Уйди скорей и не спеши обратно - Фред Варгас

Уже дома, раздеваясь, он заметил, что забыл вернуть зеленый дождевик Бертену, а свою старую черную куртку оставил сушиться на носу драккара. Знак того, что он тоже доверял божественному покровительству Бертена. Или, скорее, того, что все пошло прахом.

XXVII

Камилла поднялась на пятый этаж по узкой лестнице, ведущей в квартиру Адамберга. На четвертом она заметила огромную черную четверку на чьей-то двери. Они с Жаном-Батистом договорились провести эту ночь вместе, но встретиться не раньше десяти вечера на случай, если сеятель выкинет что-нибудь непредвиденное и полиции придется работать допоздна.

Ей было неудобно, потому что она несла котенка. Он долго преследовал ее на улице. Камилла гладила его, потом оставляла и уходила, но котенок упрямо бежал за ней по пятам, напрягая все свои силенки и пытаясь ее догнать неумелыми прыжками. Чтобы избавиться от него, Камилла перешла сквер. Она покинула котенка в подъезде, пока ужинала, но когда выходила, увидела его по-прежнему сидящим у двери. Котенок снова смело пустился в погоню, преследуя свою цель. Камилле надоело с ним бороться, и у дома Адамберга, не зная, что делать со зверьком, который ее избрал, взяла его на руки. Это был обычный бело-серый комочек, легкий, как мыльный пузырь, с совершенно круглыми голубыми глазами.

В пять минут одиннадцатого Камилла толкнула дверь, которую Адамберг почти всегда оставлял открытой, но никого не нашла ни в комнате, ни на кухне. С посуды на мойке стекала вода, и она подумала, что Жан-Батист, дожидаясь ее, уснул. Она может тихонько лечь рядом, не потревожив его первый сон, которого ему так не хватало во время трудных расследований, и положить голову ему на живот на всю ночь. Девушка сняла рюкзак и куртку, посадила котенка на банкетку и осторожно вошла в спальню.

В комнате было темно, Жан-Батист не спал. Различив его голую смуглую спину на белой постели, Камилла не сразу поняла, что он занимается любовью с какой-то девушкой.

Мгновенная боль пронзила голову, как снаряд, застряла между глаз, и от этой вспышки на долю секунды ей показалось, что она ослепла. Ноги подкосились, и она рухнула на деревянный сундук, где хранилась всякая всячина и на котором сегодня лежала одежда незнакомки. У нее на глазах, не замечая ее присутствия, двигались два тела. Камилла тупо смотрела на них. Она видела и узнавала все движения Жана-Батиста, одно за другим. Вспышка молнии как раскаленный бур вонзилась в лоб, заставив закрыть глаза. Как жестоко. И как пошло. Больно и пошло. Камилла опустила голову.

Не плачь, Камилла.

Она перевела взгляд с кровати на пол.

Уйди, Камилла. Уйди скорей и не спеши обратно.

Cito, longe, tarde.

Камилла пробовала пошевелиться, но ноги ее не слушались. Она снова опустила голову, тупо рассматривая носки ботинок. Черных кожаных ботинок с квадратными носами, застежками на боку, серыми пыльными складками и стертыми каблуками.

Ботинки, Камилла, смотри на ботинки.

Я смотрю.

Как хорошо, что она не разулась. Будь ее ступни босыми и беззащитными, она бы не смогла уйти. Может, она осталась бы пригвожденной к сундуку с раскаленным буром во лбу. Этот бур из бетона, не из дерева, нет. Смотри на ботинки, раз они на тебе. И беги, Камилла.

Но она еще не могла. Ее ноги стали мягкими, словно вата, и безвольно лежали на деревянном сундуке. Не поднимай головы, не смотри.

Конечно, она знала. Так было всегда. Девушки были всегда, множество других девушек, одни оставались долго, другие нет, по-разному, это зависело от их стойкости. Адамберг поддерживал связь, пока она не разваливалась сама собой. Конечно, они были у него всегда, эти девушки, как русалки, плывущие вдоль реки, цепляющиеся за берега. «Они меня трогают», — просто говорил Жан-Батист. Да, Камилла знала об этих затмениях и тайнах, об этой жизни, бурлившей где-то там, далеко. Однажды она повернулась и ушла. Она забыла Жана-Батиста Адамберга и реки, населенные русалками, бросила шумную тягостную жизнь, которая так задевала ее. Она исчезла на годы и похоронила Адамберга с почестями, как хоронят тех, кого любят.

До тех пор, пока этим летом он не возник из-за поворота, а уснувшая память, как ловкий фокусник, воссоздала реку в ее первозданной чистоте. Камилла начала новую жизнь очень осторожно, словно ступая на цыпочках, не решалась целиком отдаться чувствам, а хотела только попробовать, часто не знала, что предпочесть — свободу или Адамберга. До того дня, когда неожиданный удар не настиг ее. Он просто перепутал день. Жан-Батист всегда их путал.

