Василий III - Александр Филюшкин

Эта апокалиптическая картина, однако, меркнет при обращении к другим летописям. 22 мая судовая рать князей Дмитрия Угличского и Федора Волоцкого и великокняжеский полк Ф. Бельского высадились у стен Казани и начали осаду. Ошибка была в том, что воины все двинулись к стенам, не обеспечив охрану корабельной стоянки и своего тыла. Татары на конях обошли полки со стороны реки и ударили в тыл, отрезав войска от кораблей. Сказалось преимущество татарского конного войска над пешим русским. Кого рассеяли по полю, кого прижали к Поганому озеру и порубили саблями. Вот тут-то, в озере, и утонула часть детей боярских (речь может идти о нескольких сотнях или тысячах человек, но уж конечно никак не о 93 тысячах, как в «Казанской истории», — столько войска не было во всей России).

В Москву было послано известие о поражении, но армия от стен Казани не отступила. 9 июня горестное известие было получено Василием III. Он приказал выступить на подмогу полкам под началом князя В. Д. Холмского. К Дмитрию Ивановичу и воеводам была послана инструкция непременно дождаться Холмского. Но 22 июня под Казань наконец-то подошли конная рать А. В. Ростовского и дворяне князя Юрия Дмитровского. Осуществлявший общее командование князь Дмитрий решил не ждать полки Холмского и 25 июня приказал штурмовать Казань. Штурм оказался неудачным, татарам был нанесен некоторый урон в живой силе, но город устоял. Русская армия отступила к Нижнему Новгороду и Мурому. Единственным успехом стали действия отряда великокняжеского воеводы Ф. М. Киселева и татар на русской службе под командованием царевича Сатылгана, которые на реке Суре разбили татарский отряд, посланный за ними в погоню[83].

Новгородские летописи содержат несколько иную версию событий, в большей степени перекликающуюся с «Казанской историей». Они сообщают, что при первой атаке русских (после высадки судовой рати) казанцы применили прием, на котором они неоднократно ловили русские войска: они оставили свои позиции, побросав имущество. Русские воины отставили в сторону копья и мечи, достали мешки и с увлечением принялись мародерствовать. Тут татары и вернулись и опрокинули потерявшее построение войско (вернее, уже не войско, а толпу мародеров). Их загнали в реку и многих убили.

Какая версия верна — сказать сложно. Очевидно только одно — поход провалился из-за просчетов командования, неправильных решений прежде всего князя Дмитрия Ивановича. Историк А. А. Зимин считал, что Василий III трактовал проигрыш казанской кампании 1506 года своеобразно: государь решил, что во всем виноваты его удельные братья. Казанский поход 1506 года знаменателен тем, что это последний поход русской армии, когда ею командовали удельные князья. Больше общее командование им никогда не доверяли, они возглавляли максимум свои полки. Так казанские татары внесли свой вклад в низложение удельных порядков и построение единого «государства всея Руси»[84].

Представляется, что данная мысль не находит опоры в источниках. В них нигде не говорится, что виноваты удельные князья как таковые — речь идет о персональной полководческой неудаче Дмитрия Угличского. Ответственность за поражение в первом бою в равной степени лежит на Ф. Бельском, возглавлявшем великокняжеских детей боярских. Так что антиудельная позиция Василия III, на которую якобы повлияло поражение под Казанью, А. А. Зиминым сильно преувеличена. Речь должна идти о персонах — но не об удельном статусе этих персон.

К тому же оценка похода 1506 года как провального не вполне точна. Да, сама кампания была проиграна. Но должное впечатление на татар она произвела. Казанцы понимали, что Василий III проиграл сражение, но война еще далеко не окончена и русские придут под стены Казани снова. Поэтому уже в марте 1507 года хан прислал в Москву посольство «с грамотою, бити челом о том, чтобы князь великий пожаловал, проступок его отдал, а взял бы с ним мир». Выиграв кампанию 1506 года, татары сразу же стали искать пути к миру — пока не стало хуже.

Стороны помирились. Мухаммед-Эмин отпустил посла Михаила Кляпика, уцелевших купцов и запросил «братства, мира и дружбы», как было при Иване III. То есть протекторат России над Казанским ханством был восстановлен. Василий III мог торжествовать: военное поражение обернулось дипломатической победой. В январе 1508 года в Москву привезли грамоты, на которых Мухаммед-Эмин присягнул на верность московскому государю.

Как литовские сепаратисты помогали собирать «всю Русь». Василий III и мятеж Михаила Глинского

Татары были не единственными врагами Руси, которые, сами того не желая, помогали ей стать единой и сильной. Парадоксальнейшая ситуация сложилась на границе Московского государства и Великого княжества Литовского.

Здесь, в верховьях реки Оки, а также в междуречье Сейма, Сожа, Псела, на так называемых Северских землях, располагались удельные княжества: Новосильское, Бельское, Воротынское, Трубчевское, Новгород-Северское и другие, входившие в состав Великого княжества Литовского. В конце XV века именно здесь началось разрушение территориальной целостности Литовского государства: верховские князья стали переходить на сторону Ивана III и просить его подданства. Поскольку они были удельные, то с ними переходили и их вотчины. В течение нескольких лет, примерно с 1473-го (первый отъезд в Москву князя Семена Юрьевича Одоевского) и до 1503 года, Великое княжество Литовское лишилось практически всех Верховских и Северских земель. Попытки отстоять их силой оружия ни к чему не привели: Иван III цепко держал то, что упало ему в руки. Русско-литовские войны 1487–1494 и 1500–1503 годов Литва проиграла.

Ученые спорят, почему вдруг верховские князья решили перейти в подданство Москвы. Одно время популярной была религиозная мотивация: мол, князья были православными, не желали мириться с дискриминационными порядками католической Литвы и по зову сердца стремились в Россию, где торжествовала православная вера. Тем более что именно такое оправдание этим откровенным территориальным аннексиям приводится в московских летописях, на страницах которых Иван III выступает всего лишь защитником и покровителем православия, отозвавшимся на крик о помощи жителей Великого княжества Литовского, которых принуждали к обращению в католичество.

Но проблема в том, что, во-первых, в Великом княжестве Литовском в конце XV — начале XVI века особых гонений на православных не было. Проект унии католиков и православных так и остался проектом в умах виленских католиков-интеллектуалов. Во-вторых, в некоторых грамотах об отъезде (например, «отказной» Семена Воротынского) нет указаний на религиозную подоплеку событий. В случаях же, когда князья упоминают, что литовский правитель «хочешь твоя милость наш закон греческий сломати… а хочешь… силой перевести в римской закон» («отказная» Семена Ивановича Бельского, 1500 год), перед нами явная пропаганда. Князья говорили то, что от них хотелось услышать их новому господину, Ивану III. Никаких объективных свидетельств религиозных гонений на православие в Верховских землях в этот период не зафиксировано[85].