Такой смешной король! Повесть третья: Капкан - Ахто Леви

Но теперь видит Иван местную природу как бы глазами своих друзей, и поэтому она и здесь, как своя, потому что, когда кого-нибудь любишь, становится милым и то, что мило тому, кого любишь. А Маленький Иван понимал, что любит он и Его Величество Короля и… еще больше Лилиан Вагнер, несмотря на то, что та немка.

Поэтому край этот островной, каменистый и мшистый, по душе Маленькому Ивану. А что дикости встречаются, убивают друг друга, так и дома то же самое, а то и почище…

К бегущим рядом с розвальнями, особенно к Векшелю, Иван почувствовал презрение. Таких он мог бы и убить, он мог бы за Короля даже жизнь отдать. Солдаты, с которыми он на остров приехал, говорили ему, что на фронте умирали за Сталина. За королей подданные тоже нередко отдают свои жизни… Впрочем, феодальные порядки Ивану не очень известны. Но солдаты говорили ему, что с Маленьким Иваном готовы идти в разведку, а значит, его считают надежным, значит, на него можно положиться. Затягиваясь дымом из трубки, Иван решил: и Король Люксембургский тоже может во всем на него положиться.

Лыхе с Векшелем попробовали расспросить Ивана о его сущности: кто такой, откуда взялся? К удивлению Короля, Иван заговорил по-русски так, что и он ничего не понимал, когда обычно кое-что на языке Ивана все же разбирал. Но Векшель и Лыхе ровно ничего не могли понять из того, что им как будто на русском языке объяснял Иван, забывший начисто эстонский, которому его так заботливо-терпеливо обучала Лилиан…

«Бандитов» доставили в отделение милиции на Замковой улице, здесь Королю по зубам еще не давали, потому что здесь он еще не бывал.

Сидевший с важным видом у телефона дежурный беспрестанно крутил ручку аппарата; пытаясь с кем-то связаться, он кричал в трубку беспокойно: «Алло! Алло!», и у Короля создалось впечатление, что все дежурные везде сидят у телефона и кричат «алло». На «бандитов» дежурный внимания не обращал. Лыхе и Векшель, сдав их сюда, ушли. Лыхе скоро вернулся, поманил пальцем Ивана:

— Ты иди.

Иван как бы не понял, что от него требуют, полез в карман за трубкой… Тогда Лыхе повторил:

— Ты можешь идти домой. Иди, иди! — подталкивая Ивана в спину, вытолкал его вон.

Сложный процесс полицейско-милицейской логики пока еще не был доступен пониманию Короля: почему одного Ивана отпустили? И остался Король в ожидании неприятностей. Боялся ли он? А как же!..

Алфреда в это самое время уложили на носилки в подвале городской больницы. Сопровождавшие его Вальве и старый фельдшер из Кишмялягушки ушли, но он этого не осознавал, как, наверное, не осознавал и их присутствия…

За Королем вскоре пришли. Два милиционера повели его в ту уже известную «тюрьму», втолкнули в ту же самую камеру, в которой однажды Алфред познакомился с пресловутым Рууди. Не успел он здесь осмотреться, открылась дверь, и дежурный милиционер протянул ему примерно четверть буханки городского черного хлеба, на хлебе поперек валялась не слишком упитанная селедка. Король Люксембургский очутился в заключении.

Грустную ночку провел здесь Его Величество. Хотелось пожаловаться кому-нибудь на несправедливость жизни. Но и чувство собственной вины не давало покоя: он не сомневался, что его заточили за аккордеон. Потом его мысли перешли к другим сложным думам о жизни, в частности к Марви, а от нее — к Энде, к «сложным» потому, что здесь его чувства раздвоились. Однако его душевная мятежность не помешала настроиться на обычный, свойственный ему романтичный лад, и уже он Ринальдо Ринальдини[10], но… Ринальдини не однажды бежал из тюрьмы, а он, Король?

Посмотрев на решетки, на дверь, обитую железом, он понимал: не выбраться. Вспомнилась Ангелочек: наверно, так же была в одиночестве в своей камере? Из коридора доносились звуки, хлопали-гремели двери, раздавались голоса людей, какая-то жизнь его окружала. Но он был один со своим несчастьем и селедкой, так что ничего более не оставалось, как съесть ее. Он сидел на нарах, грыз селедку и гадал: вернулся Иван в их Дом Вороны в лесу Смолоспуска? Или… Ему представилось, как Иван сидит у Лилиан и делает уроки… От Ивана его мысли перескочили в нагрудный карман рубашки под свитером: фото Марви все еще не исправлено, ухо не приклеено. Но как бы с нею ни образовалось в дальнейшем, хорошо, что в тяжелую минуту она с ним. Все-таки не так одиноко. С думами о Марви и Энде он уснул.

