Трясина - Арнальд Индридасон

— Отчет из Кевлавикской больницы говорит лишь об опухоли мозга, не уточняя, что это именно за опухоль.

— Я видел этот отчет, разумеется, он не окончательный, его автор и не имел в виду поставить точный диагноз. Я же изучил дело более подробно, и, полагаю, у меня есть ответ на ваш вопрос, даже на несколько.

Эрленд в нетерпении подался вперед:

— И каков же он?

— Девочка умерла от наследственной болезни. Ею страдают несколько исландских семей. Болезнь эта редкая, и симптомы у нее разнообразные, так что я очень долго изучал этот вопрос, прежде чем прийти к выводу. В итоге я предположил, что, скорее всего, опухоль является симптомом нейрофиброматоза. Едва ли вы слышали о такой болезни. В ряде случаев симптомов нет вообще. И люди умирают без видимых причин. Есть также носители болезни, у которых она не проявляется. Как правило, однако, симптомы появляются, и притом весьма рано, в виде опухолей и отметин на коже.

Доктор пригубил еще.

— В отчете коллеги из Кевлавика ни о чем подобном не говорится, но я не думаю, что врач знал, куда нужно смотреть и что искать.

— Но про пятна на коже врачи матери девочки сообщили.

— Вот как, правда? Молодцы. Диагноз, однако, не так просто поставить.

— А как передается эта болезнь, от отца к дочери?

— В частности. Но генетическая передача этим не ограничивается. Представители обоих полов могут как болеть этой болезнью, так и быть лишь ее носителем. Говорят, ей болел Человек-Слон. Вы видели этот фильм?

— Нет, — сказал Эрленд.

— Иногда нейрофиброматоз приводит к обильному росту костной ткани и в результате уродует тело, что имело место в случае Человека-Слона. Но есть и ученые, которые полагают, что нейрофиброматоза у Человека-Слона не было. Впрочем, все это не имеет прямого отношения к нашему делу.

— А почему вы решили этим заняться? — перебил Эрленд доктора.

— Болезни мозга — моя специализация, — был ответ. — У девочки — один из самых интересных случаев в моей карьере. Я подробнейшим образом изучил ее историю болезни. Не слишком хорошая работа — насколько я знаю, ее лечащий врач пил, так что сами понимаете. И все же он написал в карте нечто вроде «туберкулезная инфекция мозга» — это был ключ, такой диагноз иногда фигурировал в случаях, которые затем выявлялись как случаи нашей болезни. С этого я и начал. Отчет о вскрытии тоже был не бог весть что — опухоль нашли, но исследовать не стали.

Хозяин дома встал, подошел к книжной полке, взял оттуда журнал и вручил его Эрленду.

— Не думаю, что этот язык будет вам понятен, но тут моя статья. Это очень уважаемый американский медицинский журнал.

— Вы написали об Ауд научную статью? — спросил Эрленд.

— Ауд нам очень помогла в изучении этой болезни. Она сыграла очень важную роль для науки, она — важный этап моей карьеры. Надеюсь, вы не станете снова вставать на дыбы по этому поводу.

— Стало быть, отец девочки, вероятно, был носителем этой болезни, — сказал Эрленд, стараясь как можно быстрее понять, что следует из слов доктора. — Он передал ее дочери. А если у него был сын, то мог он тоже ее унаследовать?

— Вполне, вполне. У него самого при этом симптомов может не быть, но носителем он, вероятно, является.

— И?..

— Ваша догадка верна. Если у сына отца Ауд есть дети, эти дети тоже носители болезни.

Эрленд обдумал услышанное.

— Но вам лучше поговорить заодно с людьми из Центра генетических исследований, — добавил доктор. — У них в руках — ответы на все генетические вопросы.

— Что?

— Поговорите с людьми из Центра генетических исследований. Это наша новая Кунсткамера. Они знают все ответы. В чем дело? Что у вас с лицом опять? Что вас шокирует все время? Вы что, с кем-то оттуда знакомы?

— Пока нет, — сказал Эрленд, — но, боюсь, скоро придется познакомиться.

— Хотите посмотреть на Ауд?

Эрленд не сразу понял, о чем он.

— Вы хотите сказать?..

— У меня в подвале небольшая лаборатория. Если хотите, могу вам ее показать.

Эрленд замер в нерешительности.

— Ладно, пойдемте.

Доктор встал и спустился вниз по узкой лестнице, Эрленд последовал за ним. Доктор включил свет, и из тьмы возникла начищенная до блеска медицинская лаборатория — микроскопы, компьютеры, пробирки и прочее оборудование, о назначении которого Эрленд не мог даже догадываться. Он вспомнил, что где-то прочел про одно отличительное свойство коллекционеров — они создают собственный мир. Создают вокруг себя особое пространство, выбирают в реальности какие-то вещи и превращают их в краеугольные камни своего мира, искусственного. Вот Хольберг тоже был коллекционером — у него была страсть к порнографии, из нее он построил свой личный мир, как этот доктор — из органов.

