Когда звонит Майкл - Джон Фаррис

Элен собиралась бесшумно проскользнуть в кухню, чтобы не потревожить Доремуса, и ей показалось, что, передвигаясь по лестнице, она не издала ни звука. Но только она сделала несколько шагов, дверь в кабинет распахнулась, и перед Элен возник следователь с пистолетом в руке. Лампу в комнате он чем-то прикрыл, и перед взором Элен предстал лишь маленький квадрат света, выхватывающий из тьмы шахматное поле, которое, видимо, и изучал несколько секунд назад Доремус.

— Не сварите ли и мне чашечку? — попросил он.

Когда Элен занесла поднос с кофе в кабинет, Доремус уже снова с головой погрузился в шахматы, склонившись над доской. Черный «кольт» лежал тут же, всего в нескольких дюймах от его левой руки.

— Вы играете сами с собой? — поинтересовалась Элен.

— Нет. Вот эти фигуры — мои, а черные принадлежат моему приятелю Арщенко. Это русский филолог, он работает в Московском университете. Мы играем с ним уже несколько лет подряд, с того самого дня, как встретились в Чикагском университете. Сейчас мы сражаемся по переписке. За четыре года я только раз выиграл у него, но мне кажется... уж нынче-то победа останется за мной. Это выяснится весной.

Он взглянул на Элен и принял из ее рук чашку с дымящимся ароматным кофе.

— А вы, я полагаю, не играете?

— Мы с мужем играли иногда, но я...

— Это замечательно! — загорелся Доремус и смел с доски фигуры. — Не хотите ли партию прямо сейчас?

— Ну, а как же мистер Арщенко?

— Он подождет. На обдумывание хода у меня еще целых три дня.

Доремус принялся заново расставлять фигуры. Элен, внезапно вспомнив о теплой разобранной постели, чуть слышно вздохнула.

— Ну, если только одну партию... А вообще-то, я играю так себе...

Это вполне соответствовало истине: через двадцать минут она получила мат. Доремус тут же в мельчайших подробностях объяснил Элен все ошибки, тщательно разобрав партию. Элен помимо воли широко зевнула. Доремус изумленно взглянул на часы, стоявшие рядом на столике.

— Вы знаете, Элен, а у вас есть способности к этой игре, — заявил он. — Вот моя жена так и не смогла научиться...

Доремус сунул руку в карман в поисках сигары и обнаружил, что уже выкурил последнюю. Он в отчаянии откинулся на спинку кресла, безразлично уставившись на шахматную доску. Элен составляла чашки из-под кофе на поднос. Заметив рассеянный взгляд Доремуса, она сочувственно присмотрелась к нему и вдруг спросила:

— А когда умерла ваша жена, Доремус?

— Три года назад.

— Ее звали Марианна?

— Да.

Он помолчал некоторое время, а потом задумчиво посмотрел на Элен:

— Вы были просто молодцом. Я имею в виду ваше отношение к моему переезду сюда, и все такое прочее. Ведь это было очень непросто. Но другого выхода не оставалось. Мне необходимо пока что находиться в вашем доме.

— Я все понимаю.

— Может быть, он и не явится сюда... Но если все-таки придет, то вы встретите его не одна. А вот Марианна была совершенно одна. Она пыталась сопротивляться, но как она могла справиться?

Доремус замолчал, погрузившись в тяжкое раздумье.

Элен, услышав такие слова, пришла в замешательство. Она никак не осмеливалась спросить Доремуса, что же все-таки произошло с его женой. Постепенно напряжение спало, и тот снова заговорил:

— Мне пришлось вылететь в Де-Мойн вслед за подозреваемым, чтобы провести следственный эксперимент. Обычно, когда я отсутствовал, Марианна всегда переезжала к моей сестре и ждала меня там, но на этот раз она помогала соседу: у него скоро должна была состояться свадьба, и моя жена решила остаться, чтобы подсобить. Марианна чувствовала себя уверенно: дело было весной, а места у нас тихие... Впрочем, где сейчас в этом подлунном мире можно найти тихий уголок?

В четыре утра самолет приземлился в Мейфилде, а в шесть я уже закончил дела с подследственным и около семи явился домой. Подойдя к подъезду, я увидел молочника, взял у него бутылки и сразу же засунул их в холодильник. Затем я быстренько пробежал глазами «Геральд Трибьюн» и, наконец, поднялся наверх. Никаких признаков взлома не было, иначе я бы сразу заметил это. Так что, ничего не подозревая, я вошел в собственный дом.

Доремус заморгал и потер рукой слезящиеся глаза.

— Что меня поначалу поразило — так это кровь на стенах — она казалась такой свежей... В комнате царил жуткий хаос. А Марианну я обнаружил чуть позже — она лежала за кроватью, вернее, была зажата между спинкой кровати и стеной. Убийца нанес ей пятьдесят ножевых ударов и в конце концов сломал лезвие.

Остолбенев, Элен уставилась на следователя широко раскрытыми глазами. Лицо ее посерело. Так и застыв на пороге, она не могла оторвать от Доремуса полный смятения взгляд.

А тот, будто не замечая хозяйку дома, продолжал:

— Мальчишка находился в ванной — передвигаться он уже не мог. Не знаю, как она отбивалась от его ножа, но я частенько демонстрировал ей самые разные приемы, в том числе и те, которыми пользуется уличная шпана. Кроме того, моей жене наверняка хватило храбрости, чтобы дать отпор малолетнему хулигану. Им оказался соседский мальчишка, которому мы оба искренне хотели помочь. Скорее всего, узнав, что за дверью стоит именно он, Марианна и открыла. Другого объяснения я не нахожу. Он лежал на полу в ванной, потому что не мог даже ползти. Стены были забрызганы и его кровью. Кое-где с его головы был сорван скальп, один глаз выдран, а зияющая глазница заполнена свернувшейся кровью. Зрелище чудовищное. Лицо его походило на застывшую маску, но только я вошел, он грязно выругался. Видимо, я тогда плохо соображал, потому что, медленно достав пистолет, в упор всадил в него пять или шесть пуль, а потом спокойно покинул ванную.

Элен стояла, как громом пораженная. Так и не найдя слов утешения, она молча вышла, сполоснула в раковине чашки и блюдца, а затем вернулась к Доремусу. Задумавшись, следователь расставлял шахматные фигуры. Внезапно он натянуто улыбнулся Элен.

— Поверьте, я не хотел огорчать вас своими воспоминаниями.

— А вы еще кому-нибудь рассказывали об этом?

— Я никогда никому не доверял свою трагедию. Мне казалось, что на это не хватит ни сил, ни мужества.

— Не надо было держать все это в душе, — с легким уксром пробормотала Элен.

Какое-то время они с теплотой смотрели друг на друга.

Доремус улыбнулся и, водружая на нее очки, заметил: — Спасибо, кофе получился отменный. А что если нам сыграть еще разок?

— С удовольствием. Знаете, Доремус... наверное, в последние дни я была к вам несправедлива. Простите. Это здорово, что вы сейчас здесь, со мной. Правда, очень здорово. И не только потому, что я боюсь Майкла. Надеюсь, когда вся эта чертовщина останется, наконец, позади, вы не откажетесь время от времени навещать меня?