Чеченский след - Фридрих Незнанский

Больше она ничего сказать не могла, потому что увидела, что посреди коридора валяются сброшенные куртки и зонтики, а от зеркала прямо напротив входной двери остался висеть один ужасно тонкий и наверное очень острый осколок.

«Все-таки меня нашли!» — пронеслась, словно комета по холодному пустому космосу, обжигающая своей очевидностью мысль.

Я с трудом разлепил веки. Голова гудела, словно чугунная батарея, по которой стучат среди ночи недовольные соседи. С трудом я осознал, где нахожусь и как сюда попал. Я лежал на заднем сиденье автомобиля, в запястья сведенных за спиной рук впивались наручники. Зачем-то я попытался пошевелиться — та ошибка, которую совершают почти все плененные таким образом. И в тот же момент получил еще один удар по черепу.

«Самое обидное, что пообедать так и не удалось», — последнее, о чем я успел подумать.

19

Елена довольно быстро пришла в себя после нагрянувших в ее жизнь подобно сокрушительному морскому валу несчастливых событий. Не зря же она была внучкой и правнучкой военных, людей почтенных, генералов, происходящих по прямой линии от других воителей, — были, были в ее роду и офицеры Белой армии, и лишь изредка попадались среди ее предков полковые священники. В семейном альбоме у нее дома хранились пощаженные временем фотокарточки, сделанные на картоне, коричневые и с обтерханными углами. Елена любила рассматривать эти семейные реликвии, она черпала в них силу духа в трудный момент.

Вот и сейчас, чтобы легче думалось, она листала тяжелые страницы альбома и всматривалась в непреклонные скуластые лица, серьезные ледяные глаза и военную выправку родственников и чувствовала, как переполняет ее решительность и способность к хладнокровным и тайным действиям.

К мужу, оказавшемуся замешанным в таком неприглядном деле, она не могла испытывать ничего, кроме жалости и отвращения; отвращение шло от нравственной чистоплотности, а жалость — от избыточной силы здоровой натуры.

Она удивлялась, как это сразу не заметила, хотя по мелким признакам можно было догадаться, подленькой сущности живущего рядом с ней человека. Но сейчас, имея мужество посмотреть судьбе в глаза, она признавала, что ошиблась, и видела всю их совместную жизнь в новом свете. Но горевать по этому поводу она не собиралась, равно как и удерживать при себе мужчину из привычки или сентиментальности — пора было идти дальше, и это было конструктивно.

Более всего в жизни Елена ценила строгий порядок и все старалась приводить в соответствие со своими представлениями о нем. Однако и устраивать сцены мужу и гнать его из дому сейчас, как женщина умная, она не собиралась. Была в ней эдакая внутренняя хитрость, что, кстати, вполне сближало ее характер с характером Аслана. О своих делах она предпочитала никому не сообщать, включая близких подруг, мысли свои до конца никому не поверять. Иногда она сознательно врала, стараясь запрятать истинную причину своих поступков. Откуда взялась в ней эта черта, не свойственная легкомысленной русской нации, неизвестно. Иногда Елена корила себя за подобную недоверчивость к близким людям, но со временем, к сожалению, подобная практика всегда себя оправдывала. Вот и сейчас — муж не мог от нее ожидать каких-то действий, и это давало Елене, слабой женщине, необходимое преимущество; такова была стратегия и тактика войны, которую она не уставала вести многие годы со всем миром. Была такая хорошая старая русская поговорка, вспомнила Елена, усмехнувшись: мужу-псу не давай себя всю… А в современной деревне, совсем развеселилась она, та же мысль звучит грубее и проще: «не надо мужу всю ж… показывать». Куда до этого западным феминисткам… Они все в открытую привыкли, только мужиков распугали да ничего не добились. Здесь надо подход найти…

Захлопнув альбом, Елена сжала губы и стала соображать. Цели были определены — вызволить из тюрьмы отца ее ребенка, воспользовавшись знакомствами и властью мужа… А уж потом решать свои с ним проблемы. Елена считала, что муж совершил подлость исключительно из ревности и оскорбленного собственнического чувства. В таком случае его можно было бы уболтать и уговорить помочь.

Сына своего, яблоко раздора, отправила она вчера погостить к бабушке, собрав ему с собой вещи. Нечего ребенка в дела взрослых путать. Причесавшись, Елена пошла накрывать на стол — мужа необходимо было сперва задобрить. Расставила еду, присовокупила запотевшую бутылочку из холодильника.

Кот Васька метнулся к окну с протяжным мявом. Первым, подлец, чувствовал появление хозяина. Как ему это удавалось — а вот, однако, отличал шум машины Алексея от всех остальных. Оно и понятно — Алексей продукты привозил… Ничего, кот не собака, как привык, так и отвыкнет.