— Она у меня вот тут, — сказал врач.

В стерильной, нечеловеческой комнате стоял единственный «обычный» предмет мебели — деревянный шкаф, казавшийся здесь лишним, неуместным. Доктор подошел к нему, открыл дверцу и вынул оттуда тяжелую стеклянную банку с крышкой, затем аккуратно поставил ее на стол. В свете флуоресцентной лампы Эрленд разглядел сквозь толстое стекло мозг, маленький мозг, плавающий в формалине.

Когда Эрленд вышел от доктора, в руках у него был кожаный портфель — временное вместилище бренных останков Ауд. Сидя за рулем машины, проезжая по пустым улицам, он думал о Кунсткамере, всеми фибрами души надеясь, что его-то не станут после смерти разбирать на органы и хранить в лабораториях. Дождь и не думал переставать. Доехав до дому, Эрленд вышел из машины и закурил.

Глаза его смотрели то во тьму неба, то на кожаный портфель на переднем сиденье. Он знал, что будет делать дальше. Ему предстоит вернуть Ауд на место.

37

Тем же вечером, около одиннадцати, наблюдатели за домом Катрины отчитались о следующем — муж хозяйки выбежал из дома, с треском захлопнув за собой дверь, в ярости нырнул в свою машину и уехал прочь. С собой он захватил тот же чемодан, с которым ранее вернулся из-за границы. Других передвижений вокруг дома не было, сама Катрина не появлялась. Вызвали патрульную машину, она отследила Альберта до отеля «Эсья», где он, как оказалось, и остановился на ночь.

Наутро, в восемь, у дома Катрины появились Эрленд и Элинборг. Как и в прошлые дни, шел дождь. Солнце не показывалось уже добрую неделю. Им пришлось позвонить трижды, пока с той стороны двери не раздались шаги и им не открыли. На пороге стояла Катрина — в той же одежде, что вчера, как заметила Элинборг. Явно рыдала всю ночь — лицо опухшее, глаза красные.

— Прошу прощения, — сонно сказала Катрина, — я, наверное, задремала в кресле. Который час?

— Не пригласите нас войти? — поинтересовался Эрленд.

— Я никогда Альберту не рассказывала о случившемся, — ответила она и, махнув рукой, пошла в гостиную. Эрленд и Элинборг переглянулись и последовали за ней. — Он сказал, что уходит от меня, и так и поступил. Все-таки который час? Я, наверное, задремала в кресле. Альберт был в ярости, я таким его еще ни разу не видела.

— Может, вам позвонить кому-нибудь из родственников? — посоветовала Элинборг. — Ну, чтобы кто-нибудь приехал и пожил с вами некоторое время? Кто-нибудь из сыновей?

— Нет нужды. Альберт это так сказал, что уходит, он вернется, и все будет по-прежнему. Мальчиков я не хочу беспокоить. Все будет в порядке. Альберт вернется.

— Но позвольте, отчего он пришел в ярость? — спросил Эрленд.

Катрина села на диван в гостиной, гости, как и в прошлый раз, в кресла напротив.

— О, он был в таком гневе, мой Альберт. А обычно он такой спокойный. Он добрый человек, хороший, всегда был нежен со мной. У нас отличный брак, мы всю жизнь были счастливы вместе.

— Может быть, нам стоит вас пока оставить и прийти попозже, — предложила Элинборг. Эрленд наградил коллегу испепеляющим взглядом.

— Нет, — сказала Катрина, — не стоит. Все будет хорошо. Альберт вернется, ему просто нужно успокоиться, нужно время. О боже, как это все непросто. Он сказал мне, мол, я должна была все рассказать ему сразу же. Он не мог понять, почему я молчала об этом столько лет. Кричал на меня.

Катрина подняла глаза на гостей.

— Никогда не кричал на меня раньше…

— Может быть, вам нужна помощь? Хотите, я вызову врача? — Элинборг тут же встала с кресла. Эрленд смотрел на нее круглыми глазами.

— Нет-нет, что вы, — поспешно возразила Катрина. — Нет нужды, я просто немного не выспалась. Все будет хорошо. Садитесь, пожалуйста, дорогая. Все будет хорошо.

— Так что же вы такое сказали мужу? — спросил Эрленд. — Вы рассказали ему, что произошло той ночью?

— Я давно хотела ему об этом рассказать, все эти годы, но никак не могла собраться с духом. Я ведь никому, никому об этом ни словом не обмолвилась. Я пыталась забыть, притвориться, что ничего не было. Это порой было непросто, но я как-то справлялась.