Пока Камилла смотрела на ботинки, в ее ноги возвращалась сила. Движения на постели замирали. Камилла тихонько встала и обошла сундук. Она уже почти выскользнула из комнаты, когда девушка вдруг приподнялась и закричала. Послышалась возня, Жан-Батист вскочил с постели и громко позвал ее.

Беги, Камилла.

Бегу, как умею. Камилла схватила куртку, рюкзак и, заметив на банкетке найденного котенка, подобрала и его. Из комнаты доносился голос девушки, которая о чем-то спрашивала. Вон отсюда, скорее. Камилла пронеслась по лестнице и долго бежала по улице. У пустынного сквера она, задыхаясь, остановилась, перелезла через решетку и рухнула на скамейку, подобрав колени и сжав руками ботинки. Бур во лбу немного отпустил.

Рядом сел молодой человек с крашеными волосами.

— Плохи дела, — мягко сказал он.

Потом поцеловал Камиллу в висок и молча удалился.

XXVIII

Данглар не спал, когда уже за полночь кто-то тихо постучал в дверь. На нем была майка, на подбородке пробивалась щетина, он сидел с пивом перед телевизором, но на экран не смотрел, а то и дело перелистывал свои записи о сеятеле чумы и его жертвах. Это не могло быть случайностью. Убийца выбирал их, значит, между ними была какая-то связь. Капитан часами допрашивал родственников убитых, пытаясь найти хоть одну точку пересечения, просматривал свои записи, отыскивая общее.

Днем Данглар одевался вполне элегантно, зато вечером облачался в рабочую одежду своего детства, которая когда-то принадлежала его отцу, широкие велюровые штаны и майку. Пятеро детей спали, и он бесшумно прошел по длинному коридору, чтобы открыть дверь. Он ожидал увидеть Адамберга, но это оказалась дочь королевы Матильды, прямая, напряженная, запыхавшаяся, под мышкой у нее что-то вроде котенка.

— Я тебя разбудила, Адриан? — спросила Камилла.

Данглар отрицательно покачал головой и сделал знак ей не шуметь и войти. Камилле и в голову не пришло, что у Данглара может быть женщина или что-нибудь вроде того, и она без сил опустилась на старенький диван. При свете Данглар увидел, что она плакала. Он молча выключил телевизор, открыл пиво и подал ей. Камилла залпом выпила полбутылки.

— Плохи дела, Адриан, — выдохнула она, отставляя бутылку.

— Адамберг?

— Да. Плохо мы начали.

Камилла допила пиво. Данглару это было знакомо. Когда плачешь, нужно пополнить запас растраченной жидкости. Он нагнулся в кресле, достал вторую бутылку из початой упаковки, стоявшей на полу, поставил на гладкий низенький столик и подвинул ее Камилле, как в начале игры с надеждой двигают вперед пешку.

— Знаешь, Адриан, на свете бывают разные поля, — заговорила Камилла, вытягивая вперед руку. — Свое поле возделываешь, а на другие ходишь гулять. Там можно встретить много всякого-разного — люцерну, рапс, лен, пшеницу, а есть еще поля под паром и заросшие крапивой. Я не подхожу к крапиве, Адриан, я ее не рву. Это не мое, понимаешь, как и все остальное.

Камилла опустила руку и улыбнулась.

— Но вдруг ты ошибся, ступил не туда и обжегся, сам того не желая.

— Больно?

— Ничего, пройдет.

Она взяла вторую бутылку и немного отпила, но уже не так жадно. Данглар наблюдал за ней. Камилла была очень похожа на свою мать, королеву Матильду, у нее был такой же прямоугольный подбородок, тонкая шея, чуть изогнутый нос. Но у Камиллы была очень светлая кожа и все еще детские губы, ее улыбка была совсем не похожа на широкую покоряющую улыбку Матильды. Они немного помолчали, Камилла осушила вторую бутылку.

— Ты любишь его? — спросил Данглар.

Камилла уперлась локтями в колени, не отрывая глаз от маленькой зеленой бутылки на низеньком столике.

— Это слишком опасно, — тихо ответила она, покачав головой.

— Знаешь, Камилла, перед тем, как создать Адамберга, у Бога была очень тяжелая ночь.

— Нет, — Камилла подняла на него глаза, — я этого не знала.

— Так вот. Бог не только плохо спал, но у него и материал закончился. И Он легкомысленно решил обратиться к своему Коллеге, чтобы одолжить кое-каких заготовок.

— Ты имеешь в виду… к Коллеге из преисподней?

— Вот именно. Тот обрадовался нежданной удаче и поспешил снабдить Бога своим сырьем. И тогда Бог, отупев после бессонной ночи, неосмотрительно смешал все воедино. Из этой глины Он и слепил Адамберга. Это был поистине необычный день.