Елена выглянула в окно. Муж приехал не один. Вместе с ним вылез из машины и стоял, разговаривая, какой-то подозрительный тип нерусской наружности. Елена подивилась. Сколько раз слышала она от мужа нелицеприятные высказывания в адрес «чурок», как он их называл, а теперь у него с ними дела? С какой стати?..

Черноволосый и смуглый тип, разговаривая, размахивал у Алексея перед носом руками, не в силах сдержать темперамент, а Алексей хмуро слушал, не возражая, и иногда кивал. Потом Алексей открыл дверь подъезда, и Елена потеряла обоих говоривших из виду. Она метнулась в прихожую, неслышно отворила входную дверь и высунулась на площадку. Говорили внизу: слышно почти ничего не было.

— Мамед тебе са-па-сибо говорит, — разобрала она. — Пабеседовали, как братья. Он нам больше не нужен, ты панимаешь? Сколько стоит?

Елена услышала неразборчивый ответ мужа.

— Зачем ему дать? — изумился говоривший. — Тебе надо, зачем хочешь делиться? Хорошо, у вас свои законы, у нас свои… Пазвани Мамеду, когда все сделаешь, будут деньги.

Хлопнула дверь подъезда. Алексей стал подниматься. Елена, встревоженная непонятным разговором, прикрыла дверь и сделала вид, что занята по хозяйству: включила воду, запела себе под нос.

— Леш, ты? — крикнула Елена на звук открываемой двери.

Сняв ботинки — уж к этому-то она его приучила, — Алексей молча прошел на кухню, грузно сел на стул, положив перед собой на стол большие руки.

— Где Сергей? — спросил он угрожающе, помолчав.

— У бабушки сегодня останется, — сказала Елена и поставила скорее перед мужем тарелку — добрее будет.

Пока он ел, Елена смотрела на него, прикидывая, как подступиться к разговору. Тревожил ее этот таинственный Мамед, с которым у мужа были какие-то дела. Этой стороны его жизни она почти не знала… Иногда, конечно, он хвастался, что знает разные способы заработать, да и Елена наивной не была, понимала, что за деньги все продается и покупается. Наверняка он брал взятки, наверняка обходил закон — но вот насколько это все было серьезно? Раньше она надеялась, что вреда он никому не причиняет — так, что-нибудь по административной части, свести с кем надо, помочь пройти техосмотр… Но после случая с Асланом она была другого мнения. Следовало признать — муж ее мало чем отличался от уголовников, которых призван был арестовывать. Такова жизнь…

— Сегодня чуть с хачиком не подрался, — начал свой обычный разговор о дневных подвигах Алексей. Далее следовал более-менее стандартный рассказ: все истории Алексея развивались по одной схеме — на улице к нему, его другу, юной девушке или старой бабке привязывался распоясавшийся хулиган, но в самый последний момент Алексей извлекал жестом фокусника свое милицейское удостоверение, хулиган сникал, а Алексей давал ему по морде и выходил из положения полным героем. Все это расписывалось в красках, с ударами по воздуху справа и слева.

— Леша, — решила она перейти к важному разговору, когда они с мужем перебрались в комнату и Алексей с удовольствием устроился в кресле перед телевизором, вытянув ноги, — объясни мне теперь, что ты задумал и с какой стати ты у нас в доме устраиваешь засаду? Что ты намерен делать? Ты понимаешь, что Аслан не должен пострадать, ведь это отец моего ребенка?

— М-да, — хмыкнул Алексей, — а я? Разве я не заменял все эти годы отца твоему ребенку? А Аслан твой где шлялся? Мне, знаешь, не надо этого, чтобы к моей жене ходили всякие ары с непонятными целями, да еще и с боевиками связанные.

— Не может у него ничего общего быть с боевиками, — рассердилась Лена, — совсем вы из ума выжили. Это называется — обжегшись на молоке, на воду дуть. Нельзя всю нацию под одну гребенку чесать!

— Не до того, — пожал плечами Алексей, — когда их тут сортировать? Знаешь, какая в стране ситуация? И чего они все в Москву едут, Москва им что, резиновая? А ты чего, собственно, за него заступаешься? Может, нравится он тебе до сих пор, а? Может, еще и в Чечню с ним подашься от законного мужа?

— Ой, ну не говори глупости, — махнула рукой Лена, хотя мысленно ей более всего хотелось треснуть мужа по голове чем-нибудь поувесистей, вроде сковородки, — тоже мне, муж, объелся груш, развел страсти, подумаешь, ревнивец выискался. А ты по-человечески-то подумал головой своей, как я должна себя чувствовать? Человек, с которым мы все же были близки, приехал ко мне, а его у меня избили! Как я ему в глаза смотреть теперь буду?