Позови меня… - Ульяна Соболева

— За вас уплатили залог и штраф. Разбирательства не будет. Вы возвращаетесь к Хозяину, НМ13.

Я почувствовала, как сердце забилось быстрее, от волнения вспотели ладони. Илайза не торопилась уходить, а продолжала смотреть на меня. Потом резко выпрямилась и подтолкнула ко мне сверток.

— Протяните руки, мне приказано снять с вас наручники.

Я протянула запястья, и замок толстых блестящих браслетов щелкнул. На коже остались легкие следы, и я инстинктивно потерла их. Женщина спрятала наручники в карман.

— Это ваши вещи, идемте за мной. Вы примете душ, переоденетесь, и охрана сопроводит вас из Резервации.

Я взяла сверток, но все еще не решалась выйти.

— Вас ждала отличная карьера, Лия, а теперь… я не завидую вам. Ваш Хозяин один из самых жестоких Деусов Континента. Вы чуть не загубили проект и стоили ему целого состояния.

Мне захотелось усмехнуться в ее холеное лицо. Да что она понимает? Ради этого и был устроен весь фарс. Или смерть, или вернуться к нему, чтобы знал — я не бесхребетная вещь. Пусть и его собственность. Это была вторая победа, да, абсурдная, да, совершенно не понятная никому, кроме меня, но все же победа.

Я еще несколько секунд смотрела на Илайзу, а потом спросила:

— Риз… он… Его похоронили?

— Кто такой Риз, Лия? Я первый раз о нем слышу. И вам советую забыть.

Всю дорогу я проспала, после суток бодрствования меня сморил сон. Мною овладело странное спокойствие. Я добилась того, чего хотела, — возвращения в дом Нейла. Возможно, уже очень скоро я пожалею об этом. Но еще тогда я поняла, что сожалеть о содеянном меня не научили, а, точнее, я сама не умела.

Да и как сожалеть о принятых решениях, если их настолько мало, что можно сосчитать по пальцам, за меня все решают другие. И я гордилась каждым поступком, который совершила сама, по своему желанию, в свободной воле. Ни о чем не жалея. Даже смерть Риза, я не смирилась с ней, но она была неизбежна. Иначе я бы не выбралась с Резервации, иначе я бы не победила. Пусть он простит меня за цинизм, но это наша общая победа — пойти против системы и показать им, что мы не боимся. Не все одинаковые, не все безликие. И если есть мы, то найдутся еще такие же. Может быть, когда-нибудь Нихилы выйдут из-под контроля.

Когда машина въехала на территорию особняка, меня встретил Лиам. И я почему-то была рада его видеть. Так странно, я не знала никого здесь, этот дом не был моим домом, скорее, тюрьмой, и все же я обрадовалась Лиаму. А он избегал смотреть мне в глаза. Я задавала вопросы, а он молчал, игнорируя каждый из них. Когда я хотела подняться по лестнице к себе, резко взял меня под локоть.

— Хозяин ждет тебя… — бесстрастно, холодно, как приговор.

Его непроницаемые глаза делали во мне дыру, словно он злился. Впервые мне казалось, что он злится. Я одернула руку и пошла следом за Лиамом в левое крыло дома. Очень тихо для этого времени суток. Обычно вечером суетятся слуги, но сейчас не слышно ни звука, все притаились, и я не могла понять почему. Я пойму это потом…

Лиам открыл передо мной дверь просторного кабинета, и я вздрогнула, когда увидела Нейла. В помещении царил полумрак и беспорядок. Сквозняк поднимал в воздух листы бумаги, и они плавно скользили по полу в замысловатом танце смерти… потому что их неумолимо несло к камину, несколько из них, попав в огонь, моментально съеживались. Деус стоял у распахнутого окна. Я видела его прямую, широкую спину и развевающиеся длинные волосы. В одной руке бокал, а в другой бутылка спиртного. Тогда я еще не разбиралась в алкоголе и даже не представляла, какой ядовитый напиток пьют Деусы. Меня бы убили несколько глотков.

— Свободен!

Голос чуть ниже обычного, и по телу прошла волна дрожи, приливом и отливом. Когда кровь вдруг бросается в лицо, а потом стынет в жилах. Лиам вышел, и щелкнул замок — дверь заблокировалась. Шли секунды, и мое сердце билось все быстрее и громче, а он молчал. Потом отшвырнул бутылку, и она со звоном покатилась по полу, нарушая тишину. Нейл повернулся ко мне, и я шумно выдохнула. Смотреть на него — это все равно что стоять в метре от солнца и понимать, как быстро воспламеняется все тело и слепит глаза. Бледный, слегка зарос, в отличие от того, каким я видела его год назад, и взгляд — тяжелый. Физически невыносимый. И я слышу собственный отклик, в голове звенят кандалы, сжимая сильнее сознание, впиваясь, сдавливая волю, сковывая, лишая возможности шевелиться. Слышу, как внутри разбивается уверенность, как трещит по швам, раскалывается на куски и обломками падает к моим ногам. Чувствую его запах и невольно вздыхаю глубже, задерживая дыхание, как под водой. Кожу покалывает мелкими иглами наслаждения, схожего с кайфом от запрещенного порошка.

