Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V - Франсис Рапп

Когда Фридрих, повергнутый потоком Селефа, умер, в каком состоянии пребывала империя? Что ему удалось из нее сделать? Была ли у него программа, когда он надевал венец? Маловероятно, он не был мыслителем, но был человеком действия. Хотя он мог иметь некоторые представления о том, какой должна быть империя. Его дядя, Оттон Фрейзингенский, обрисовал ее черты твердой рукой в своей Истории двух градов. Для этого образованного монаха империя была наследием королевской власти, которая от Вавилона Дорина передавалась от нации к нации и из которой Константин сделал civitas una, этот христианский мир, чьим предводителем были два государя, император и папа. За римлянами следовали франки, после них пришли германцы. Передача власти от одного народа к другому гарантировала преемственность этого инструмента, необходимого для спасения, в котором духовное и светское сосуществовали, и непрерывность бытия единого града христиан. Оттон даже взялся было писать, слегка преждевременно, «деяния» Фридриха, избранного Провидением, чтобы преодолеть разрыв, вызванный спором об инвеституре. Все происходило так, будто Барбаросса действительно хотел выполнить эту миссию. То, что он считал себя наследником Карла Великого, он доказал в 1165 г., когда сам вызвался «воздвигнуть мощи», но он также и не пренебрегал тем, что он считал возможным взять от римского права. Болонские юристы сообщили ему, что он находился у истоков законности и сам являлся источником законов. Он признавал, что необходимы два меча, и у него был только один, но он держал его крепко, так как получил его от Бога; по его мнению, избрание было процедурой, которую Всемогущий выбрал, чтобы назначать своего наместника на светскую власть. Даже специалист канонического права Александр, имевший твердую закалку, в конце концов провозгласил, что две власти должны сотрудничать.

Но как же император воспользовался своим мечем? Он не пытался восстановить империю до 1122 г. Поскольку прелаты были лишь его вассалами, то так он с ними и обращался, требуя от них верности. Вместе с ними, а также с великими светскими князьями он образовывал этот княжеский «строй» и правил, согласовываясь с ними. Он рассчитывал на дух рыцарства, чтобы закалить единство политического корпуса, рыцарства, чьи достоинства он превозносил в Майнце в 1184 г., в день торжественного посвящения в рыцари его сына. Однако он не утратил чувства реальности; он опирался на имперские земли, усеянные крепостями и дворцами, символами его власти, управляемые слугами, которые были обязаны ему своим достатком и честью; после десятилетий борьбы он нашел формулу, которая позволяла ему править в Италии и пользоваться ее богатствами. Со стороны империя напоминала одновременно феодальную монархию на англо-нормандский манер и на постоянно расширяемый заповедник Капетингов. Однако, если присмотреться поближе, видно, что она не была в полной мере ни тем, ни другим. Основой здания была личность императора. Его очарование (или его харизма), его природная власть, чувство такта и любезности (если воспользоваться куртуазными выражениями), его искусство игры (вспомним съезды в Майнце в 1184 и 1188 гг.) делали его настоящим воплощением мечты, воодушевлявшей в конце XII века западную знать. Если бы эту базу забрали, то вся конструкция неизбежно бы рухнула!

Блестящий и трагический конец династии (1190–1250)

Проклятие Гогенштауфенов: недолговечное правление Генриха и первое междуцарствие (1190–1211)

Краеугольный камень императорского строения не был забран сразу после смерти Барбароссы. Современникам могло казаться, что оно так же крепко, хотя сам камень уже не тот. Генрих VI взошел на престол без какого-либо противостояния; создавалось впечатление, что Германия вылечилась от своих внутренних болезней. Энергия этого молодого человека, которого отец тщательно готовил к будущей задаче — он знал французский и латынь, писал на этих языках так же свободно, как и разговаривал на них, — могла развернуться за пределы этих слишком узких в его глазах границ regnum teutonicum. Его наставник, Годфрид из Витербо, сумел расширить его стремления до размеров вселенной. У него снова появилась идея мирового господства, потому что он был отпрыском «императорской крови», последний представитель которой — возможно, и он сам — встретится в Иерусалиме с Христом, что должен вернуться в Святой город в конце дней. Для воплощения замысла, более похожего на мечту, Генрих VI использовал неукротимую волю. Он не отступал ни перед какой преградой. Жестокий, если это нужно было для достижения намеченного результата; циник с мрачным чувством юмора. Как мало характер сына походил на характер отца!

