Восточный проект - Фридрих Незнанский

— Ну конечно, — с готовностью закивала она, облизывая ярко-красные пухлые губы, а глаза ее при этом шало сверкнули. — Я тоже слышала об этом!

— А вы еще и умница! — с энтузиазмом воскликнул Яковлев. — Как редко, увы, можно встретить тонкий ум в сочетании с природной красотой, да-а… Это я о женщинах вообще…

— Благодарю вас, мне очень приятно, вы такой, оказывается, наблюдательный и симпатичный молодой человек…. Когда я была молода… ах, ах!.. У меня был один знакомый… просто ужасно похожий на вас… э-э?..

— Володя.

— Да, Володичка… очень похож…

— А вы, между прочим, совершенно зря с таким небрежением говорите о себе. Что значит — когда была молода? Первоклассницей, что ли? Зря! Выглядите вы очаровательно в свои тридцать лет, так надо полагать? А если быть до конца искренним, то, поверьте мне, больше двадцати пяти я бы вам не дал!

— Ах, как приятно слышать!.. Прошу вас, садитесь. Мы говорили об этой… не хочу даже произносить ее имя! — Марина помрачнела.

— Да, вы спросили, не был ли я у нее? Отвечаю: не был. А после реплики о ее этих… связях, думаю, что и вообще не стоит ее беспокоить. Мне почему-то хочется верить именно вам, Марина.

И все, от такого набора комплиментов она «поплыла». Полы халата, разумеется, распахнулись сами по себе, но она уже не стала обращать на это внимание, даже закинула обнаженную ногу на ногу, словно нарочно отвлекая внимание Яковлева от дела. А он, слушая ее, размышлял на тему, весьма отдаленную от той, которая обсуждалась. Он думал, что все эти высокопоставленные чиновники — отпетые дураки. Им такая баба в руки попалась, а всего и дел-то: трахать ее по три раза на день и говорить, что она — самая умная и самая красивая и полное совершенство. Ну, если не получается трахать самому, всяко бывает, передай в руки порученцу! А от слов же тебя не убудет!.. А у них — разводы, скандалы, смертельные обиды, страшная месть…

Собственно, ее рассказ поначалу касался не столько Сальникова, сколько довольно-таки примитивных и пошлых сплетен по поводу его второй супруги. Яковлев делал «большие» глаза, не забывая подчеркивать, как он в эти минуты любуется самой рассказчицей. И та, естественно, ощущала на себе горячий и почти призывный, но и почтительный взгляд молодого человека, откровенно увлеченного ею, — этого просто нельзя было не заметить, а следовательно, и соответствующим образом отреагировать. И тема сплетен увяла сама собой. Зато ей на смену — прав был Володя, ох как прав: трахать надо было Смурову свою красавицу, а не лениться, или чем он там еще занимался? — полились не то чтобы жалобы, а скорее сетования на свою нелегкую судьбинушку. С одним мужем как-то не задалось — робкий, весь погруженный в работу, занудливый… Второй — тоже не подарок, вечно какие-то свои дела, ночные звонки, наверняка бабы — при его-то внешности… Грешным делом, она, был момент, подумывала уже вернуться к первому, так у него тогда уже образовалась эта фифа, будь она проклята! А на этой почве и со вторым мужем нелады… Правда, в одном они все-таки сходятся. Это в обоюдной ненависти к Сальникову. Ну ей-то есть за что. А Смурову? Ну как же! Ведь Сальников, по сути, перебежал ему дорожку. Она нечаянно подслушала разговор Лешки с мужем ее сестры — Жоркой. Недавно это было, с месяц, может, назад. Крепко они тогда выпили и во весь голос горланили в его кабинете, Китай почему-то все время поминали. Оказывается, Виталька недвусмысленно намекнул Лешке, чтобы тот подумал о своем трудоустройстве, ему, мол, не нужны заместители, пытающиеся проводить собственную политику, которая кардинально расходится с линией министерства и государства. Вот! А Лешка вроде нашел какие-то слова и обещал Виталию не «кон…фрон…тировать» (Марина с трудом выговорила это слово). И кажется, тогда у них обошлось.

Этот факт Марина выпулила почти на одном дыхании — видать, хорошо подслушивала, но выводов для себя определенно не сделала. Наверняка в ней еще булькала та старая закваска, которая могла в свое время сделать ее женой министра, а не какого-то зама, которому предлагают подумать о своем будущем.

Из сказанного Яковлев понял, что Марина не придумывает, в ее голову подобные сведения не могли прийти самостоятельно, она слишком проста для этого. Проста как правда, что слышу, то и несу. А этот Жорка, он откуда?