Ярость. Бешенство. Злость. Всех оттенков. Они играют перед глазами только от мысли о ней. Маленькая сучка, едва не лишившая меня одного из самых успешных проектов. Услышал звук ее шагов уже давно, и первым желанием — пригвоздить ее к входной двери и смотреть, как медленно вытекает из нее жизнь. Хотя нет… Это слишком незначительное наказание для такого проступка. Ладони невольно сжались. Сейчас я бы мог драть ее на части, разрывать белоснежную плоть когтями и смотреть на чистую боль в ее глазах. Я помнил, что ЕЕ боль невероятно вкусная. Ее страх… я не знал, каков бывает он, испытывает ли она его вообще, но сегодня я заставлю эту ничтожную дрянь пожалеть о каждом прикосновении того ублюдка…

Черт подери! Почему при воспоминаниях о том, как зашкаливали чипы двоих Нихилов, мне хочется впиваться в ее тело когтями… хочется слушать, как она кричит от боли, как умоляет пощадить?

Почему приходится напоминать себе, что она едва не испортила проект? Напоминать, потому что я забывал. На доли секунды забывал об этом и думал, что она, что МОЯ вещь, позволила лапать себя какому-то ничтожеству?

Зашла. Ее дыхание сбилось. И я снова вспоминаю, что это такое — недоумение. Лия не столь глупа, чтобы не знать, к кому ее привели… Но эта ее постоянная реакция на меня, на мое присутствие… Она сбивает с толку. Каждый раз. Потому что, дьявол, эта девочка не боится. Более того, запах похоти… Нет, желания. Не похоти. Потому что я не вижу в ее глазах тех блудливых, откровенных обещаний, которые привык ловить во взглядах других женщин.

Нечто другое. И мне до боли в костях хотелось узнать, что, б****, это такое!

Развернулся к ней лицом и… стиснул челюсти. Чтобы не выдохнуть. Чтобы не показать удивление. Нет, не удивление. Вашу мать… маленькая, хрупкая Нихилка, которую я помнил. Которую вспоминал не раз и не два, вдалбливаясь в соблазнительные тела десятка — сотни женщин, смертных и Деусов… Она не исчезла, нет. Я видел ее в огромных голубых глазах той женщины, что стояла передо мной. Юной, свежей, но, несомненно, женщины. Чувственной, соблазнительной. С молочной кожей. Бледная… С лихорадочным блеском во взгляде. Перевел взгляд на упругую грудь в вырезе декольте и выругался про себя.

Не просто красива — ослепительна. Вот почему тот урод не устоял. Знал, что ему грозит, но все же сдался. Будь она проклята, если бы не ценность проекта… Если бы не эти чертовы слухи о прямой связи между способностями Нихилов и их девственностью…

Руки в карманах снова сжимаются в кулаки. От желания сомкнуть ладони на тонком горле. Усмехнулся, демонстративно оглядев ее.

— Теперь понятно, за какую цену решил продать свою жизнь тот идиот. Повернись, хочу посмотреть, не продешевил ли он.

Осмотрел с ног до головы, и я судорожно сглотнула. Заглянула Нейлу в глаза и не увидела в них ничего. Полная непроницаемость. Тогда я еще не понимала, что если он захочет, то я никогда не пойму, что он чувствует на самом деле. Чувствует?… Нет, он не умеет чувствовать. Это я чувствую. Я! А ему наплевать на мои чувства, на мои эмоции. Приказ заставил напрячься. Словно внутри натянулась невидимая струна. Но я повернулась. Медленно, вокруг себя, чуть сжимая кулаки от нарастающего напряжения.

— Слишком дорого заплатил… — тихо сказала я и снова посмотрела в глаза Деуса. Нет, мне не было страшно. Я хотела, чтобы он понял, что не боюсь его. Чтобы понял, что не такая, как другие. Я бракованная. Я не стану выполнять все, что от меня хотят. Я не только проект. Я живая. И Риз был живой.

Дерзкая. Как всегда, не дрожит от испуга, не раскаивается в содеянном. Но и не срывается на истерику. Пока. Держит себя в руках изо всех сил. Так уже было не раз. При первой встрече. При первом испытании. При первом удачном переходе в другой мир. Молчаливый вызов. Она не произносит его губами, но он светится голубым огнем в широко распахнутых глазах. Он читается во вздернутом кверху подбородке. И прямой, открытый взгляд. Прямо в глаза. МНЕ! Деусу! Никто не мог выдержать, никто не осмеливался, зная, что я могу сделать одним взглядом, а она смотрела. Всегда… в глаза.