Самый сладкий сон, это все знают, бывает под утро. Мудрые люди объясняют это просто: к утру съеденную вечером селедку желудок уже обработал, Даже кишечник, куда селедка затем попала, препроводил ее до того места, где она, навеки успокоенная, ждет своего последнего назначения; в связи с этим, поскольку организму теперь делать более нечего, он тоже успокоится, давая возможность расслабиться каждой клетке в человеческой жизненной механике, отчего и спит он в это время наиболее спокойно. Именно в тот самый сладкий сон открылась со скрипом дверь и в камеру вошли люди.

Король проснулся и увидел, что за окном уже светло. В камере стоял человек в кожаном пальто и дежурный милиционер. Человеком в кожаном пальто казался Рииз.

— Где твой Алфред? — спросил Рииз прямо, и не сказать, что вопрос прозвучал вежливо. Король ответил, что не знает, и говорил правду. Такая правда Риизу была не нужна, она ему не нравилась, потому-то он и объявил сердито:

— Ты врешь? Что ж, не хочешь сказать правду, пойдешь туда, откуда не возвращаются.

Обозвав Короля негодяем и мерзавцем, он вышел. Дежурный захлопнул дверь.

Королю подумалось, что происходящее ему только что снилось, настолько показалось оно нереальным. Затем ему дали возможность избавиться от дожидавшейся последнего назначения селедки. Едва он это сделал, за ним пришел так называемый боец истребительного батальона и повел Короля в штаб. Здесь опять поставили в угол, где он ждал появления того, с кем уже раньше в этом доме «познакомился», — Скелета. Тот пришел, обыскал Короля, нашел фотографию Марви и, внимательно взглянув на побледневшего пленника, глумливо рассмеялся:

— Это кто? — показал всем присутствующим фото. — Это твоя любовь? По-твоему, она красива? С одним ухом к тому же…

В большой комнате, как и тогда, кроме дежурного, несколько бездельников играли в карты и всем было чертовски весело: они хохотали и тянулись к фотографии, рассматривая святыню Короля. Так же как и тогда, вошла женщина, та самая, совавшая Королю в карманы яблоки, которым он гордо дал упасть на пол. Теперь она подошла к тем, кто разглядывал фото Марви, тоже взглянула, потом на Короля, выхватила у мужчин фото и протянула владельцу.

— Твое? Спрячь. А вы!.. — обратилась к мужчинам. — У вас разве нет чьей-нибудь фотографии у сердца? Или нет сердца?

Мужчины еще смеялись, но уже смущенно, вообще-то они сердце имели, хотя фото в кармане вряд ли носили. Но ведь у некоторых из них уже дети бегали. А сердца-то все-таки были, потому и смех их звучал как-то принужденно. И долговязый Скелет поспешил увести Короля.

— Пошли, пошли, рассмешил тут всех.

Они вышли из штаба и направились к коричневому дому, тому самому пресловутому в понимании бесконечно освобождаемого народа с вывеской «МГБ», называемый, однако, населением по-старому — «НКВД», и действительно, большая ли разница от замены вывески?

Скелет оставил Короля в коридоре, у двери какого-то кабинета. Прошли двое в шинелях, вошли туда. Затем пригласили и Короля.

Из военных один офицер, русский, другой — эстонец, ему переводил. Опять спросили, где Алфред. Король ответил, что не знает, потому что Алфред — сам по себе, а он, Король, — сам по себе. Так и живут.

Почему? Да потому, что Йентс — бледная немочь, мамин сыночек и ему никакой не брат, а землянику он любит лесную.

Где же тогда живет Король?

Что за вопрос? Во дворце, разумеется, в собственном. Однако Король не захотел сказать про свой дом в лесу Смолоспуска, потому правдоподобно соврал, что живет:

— На Сааре.

— А кто сейчас еще проживает на Сааре? — спросили у него, и он перечислил всех, включая Вилку.

Офицер с переводчиком переговорили на марсианском языке, переводчик стал надевать шинель. Русский, тоже одеваясь, сказал Королю:

— Что ж, поедем на Сааре.

Когда они вышли из коричневого дома, у подъезда стоял тот самый черный «мерседес», за рулем сидел мрачного вида дядя. Если всю зиму преобладали сильные снегопады, сейчас моросил мелкий дождь вперемешку с редкими снежными хлопьями. Поначалу ехали молча. Королю вспомнилось, как удалось ему впервые прокатиться на легковушке — когда в немецкое время арестовали Ангелочка; тогда в машине все говорили по-немецки. В немецком Король не был силен, по-русски же уже понимал: говорили про Рууди и его Терезу, где-то кого-то убили, кого-то ограбили, что особенно, мол, свирепствует Тереза.

— Интересно бы посмотреть, что она из себя представляет, — заметил водитель. Русский капитан сказал ему, что пусть попробует назначить ей свидание, раз такой любопытный.