Сын епископа - Кэтрин Куртц

Келсон, набычившись, упер кулаки в бедра и вздохнул. Ему, безусловно, не нравилось, что между двумя епископами нарастает открытая вражда. Не понимал он, и в чем причина.

— Это нас никуда не приведет, господа, — поспешил сказать он. — Видит Бог, я боюсь затей Лориса не меньше вашего, но пока мы не определимся с направлением, любые наши действия будут лишь тратой сил. Если он попытается обогнуть Кассан, сама стихия может все решить за нас. То же самое, если вдруг он все-таки подастся в Торент.

— Сомневаюсь в этом, — сказал Нигель. — Мое чутье подсказывает мне, что в Меару. Однако мы не знаем наверняка, отправился ли он морем. Но морем ли, сушей ли — кто-то где-то увидит его и в конце концов доложит нам. Лорис слишком горд, чтобы долго скрываться.

— А как насчет епископа Истелина? — спросил Дункан. — Следует ли его предупредить? Если Лорис направился в Меару, Истелин может быть в великой опасности.

— Вы, разумеется, правы, — согласился Келсон. — Дядя, позаботьтесь об этом. Думаю, было бы также неглупо посвятить в наши заботы архиепископа Брадена… и любого другого из верных нам епископов, кого, как вы думаете, стоило бы, уважаемый Кардиель. Как только намерения Лориса прояснятся, жизненно важно, чтобы мы действовали заодно — и духовенство, и миряне. Мне не нужна неразбериха, которой отличалось начало наших действий против него.

Кардиель наклонил голову в знак согласия.

— Будет исполнено, государь.

Келсон вздохнул и поднялся.

— Отлично. Рано или поздно Лорис всплывет… И мы о нем услышим, полагаю. Дядя, будьте добры, дайте мне знать, как только до вас дойдет что-то еще. А пока что я не против горячей ванны и сухой одежды. Морган, отец Дункан, не угодно ли вам присоединиться ко мне?

Король мало что сказал, пока принимал ванну, и это побудило Дункана теряться в догадках, для чего он их, вообще, пригласил, но Морган заподозрил нечто определенное. И его подозрения подтвердились, когда они, все трое, уселись у очага в опочивальне Келсона. Келсон зевнул и потянулся, пододвинув ноги в шлепанцах поближе к теплу огня, и принялся потягивать горячую смесь молока, вина и меда с пряностями, которую оставил оруженосец.

— Так что творится с Ариланом? — спросил он миг спустя. — Он выглядел хмурым, как школьник, которого уличили во лжи. И не говорите мне, будто дело только в том, что вы ему не повиновались.

Морган улыбнулся.

— Он сердит на меня за то, что я допрашивал Джедаила вопреки его воле, да. Но злится он также и на себя, ибо отстаивал невиновность Джедаила… Во всяком случае, разыграл адвоката дьявола, объясняя нам с Кардиелем, почему мы не должны подозревать Джедаила в причастности к покушению на Дункана. И, возможно, он прав. Но если нет, то получается, что могущественный, уверенный в своем превосходстве над другими член Камберианского Совета существенно ошибся, оценивая человека, а он особенно не выносит, когда на такое указывает какой-то там полу-Дерини.

— И ты думаешь, он прав? — спросил Келсон. — Или Джедаил нас провел? Клянусь, я его в порошок сотру, если да. Еще не хватало мне, чтобы кто-то играл с огнем, когда Лорис на свободе. И если он помог Лорису, то да поможет ему Бог.

— Аминь, — отозвался Дункан. — Если он виновен. Но если он непричастен к покушению на меня, Аларик, и не был связан с Кэйтрин…

— Его бы все-таки порадовала твоя смерть, — перебил его Морган, подавшись вперед, чтобы подбросить в огонь полено. — И лишь то, что он ничего не знал о нападении и лично не имел вестей от своей тетушки, отнюдь не означает, что он не втянут в заговор по самые уши. Таково одно из ограничений чар истины: надо задавать правильные вопросы.

Келсон поджал губы.

— То есть, ты думаешь, что Джедаил — в заговоре?

— Не знаю. Хотя, кто-то, разумеется, мог действовать в его пользу. И Лорис…

— К черту Лориса, — пробормотал Келсон едва слышно. — И к черту все то, что помогло ему бежать. Здесь все одно за другое цепляется, Аларик, я уверен! Он замышляет нечто ужасное. У меня тяжесть на душе! Полдень в разгаре, а я трясусь, словно мальчишка в полночь, наслушавшись баек о призраках. Зря я его тогда не казнил!

Когда он осушил свой кубок и отставил прочь, выпрямившись и угрюмо глядя в огонь, беспокойно барабаня кончиками пальцев по твердому подлокотнику, Морган обменялся озабоченным взглядом с Дунканом. Его кузен непринужденно поднялся и, обойдя короля со спины, принялся разминать ему плечи. Келсон с признательностью вздохнул и закрыл глаза, пытаясь расслабиться.

— Просто чудесно, — произнес он миг спустя. — Я и не знал, насколько устал. Еще немножко.

— Мы все намаялись, — непринужденно сказал Дункан, слегка потянувшись к нему мыслью, в то время как умелые пальцы продолжали массировать твердые, точно сталь, мускулы. — Но не позволяй своему праведному гневу скручивать тебя узлом.

— Если бы я покончил с Лорисом, когда он был у меня в руках, меня бы это теперь так не тревожило, — полусонно пробормотал Келсон.

— Ну, так дай волю воображению, если тебе от этого легче. Согласен: покончи ты с ним тогда, теперь многое было бы проще.

Келсон зевнул во весь рот и еще основательней расслабился в ответ на прикосновение Дункана, как ментальное, так и физическое, откинув голову так, что та уперлась в грудь священника, и открыл глаза.

— Что-то ты слишком легко со мной соглашаешься, — пробурчал он. — Я сижу и помышляю об убийстве. У тебя, вообще, совесть есть? Если Лорис вроде тебя, неудивительно, что он сбился с пути. — Келсон обратил взгляд к Моргану. — Как ты думаешь, что сбило его с пути?

— Гордыня, — ответил Морган. — Убежденность, что истина ведома ему больше, нежели кому-то другому.

— И он продал свою честь, дабы утолить гордыню.

— Говорят, что у каждого человека есть своя цена, мой повелитель, — сказал Морган. — Просто у некоторых она слишком высока.

— И твоя настолько высока, что никому не доступна?

Руки Дункана дрогнули и замерли на миг над королевскими плечами, но Морган лишь улыбнулся.

— Достаточно высока, и недоступна никому, кроме тебя, мой повелитель, — ответил он без колебания. — Я принадлежу тебе, как прежде — твоему отцу. Ты купил меня любовью. И меня больше невозможно перепродать.

Радостно засмеявшись, Келсон зевнул и вновь закрыл глаза, понимая, что Дункан погружает его в сон, и не сопротивляясь.

— Ты всегда знаешь, что сказать, верно? Держи, — Келсон вручил Моргану пустой кубок. — И, Дункан, не нужно повторять; я все это время подумываю, что хорошо бы вздремнуть.

— Это самое толковое, что ты сказал сегодня за весь день, — отозвался Дункан. — Однако тебе надо лечь в постель. Ты растянешь себе шейные мышцы, если уснешь здесь.