Охота за головами на Соломоновых островах - Кэролайн Майтингер

В прежние времена, когда не было правительственных запретов и набеги считались своеобразным спортом, полагалось сопровождать женщин, идущих в отдаленные от деревень сады и огороды. Этот обычай создавал порочный круг, так как враги набрасывались на огороды вовсе не с целью уничтожить урожай или похитить женщин, а лишь потому, что именно здесь они могли встретить мужчин-воинов и сразиться с ними.

В наши дни в контролируемых администрацией прибрежных деревнях не существует опасности набегов, но сохранилась традиция посылать женщин с охраной.

Мы частенько видели, как мужчины помогали навьючивать груз на женщин, но никогда не видели, чтобы те же мужчины помогали женщинам в их работе носильщиков. В равной мере мы никогда не видели женщин, делающих какую-либо мужскую работу.

Процессия безмолвно проходила мимо нас на расстоянии десяти ярдов. Дети мирно спали в своих люльках, а девочки не раскрывали ртов, боясь нарушить равновесие поставленных на головы корзин, которые полагалось удерживать без помощи рук. Они шли как на сцене. Краски на заднем плане становились мягче, а солнце садилось за горы, лежавшие позади нас. Мы стояли, восторженно затаив дыхание, боясь нарушить своеобразие этой удивительной картины.

Вдруг моя лягающаяся лошадь громко чихнула… Эффект был настолько молниеносным, что я и Маргарет фыркнули от смеха. Прошедшие вперед женщины не могли из-за тяжести корзин повернуть головы и только косили глазами в нашу сторону. Потом вся процессия, как по команде, согнула колени и бросилась бежать, вытянув длинные шеи и продолжая удерживать равновесие корзин на головах. Если вам когда-либо приходилось видеть, как хвост скаковой лошади плавно летит по горизонтали, в то время как внизу в бешеном ритме мелькают копыта, то вы сможете себе представить линию, образованную большими корзинами на головах, плавно движущихся без единого толчка, несмотря на быстро семенящие под ними тонкие женские ноги. Все это зрелище, похожее на бег сороконожки, отражалось в зеркальной полоске воды. Потом передняя женщина бросилась в заросли, а за ней последовали все остальные.

Что касается мужчины, то он даже не прибавил шагу и проследовал мимо нас, не подарив даже взглядом, словно нас и не было. Мы поздоровались с ним, и тут он остановился, подумал и ответил неясной фразой, которая на пиджин-инглиш означала: «Очень вам благодарен, пожалуйста, добрый день».

Мы осведомились, является ли он жителем деревни, и, получив утвердительный ответ, объяснили, что скоро придем в деревню рисовать женщин. В виде аванса мы вручили ему подарок — плитку табаку. Туземец молча сунул плитку в сумку и остался стоять, хотя ему следовало бы подойти к испуганным женщинам.

Все они, не снимая корзин с головы, спрятались, как куропатки, в кустарник и не издавали ни малейшего звука. Даже девочки молчали, предполагая, что папа-самец бдительно охраняет их жизнь.

Глава семнадцатая

Наконец мы в деревне!.. Но прежде чем добраться до нее и начать работу, мы наделали ошибок сверх всякой меры.

Читатель, несомненно, заметил, что наша подготовка к работе в деревне была очень длительной, но рисовать меланезийцев гораздо труднее, чем писать натурщика в мастерской художника. Когда пишешь портрет в мастерской, все сводится к трудностям живописного порядка, а рисуя первобытных людей, оставляешь все эти трудности в руках Всевышнего и сосредоточиваешь усилия на преодолении нелепостей цивилизации, мешающих приспособиться к естественным условиям жизни первобытного человека.

Первая ошибка заключалась в том, что мы, выражаясь образно, не поняли необходимости умертвить нашего слугу Пятницу в первый же день знакомства с ним.

Как известно, деревня находилась в четырех милях от Танакомбо, и мы решили добираться туда на лошадях. Для этого Пятница должен был своевременно привести и оседлать лошадей, мирно пасшихся всю ночь на поляне. Как всякий меланезиец, Пятница смертельно опасался лошадей и поймал только жеребенка, показавшегося ему наименее страшным и наиболее подходящим по росту. Вслед за жеребенком прискакала кобыла, но мой скакун — непрерывно лягающаяся жертва, укушенная крокодилом, — умчался в дальний угол плантации, испугавшись Пятницы, размахивавшего связкой больших пальмовых листьев.

Спасая положение, я схватила ведро с драгоценным овсом и побежала приманивать перепуганного скакуна домой. Было восемь часов утра, когда мы наконец тронулись в путь на лошадях, которых тоже надо было зарезать. Плантационных псов, увязавшихся за нами, надо было также своевременно умертвить. Мы осыпали их градом кокосовых орехов, заставляя убраться домой, но они мило улыбались в ответ, как бы говоря, что бегут по личным делам. Это соответствовало действительности, поскольку они отправлялись в очередной поход на деревенских псов, с которыми вели жестокую междоусобную войну.

Маргарет и я не были в курсе собачьих междоусобиц, но Пятница отлично знал, но не проронил ни слова. Потеряв еще полчаса на бесполезную борьбу с собаками, мы двинулись дальше. Собаки упрямо следовали за нами, время от времени устраивая погоню за жеребенком, пугая моего скакуна или кусая за длинный хвост кобылу, на которой восседала Маргарет. В общем, собаки отменно развлекались.

К одиннадцати часам утра мы нестройными рядами вступили в деревню. Первым ворвался в деревню жеребенок, за ним помчались с неистовым лаем три собаки, обогнав мою капризную лошадь, впереди которой шествовала я, все время рискуя, что она съест мою прическу. Испугавшись собак, мой скакун метнулся мимо меня, ободрав ногу Маргарет, и, храпя, выскочил на площадку. Сделав два прыжка, он зацепился за собственный повод, своротил банановое дерево и, попятившись, разломал бамбуковую стену ближайшей хижины. Затем он, а за ним и жеребенок понеслись вокруг площадки, преследуемые Пятницей, размахивавшим пальмовым листом.

Воспользовавшись общим замешательством, плантационные псы атаковали деревенских собак, а наша мирная и сонная кобыла под влиянием окружающего сумбура помчала прямо на наши будущие модели, молниеносно скрывшиеся в хижинах.

Мы потратили больше часа, чтобы собрать воедино нашу экспедицию. Примерно через полчаса появилась Маргарет, ведя на поводу кобылу, умчавшую наездницу бог знает куда. В этой дикой скачке Маргарет сильно повредила руку, а в здешних условиях даже малейшая царапина ведет к язвам и нарывам. Как мне удалось выяснить, Маргарет совершила полет через голову лошади, когда ошалевшая кобыла, на полном галопе несясь по берегу, встала как вкопанная перед каким-то выброшенным прибоем бревном.