Сицилия сразу привлекла его внимание. Поскольку Вильгельм умер, не оставив после себя детей, наследство переходило Констанции, а следовательно, империи. Это было хорошее наследство, крепкое государство, но нормандцы не желали видеть своим королем тевтонца. Они поставили во главу одного из своих, Танкреда, внебрачного внука Рожера. Генриху не удалось устранить этого конкурента с первого раза. Под стенами Неаполя он проиграл более сильному противнику. Папа все-таки короновал сына Барбароссы, но, желая защитить свои права сюзерена на Сицилию, сговорился с Танкредом, который оказался более удобным вассалом, нежели император. Для Генриха положение вещей было незавидным, так как снова появился старый Лев. Нужно было его умаслить и уступить часть Любека. Но удача внезапно вернулась в императорский лагерь. В 1191 г. Леопольд Австрийский захватил Ричарда Львиное Сердце, когда тот возвращался в Англию, поднимаясь вверх по Дунаю. В принципе, крестоносцы были неприкасаемы. Но Генриху до этого и дела не было; более того, он знал, что Филипп-Август обрадовался, увидев своего соперника в затруднительном положении. Ричарда освободили только в обмен на огромный выкуп, регулируемый на месте, и он вынужден был признать себя вассалом Генриха, что приносило империи ежегодный оброк в размере 5 000 ливров. 150 000 марок, внесенных сразу, могли оплатить содержание приличной армии. В 1194 г. Генриха короновали королем Сицилии в Палермо, а семью его соперника вывезли. На следующий день после коронации у него родился долгожданный сын; было бы слишком просто назвать его Фридрих-Рожер, но то, что его первое имя было Константин, уже указывало на неслыханный размах замыслов, которые лелеял его отец; провидица из Трибура предсказала, что императором последних дней будет другой Константин. Оставалось проложить ему дорогу в Святую землю. Генрих VI решил возглавить крестовый поход. Перед отправлением он назначил как в Центральной Италии, так и на Сицилии, верных людей, зачастую министериалов, среди которых был и Марквард Анвейлерский. В Германии ему удалось убедить половину князей отказаться от избирательного характера королевской власти. Взамен он предоставил им наследование их княжеств как по мужской, так и по женской линии, этим статусом уже обладала Австрия, получив эту привилегию от Барбароссы в 1156 г. Таким образом Генрих думал установить одинаковый строй в Германии и Италии. Будущее «императорской крови» было обеспечено. Но папа и слышать не хотел «о присоединении королевства к империи». Его противостояние было настолько упорным, что императору пришлось отступить. От князей он получил только коронацию своего сына, едва тому исполнилось два года, на Рождество 1196 года. Подготовка к крестовому походу завершилась, и Генрих собирался сесть на судно в Мессине, но 28 сентября 1197 г. его сразила болезнь. Для империи его смерть стала настоящей катастрофой. Ящик Пандоры, закрытый Барбароссой, снова открылся и выпустил тучи напастей.

Нескольких месяцев хватило, чтобы разрушить политическое образование, укрепленное волей Гогенштауфенов. Они попытались залатать трещины, которые когда-то разрушили целостность империи. Снова проявились слабые места, четко выраженные и глубокие, как только князьям стало известно о смерти Генриха VI. Те, кто склонялся к династической преемственности, считали, что следует избрать совершеннолетнего. Королевская власть в руках ребенка будет чисто символической, а ситуация была слишком серьезной, чтобы фиктивный правитель, даже самый очаровательный, мог с ней справиться. Тогда 8 марта 1198 г. они выбрали младшего сына покойного императора, Филиппа Швабского. Этот красивый молодой человек, самый любезный из членов семьи, был, несомненно, очаровательным, но от отца он унаследовал лишь приветливость, оставляя старшему черты, необходимые для руководителя. И вот 9 сентября князья, предпочитавшие избирательный характер имперской власти, выдвинули против Филиппа Оттона, одного из сыновей Генриха Льва. Во время ссылки отца он рос в Англии и получил от короля Ричарда графство Пуату. Он был поистине богатырского роста и уверенно чувствовал себя только в бою. Храбрый до безрассудства, он был лишен внутренней силы, которая закаляет душу от уныния. Его кидало от дерзости к состоянию подавленности. Ни один из соперников не был достаточно сильным, чтобы главенствовать. «И будет две головы под одной короной», — сокрушался миннезингер Вальтер фон дер Фогельвайде. В действительности за двумя соперниками теснились их сторонники. Со стороны Оттона были Кельн со своим архиепископом, тешивший себя возможностью укрепить связи с Англией, в частности коммерческие и финансовые. В противоположность этим торговцам, воины, министериалы предоставляли свои услуги только представителям рода Гогенштауфенов.