Венский бал - Йозеф Хазлингер

– Эй, Файльбёк, – тихо произнес я.

– Добрый вечер, господин Инженер.

– Кто выбрал место?

– Я получил два сообщения, – сказал Файльбёк. – Будем надеяться, что первое от Джоу.

Мы осмотрели «тарзанье гнездо» и паровозики. Везде – пусто. За оградой наши начали переговариваться. Они все еще гуляли каждый по отдельности, но уже обменялись первыми фразами. Панду разнесло, он стал толще Пузыря. Тот ему говорит:

– Кого я вижу! Старый обжора!

– Всех отборных баранов пришлось съесть в одиночку, – отвечает Панда. – Да и на Гюртеле давно не тренировался.

Дорожка, с обеих сторон обставленная скамейками, вела на восточную окраину, туда, где спуск к туннелю скоростной дороги. На одной из скамеек сидел какой-то опустившийся тип. Заношенные до дыр джинсы. Голова опущена. Похоже, он прикорнул. Длинные черные волосы лезли на лицо из-под надетой задом наперед бейсболки.

Неужели ради него нас здесь собрали? Или Нижайший решил отметить свое возвращение воспитательной акцией? Что, нам поколотить этого наркососа? Не выпуская его из виду, мы озирались в ожидании Нижайшего. Он не появлялся. Когда мы сбились в кучу, чтобы посовещаться, долго ли нам тут еще околачиваться, тот самый доходяга встал, подвалил, шаркая по гравию, к нам и сказал:

– Меня зовут Иуда.

Слово «Иуда» он произнес по-английски – «Джюдас».

Пузырь его отшил:

– По балде захотел, наркуша?

Длинноволосый и бровью не повел.

– Джюдас, – повторил он. – Предатель. Нижайший среди учеников Джизуса.

Мы собрались уже повозить его мордой по гравию. Пузырь взял парня за грудки, вернее, за футболку, мы зашли сзади, кто-то схватил его за шею, кто-то за плечо. Он накрыл правой ладонью руку Файльбёка. На верхней фаланге мизинца были видны две черные восьмерки. Сначала я испугался. И тут же подумал, что это – легавый. Восьмерки были не вытатуированы, а нарисованы. Он продолжал:

– Тысячелетнему Царству нужны не только пророки, но и бойцы. Вот я и пришел.

Это были его слова, это был голос, который мы наконец узнали. И хотя акцент немного озадачивал, голос звучал так, как если бы это именно Нижайший говорил с американским акцентом. А вот лицо какое-то чужое. Верхняя губа закрыта длинными тюленьими усами. Однако всем нам были знакомы эти кисти рук со вспухшими венами и холодными пальцами. Тут мы разжали руки.

– Мое настоящее имя, – сказал он, – Стивен Хафф. Я мормон и совершаю миссионерскую поездку по Европе. Для своих и новообращаемых я – Нижайший. Прошу вас с этого дня называть меня так. И только так. Если кто-то спросит, с кем вы разговаривали, отвечайте: с одним рехнутым – мормонским проповедником Стивеном Хаффом.

Поскольку мы все еще недоверчиво приглядывались к нему, он показал нам свой американский паспорт на имя Стивена Хаффа, уроженца Аризоны. На фото – точно его лицо. Он указал на дату рождения и на сей раз без акцента произнес:

– Се, гряду скоро.

Если к указанной в паспорте дате рождения прибавить 88, получится тот самый день и тот самый год, когда на самом деле родился Нижайший.

Тут мы начали его похлопывать по плечам и восторженно приговаривать:

– Вот это класс! Просто прикольно, Джоу!

Он приложил палец к губам.

– Стивен Хафф, – напомнил он, – или Нижайший. Личность идентифицирована безупречно. Учился в Принстоне. Доказательств достаточно.

– О'кей. Нет базара, – сказал Бригадир. – Как тебе это удалось? Тебя ведь никто не узнал.

Мы всматривались в его лицо. Нос вроде бы настоящий. Вдоль переносицы две неглубокие складки. Пузырь тронул Нижайшего за волосы. Тоже настоящие. Хотя кто его знает. Он сказал:

– С тобой даже как-то непривычно… Смотри только, чтобы никто не выщипал твои длинные перья.

Панда предложил зайти в ресторан и отпраздновать возвращение. Нижайший возразил:

– Мормоны не терпят алкоголя. А праздновать будем, когда сделаем дело.

Он обвел всех нас взглядом, как прежде, перед тем как мы отправились чистить Гюртель.

– На этот раз, – сказал он, – мы пойдем до конца. Но вначале надо удостовериться, кто действительно готов.

– Все, – в один голос сказали мы. – Сейчас, когда ты здесь, ясное дело, все.

– Все, – подтвердил Файльбёк, – ты же сам знаешь. Если бы ты еще и говорил нормально.

– Посмотрим, – ответил Нижайший. – До сих пор мы занимались детскими играми, а теперь нам предстоит священная война.

– Что это значит? – удивились мы. – Какая разница? Ты опять здесь, и мы вместе продолжим борьбу.