Вот тут и оказалось, что это — почти коллега, начальник Департамента милиции на воздушном транспорте. И женат, ко всему прочему, на Марининой родной сестре Наташке. Вот, значит, какие силы объединились против Сальникова. Опять же, воздушный транспорт, считай, своя епархия… Интересно, что скажет по этому поводу Вячеслав Иванович?..

А в общем, утверждая, что она все про Сальникова знает, Марина на самом деле, как стало выясняться, не знала ничего путного. Вот разве то, что успевала подслушивать в разговорах мужа и Жорки. А их, судя по тому, что она рассказывала, было немало.

Но теперь возникал другой вопрос: почему она не боится все это рассказывать чужому человеку, тем более, сотруднику МВД? Или ничего не боится, или все ей давно осточертело?

Ну хорошо, представим себе, что она терпеть не может Сальникова. Ненавидит его новую супругу. Желает им всяческих бед и напастей, какие только есть на свете. И что, разве это она устроила авиационную катастрофу? Бред. Толчком она могла быть, занозой, от которой запросто не отделаться. Но на активные действия абсолютно не способна. Говорила же Аля, что после вероятного разговора Сальникова со Смуровым по поводу телефонных звонков эта самая Марина вмиг притихла. Значит, сумел-таки объяснить Смуров своей жене, куда не следует совать нос. Ох, господи, глупая бабенка…

А с другой стороны, она могла постоянно на Сальникова капать им — мужу и, как он? свояк, что ли? значит, свояку. И дотюкать их до того, что и они загорелись ее идеей оголтелой мести. Но ведь на роль заказчицы она и в этом случае не тянет. Тут что-то другое. Вернее всего, в основе основ — деньги. Причем гигантские, сосчитать которые невозможно, как говорится, пальцев рук и ног не хватит. Как говорил Турецкий, «китайское лобби». И вот, если соединить эти движущие силы в одном направлении, то вполне может получиться «заказуха».

А между тем в настоящий момент эта «глупая бабенка» была себе на уме. Муж в длительной командировке вместе с Жоркой. Об этом и Володя знал от Грязнова, который информировал его с Поремским о том, как движется расследование. Наташка ей, видимо, не помеха. А может, и помощница, черт их знает, этих генеральских жен провинциального розлива… И теперь, болтая о каких-то незначительных вещах, о пустяках, с ее точки зрения, она пытливо оглядывала Яковлева, совершенно уже не скрывая своей «нечаянной» наготы и живого интереса. И тогда Яковлев, как он ни пытался мысленно взять себя в руки, решил, что в любом случае откровенность Марины обязательно должна быть вознаграждена, иначе женщина не поймет его и обидится. А ну как придется снова встретиться?

— Говорите, нелегко сейчас вам приходится с новым мужем? Да и со старым, с покойным Сальниковым, тоже не везло, да?

Такой простой вопрос поверг ее неожиданно в глубокую печаль.

— Хоть он и сволочь порядочная был… по отношению ко мне, — быстро поправилась Марина, — но все-таки смерти ведь желаешь… как бы это сказать? В переносном смысле. И то ведь это большой грех, верно? Я скажу тебе честно, Володичка, — она легко перешла на «ты». — Я, как узнала о том самолете, места себе не находила. По телевизору показали, а потом всякие слова говорили о погибших… И мне поверилось, будто это я ему такую смерть накликала… И так стало нехорошо на душе! Я даже в церковь сбегала, свечку поставила — помянуть, за упокой души. И вроде легче… Это я сейчас так рассказываю, а первые ночи просто не спалось… Ну, теперь-то уж что? Дело, можно сказать, прошлое. А ты не против, если я сейчас налью по рюмочке, помянуть бы, а? Лишнего раза в этом деле, говорят, не бывает.

— Ну, вообще-то, я за рулем. Но если по маленькой, да помянуть…

— Я сейчас! — обрадовалась она и сорвалась с места, цокая каблучками, умчалась на кухню и крикнула: — А иди сюда, тут лучше… Чего по дому таскать?

В кухнях, по обычаю всех россиян, постоянно завтракали, обедали и ужинали, кухня по традиции была местом и для семейных разговоров, даже для дружеских встреч накоротке. У Смуровых здесь находился небольшой бар, куда, как теперь догадался Яковлев, Марина, находившаяся в одиночестве и не загруженная никакими делами, по всей видимости, частенько заглядывала. Конечно, наверное, оттого у нее с момента прихода Яковлева и было такое возбужденное, легко меняющееся настроение — от злости к печали или к необоснованному вроде бы веселью. «Причащается» дамочка в одиночестве, понятное дело…

Налила она по рюмочке коньяку, и хорошего, судя по мягкому запаху. И на закуску выставила блюдечко с засахаренными, полузасохшими дольками лимона — видно, для порядка, а сама пользоваться не привыкла, вот и стоит в холодильнике.