Заколдованный замок (сборник) - Эдгар По

Что касается «левого или самого северного символа» на рисунке 4, то более чем вероятно, что Питерс был прав в своем предположении и что иероглиф этот, действительно рукотворного происхождения, изображал человеческую фигуру. Чертеж перед читателем, и он сам может найти или не найти указанное сходство, но остальные зазубрины только подтверждают идею Питерса. В верхнем ряду символов нельзя не увидеть арабский глагольный корень «быть белым», присутствующий во всех словах, которые передают идею светлости и белизны. Нижний ряд символов не столь очевиден. Здесь символы повреждены и в некоторых местах стерлись, тем не менее не возникает сомнений в том, что в своем первоначальном виде они составляли египетское слово — «Южная область». Нужно заметить, что переводы этих слов также подтверждают мнение Питерса насчет «самого северного» из символов. Рука человеческой фигуры вытянута на юг.

Подобные заключения открывают широкое поле для размышлений и захватывающих догадок, которые, вероятно, стоит связывать с наименее обстоятельно описанными событиями повествования, хотя связующую их нить ни в коей мере нельзя назвать полной. «Текели-ли!» — кричали испуганные туземцы, обнаружив на берегу труп белого животного, подобранный в море. Такой же возглас издал плененный тсалалец, увидев принадлежавшие мистеру Пиму вещи из белой ткани. Так же кричали быстрокрылые белые гигантские птицы, которые возникли из белой завесы над южным горизонтом. На Тсалале не было ничего белого, и ничего черного не было замечено в последовавшем плавании на юг. Представляется вполне возможным, что углубленное лингвистическое исследование выявит связь слова «Тсалал», названия острова, либо с самими пещерами, либо с эфиопскими письменами, загадочным образом начертанными на их стенах.

«Я вырезал это на холмах, и месть моя во прахе камня».

Перевод В. Михалюка

Необыкновенное приключение Ганса Пфааля

Мечтам безумным сердца Я властелин отныне, С горящим копьем и воздушным конем Скитаюсь я в пустыне.

По последним известиям из Роттердама, все представители научно-философской мысли в этом городе ныне охвачены глубоким смятением. Там произошло нечто столь неожиданное, столь новое и непривычное, что в скором времени — я в этом даже не сомневаюсь — будет взбудоражена вся Европа, все ученые мужи всполошатся и в среде астрономов и натуралистов начнется невиданное брожение умов.

Вот что случилось в Роттердаме. В один из дней (я не могу сообщить точной даты) большая толпа горожан собралась на Биржевой площади. День был теплый и безветренный, благодушное настроение толпы ничуть не омрачал короткий дождик, который время от времени начинал сеяться из больших облаков, там и сям разбросанных по небосводу. Однако около полудня в толпе возникло странное беспокойство: десять тысяч языков заработали одновременно, и так же одновременно, словно по команде, десять тысяч трубок были вынуты из зубов. Затем продолжительный вопль, сравнимый разве что с ревом Ниагарского водопада, раскатился по улицам и окрестностям Роттердама.

Причина всеобщего потрясения вскоре выяснилась. Из-за огромного, резко очерченного облака медленно вынырнул и обрисовался на ясной лазури какой-то странный пестрый предмет такой причудливой формы, что толпа крепколобых бюргеров, застывших внизу с разинутыми ртами, могла только изумляться, ничего не понимая. Что это такое, никто не знал, не догадывался и даже вообразить не мог. Даже сам господин бургомистр Супербус ван Ундердук не имел ключа к этой тайне! А поскольку ничего более разумного нельзя было предпринять, в конце концов каждый бюргер вернул трубку обратно в угол рта и, не спуская глаз с загадочного феномена, затянулся, выпустил клуб дыма, переступил с ноги на ногу и многозначительно хмыкнул.

Тем временем объект всеобщего внимания спускался все ниже, и уже через несколько минут его можно было рассмотреть в деталях.