Нижайший сказал:

– Я привез с собой план. Он называется «Армагеддон». Мы не вправе допустить ни малейшей ошибки, только при этом условии наша война будет победоносной. Одна-единственная ошибка обернется поражением раз и навсегда. Вот какая разница.

Бригадир добивался ясности:

– Да говори ты нормально. Кругом ни души.

Нижайший посмотрел на него и, как в былые времена, помедлил с ответом:

– Только когда мы победим. Тогда все будет иначе. И избранные увидят, что они избраны, и говорить они будут по-другому.

Он сунул мизинец в рот, пожевал его губами, а когда вытащил, двух восьмерок как не бывало. Вместо них мы увидели клеймо.

– Всего лишь рисунок, – сказал он. – Чтобы вы меня узнали. Запомните, я – Стивен Хафф из Аризоны по прозванию Нижайший.

С нами он пробыл не больше двадцати минут. Расставаясь, назвал время и место следующей встречи. Она была назначена на следующую субботу. С интервалами в пятнадцать минут мы должны были прибыть к так называемому Новому зданию. Но не на машинах, каждый поодиночке добирается на общественном транспорте. Он будет там первым. Файльбёк установит очередность. Нижайший сунул каждому по мормонской листовке.

– А теперь разойдитесь, – сказал он напоследок. – Каждый идет своей дорогой.

Он повернулся и медленно побрел, обходя ресторан, в сторону Музея XX века.

Разинув рты, мы стояли с листовками в руках. Я уверен, что каждый из нас иначе представлял себе первую встречу. Мне она рисовалась с пивом, стрельбой и взрывами смеха непобедимых воителей. А мы молча застыли на месте, точно апостолы при виде исчезающего в облаках воскресшего Спасителя. Когда красная бейсболка скрылась за поворотом, Файльбёк объявил, кто вслед за кем должен прийти на следующую встречу. Сам он высказал желание явиться первым. За ним идет Бригадир. Потом – Пузырь, Панда, я и Жердь. Сказав это, он двинулся своей дорогой. Мы последовали его примеру. Каждый наверняка улучил момент, чтобы прочитать свою листовку. Скорее всего, не я один побаивался, что правила поведения святых Последнего дня – отказ от алкоголя, никотина, чая, кофе и внебрачного секса – скоро могут стать нашим кодексом.

И все же с того вечера начался отсчет какой-то иной жизни. Меня насторожил порядок очереди, вроде бы с ходу сочиненный Файльбёком. Это сильно смахивало на установление новой иерархии и сказалось на моих отношениях с Бригадиром, хотя я не мог точно сказать, в чем именно состояла перемена. Сейчас, задним числом, я понимаю в чем. Может, конечно, Файльбёк поставил Бригадира сразу после себя из благодарности за прекрасные деньки в Раппоттенштайне, но уже в тот апрельский вечер я почувствовал себя объектом бдительного внимания Бригадира.

Через два дня мы встретились на развалинах Нового здания. Вы знаете, что это такое? Название обманчивое. На самом деле это – пустующий старый замок, который несколько лет назад дети превратили в кучу мусора и золы. Городские власти не знали, что делать с этими разрушенными постройками. Нижайший обнаружил под развалинами вполне сохранившееся подвальное помещение. Когда, сунувшись в развалины, я не знал, куда идти дальше, из-за какого-то уступа появился Панда. Он отвел меня в подвал, где вокруг свечей сидели Нижайший и еще четверо наших. Волосы у Нижайшего были заплетены сзади в большую косицу. Панда подсел к остальным, а я вышел, чтобы дождаться Жерди. Он принес коробку баночного пива.

Нижайший его спрашивает:

– Ты не прочитал листовку?

Тот бормочет:

– Но мы же не мормоны.

– Нет, не мормоны. Но теперь мы редко будем собираться и каждый раз в новом месте. Голова должна быть ясной. Армагеддон не простит самой ничтожной ошибки.

Нижайший опять нарисовал на мизинце две восьмерки. Он обошел нас по кругу, сцеплял свой мизинец с мизинцем каждого из нас и каждого целовал в щеку. Потом он сказал:

– На наших собраниях я буду говорить обычным языком. Но всюду, где нас может услышать чужое ухо, я – американец. К этому вам придется привыкнуть.

Он сунул руку в карман джинсов и начал ходить взад и вперед внутри нашего круга. Затем остановился и продолжал:

– Если кому-то из вас понадобятся деньги, он может получить их у меня. Сумма не имеет значения, если это не идет вразрез с высшим правилом поведения. А оно гласит: стиль жизни не должен привлекать к себе внимания. То есть никаких долгов. И в то же время никакой явной роскоши, никаких дел с полицией, никаких конфликтов на работе. Второе правило – не корешиться с посторонними. Третье правило – трезвая голова и отличная физическая форма, что не допускает никаких вредных пристрастий. А отсюда четвертое: не надо резко порывать с прежними привычками, которые не отвечают этим правилам, их надо изживать постепенно, но неуклонно.