Дебют двойного агента в Стамбуле - Greko

– Грузины в Константинополе живут? – спросил, справившись, наконец, с красными флагами в голове.

Фонтон и Дмитрий уставились на меня, как на несмышленыша:

— Вот ты спросил! Конечно, живут. Причем, тут, неподалёку, в армянском квартале Перы. Большая община, селятся вместе, и церковь Святой Троицы под боком. Она тоже армянская, но грузины как-то договорились, ходят туда молиться.

— Откуда же здесь так много грузин?

— Тут всякой твари по паре. Много политэмигрантов. Бегут сюда несогласные с нашей политикой в Тифлисе. Несколько лет назад генерал Вельяминов целый заговор раскрыл. Те, кого не арестовали, сюда сбежали. Но и раньше переселялись. Когда царица Мариам заколола кинжалом генерала Лазарева и была сослана в Россию. Тогда многие дворяне в Константинополь эмигрировали, – как на экзамене бойко отчитался студент.

— Ты, Дмитрий, ври да не завирайся, – поправил его Фонтон. – Дворян с Кавказа, конечно, много перебежало: для них присягу нарушить – плевое дело. Но куда больше здесь тех, кого детьми в рабство продали. В Закавказье целые банды промышляли до Ермолова, детей в Грузии похищавшие. А перед заключением Георгиевского трактата налетчики из аджарцев и черкес хватали грузин от мала до велика так, что Грузия обезлюдела. Но и сейчас грузинками на базарах торгуют, хоть и редкий это ныне товар. Вот потомки тех грузин, кто из рабства вышел, и селятся здесь поближе к своим. Только я не пойму: тебе-то что за дело до картвелов?

— Дело мое такое: первого мая у грузин большой праздник – Тамароба. В честь царицы Тамары, почитаемой грузинской святой. И нет лучше способа показать Спенсеру мои познания в языке и народных обычаях, как прогуляться с ним по кварталу в этот день, где обязательно должны состояться народные гуляния.

— Не та ли это царица Тамара, что мужа своего, русского князя Юрия, из Грузии выгнала? – уточнил Дмитрий.

— Та самая, – подтвердил Фонтон. – Бесит твоя привычка в хрониках исторических копаться. Надо о деле думать. Считаю идею твою, Коста, великолепной. На том и порешим: поразишь англичашку своим умением с чужим народом сблизиться – он твой. Говорю как разведчик: нет более ценного для нас человека, чем тот, кто сможет в любое общество, как нож в масло, войти. Так что ступай к Спенсеру в пансион Джузепино, благодари за помощь в суде и приглашай на праздник!

…Вышли из посольства и разделились. Студент отправился в кофейню забрать наших, чтобы усадить на лодку до Бююкдере, а я, не задерживаясь, отправился к Спенсеру на улицу Санта-Мария. Нужно было свернуть направо из ворот посольства, миновать спуск по лестнице к католической церкви Святой Марии Драперис. Обогнуть ее, спуститься по переулку к уютному особняку во флорентийском стиле – тому самому пансиону Джузепино, предлагавшему своим жильцам даже конюшню для размещения верховых лошадей.

— Могу ли я увидеть англичанина, что недавно пришел? – спросил я у толстого итальянца, прямо в холле невозмутимо поедающего вилкой огромную гору спагетти из приличных размеров тазика[1].

— Ныне в пансионе проживают многие подданные британской короны. Мистер Ньютон и его друг мистер Спенсер, эсквайры, полковник Консидайн, приглашенный турецким правительством преподавать европейскую тактику, английские офицеры…

— Мне нужен мистер Эдмонд Спенсер.

— Вы знакомы, – утвердительно кивнул головой хозяин заведения, судя по манере держаться – тот самый Джузепино.

Не в силах расстаться с вилкой и пастой, он подозвал мальчонку в турецкой курточке, но с такой живой и озорной мордашкой, что не оставалось сомнений – тоже итальянец.

— Проводишь синьора в комнату мистера Спенсера. Господин ныне обедает, – зачем-то уточнил Джузепино, будто оправдываясь за свою страсть к макаронам.

Мы поднялись по винтовой кирпичной лестнице и прошли по коридору до номера Эдмонда. Меня поразила непривычная для Стамбула чистота и порядок. И номер, в котором жила моя потенциальная цель, оказался просторным, с большой кроватью под балдахином и с деревянными балками, красиво рассекающими пространство потолка.

Спенсер поприветствовал меня бокалом красного вина, вытер рот салфеткой и предложил изложить суть дела. Как и ожидалось, он загорелся идеей окунуться в незнакомый мир восточного празднества с грузинским колоритом. Договорились встретиться за час до полуночи. Быстро отстрелялся.

Вышел на Гран рю де Пера, вздохнул ароматы сладкой выпечки из ближайшей пекарни и задумался. Неожиданно, я оказался предоставлен самому себе. Не навестить ли мне караван-сарай, коль выпала такая возможность? Мысли о моей царице меня не покидали все время после нашего расставания. Ноги сами собой понесли меня в сторону хана и лавки моего приятеля. Есть одна задумка!

...В лавку к армянину Тиграну я ворвался, уже порядком запыхавшись. Всю дорогу шел быстрым шагом, иногда срываясь на бег и с трудом заставляя себя все-таки вернуться к первому варианту «великого похода». Не хотелось привлекать к себе лишнего внимания. Да и набегался уже порядком за все эти дни. «Вот, что с человеком делает «невтерпёж», – думал я, оценивая, кроме прочего, еще одно старорежимное словечко.

Как назло, старик был занят покупателем. Но бросив на меня взгляд, он сразу распознал степень моего нетерпения. А потому парой ловких фраз закруглил беседу со словоохотливым клиентом, вручил ему покупки и вежливо выпроводил. Я даже не успел толком отдышаться.

— Что, что случилось, друг мой? – обратился ко мне Тигран.

— Чем из сладкого можно порадовать боснийку? – я был настолько взбудоражен, что, забыв поприветствовать своего поставщика, сразу выдал всю «позицию», как сказал бы Ахмет.

Лавочник рассмеялся, шутливо погрозил мне пальцем.

— Аааааа! Я так понимаю, тебя ждет сладкая ночь?

— Что «сладкая» – без сомнения, – я поддержал его смех. – Что «ночь», увы, не уверен. Но очень хотелось бы.

— Ах, молодость, молодость... – повздыхал старик и решил преподнести мне урок мудрости. – Никогда не отказывайся от таких возможностей, пока молод и свободен. Станешь, как я, всегда будешь корить себя за то, что упустил.

— Хорошо! – я с легкостью согласился.

Тигран некоторое время смотрел на меня, оценивая, насколько я усвоил урок, и насколько я честен в своем обещании. Остался доволен.

— Значит, боснийка? – хитро прищурился Тигран. И вдруг. – Уж не жена ли она Селим-бея?

Я похолодел от ужаса и уже костерил себя на чем свет стоит за свой длинный язык.

«Ну, вот сейчас-то его тебе и отрежут! – подумал со злорадством. – И моли Бога, чтобы только этот язык, а не тот,