Кажется, это был… нет, это и в самом деле был воздушный шар; но, право, такого шара еще не видывали в Роттердаме. Кто же, скажите на милость, когда-нибудь мог вообразить воздушный шар, склеенный из старых газет? В Голландии — никто, будьте уверены; и тем не менее в эту минуту над головами собравшихся на площади колыхалась на солидной высоте именно такая штуковина, изготовленная из упомянутого материала. Здравый смысл роттердамских бюргеров был оскорблен: кто же употребляет старые газеты для подобных целей! Но форма этого летательного аппарата оказалась еще обиднее — он имел вид огромного конического дурацкого колпака, опрокинутого вершиной вниз. Сходство усиливалось еще и тем, что к этой вершине была прицеплена внушительных размеров кисть, а вдоль верхнего края конуса располагались какие-то устройства, с виду напоминающие бубенчики, которые весело позванивали. Вместо гондолы к этой чудовищной машине была подвешена гигантская темная касторовая шляпа с широкими полями и черной лентой с серебряной пряжкой вокруг тульи.

Странное дело: многие из роттердамских граждан готовы были поклясться, что им уже не раз случалось видеть точно такую же шляпу, а фрау Греттель Пфааль, издав радостное восклицание, тут же объявила, что это собственная шляпа ее дорогого муженька. Тут следует заметить, что лет пять назад этот самый Пфааль с тремя другими горожанами исчез из Роттердама и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Несколько позже в глухом закоулке на восточной окраине города была обнаружена груда костей, по-видимому человеческих, вперемешку с какими-то тряпками и обломками, и некоторые горожане даже решили, что здесь произошло кровавое злодеяние, жертвами которого пали Ганс Пфааль и его спутники.

Но вернемся к происшествию. Воздушный шар (а это все-таки был воздушный шар) уже находился на высоте какой-нибудь сотни футов, и публика могла уже видеть его пассажира. Честно говоря, это было чрезвычайно странное создание. Рост его не превышал двух футов; но и при таком росте он легко мог бы потерять равновесие и кувыркнуться за борт своей удивительной шляпы-гондолы, если бы не обруч, расположенный на высоте его груди и прикрепленный к шару несколькими веревками. Объем талии этого существа не соответствовал его росту и придавал всей его фигуре нелепый шарообразный вид. Ног, разумеется, видно не было, а руки отличались громадными размерами. Седые волосы коротышки были собраны на затылке и заплетены в косу. У него был багровый крючковатый нос непомерной длины, блестящие пронзительные глаза, пухлые щеки, покрытые морщинами, а по обе стороны головы не наблюдалось ни малейших признаков ушей. Одет был этот странный старик в голубой просторный атласный камзол и такого же цвета короткие штаны в обтяжку, схваченные серебряными пряжками у колена. Кроме того, на нем был жилет из ярко-желтой ткани, лихо заломленная белая шляпа и ярко-алый шелковый шейный платок, завязанный пышным бантом.

Как только до земли осталось меньше ста футов, старик внезапно засуетился, очевидно, не желая больше снижаться. С усилием подняв холщовый мешок, он высыпал из него часть песка, и воздушный шар на мгновение остановился в воздухе. Затем аэронавт поспешно вытащил из бокового кармана записную книжку в сафьяновом переплете и подбросил ее на ладони — видимо, прикидывая вес. После он открыл ее и, вынув пакет, запечатанный сургучом и перевязанный красной тесемкой, швырнул его прямо к ногам бургомистра Супербуса ван Ундердука.

Его превосходительство наклонился, чтобы поднять пакет. Но аэронавт, по-видимому решив, что его миссия в Роттердаме завершена, сразу начал готовиться к отлету. Чтобы шар набрал высоту, потребовалось облегчить гондолу, и в следующее мгновение с полдюжины мешков с песком один за другим шлепнулись на спину бургомистра и заставили этого сановника распластаться на мостовой на виду у всего города.

Тем временем воздушный шар взвился вверх, словно жаворонок, набрал огромную высоту и вскоре исчез за облаком, в точности похожим на то, из-за которого он неожиданно появился, оставив в изумлении и растерянности добрых роттердамцев.

Тотчас все глаза устремились к пакету, чье падение и последовавшая за этим бомбардировка мешками с песком нанесли столь чувствительный урон достоинству его превосходительства ван Ундердука. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что пакет попал в надлежащие руки: он был адресован самому бургомистру и профессору Рубадубу, президенту Роттердамского астрономического общества. Обе эти особы, не сходя с места, вместе распечатали пакет и обнаружили в нем следующее необычное и весьма важное послание:

«Их превосходительствам бургомистру ван Ундердуку и президенту Роттердамского астрономического общества господину Рубадубу.