыв». Но, к счастью, сброшенная гитлеровцем кассета с маленькими бомбами не раскрылась.

Отштурмовавшись, фашисты улетели. Несколько наших машин получили серьезные повреждения. Техники тут же приступили к их ремонту, а остальные самолеты поднялись в воздух и легли курсом на Изюмовку. В тот же миг из-за гор на низкой высоте выскочила девятка «фокке-вульфов». Что делать? Положение действительно было драматическое. На небе ни облачка, за которое можно было бы спрятаться, вблизи ни одной балки, куда бы можно нырнуть, до гор далеко. А на ровном месте приземляться бесполезно: все равно подожгут, либо при посадке, либо на остановке. А тут вдруг Маша крикнула в переговорный аппарат:

- Смотри, нам отрезают путь!