Секретная миссия в Париже. Граф Игнатьев против немецкой разведки в 1915–1917 гг. - Валерий Авдеев

Таким образом, целый ряд учреждений решал одну и ту же задачу — сбора сведений о противнике, и у этих шести нянек дитя-разведка оставалась без глазу!

Когда наконец история с моими донесениями разъяснилась и я предполагал ехать обратно в Бердичев к генералу Духонину, то оказалось, что для меня назначен иной маршрут. Генерал Пусто-войтенко, вызвав меня в свой кабинет, сообщил, что мне придется вернуться обратно в Париж — на этот раз с особым поручением уже непосредственно из Ставки. Я должен был там объединить разведку под своим руководством, а пока мне предлагалось подготовить по этому вопросу доклад»[53].

Здесь же, в Могилеве, состо ялось производство П. Игнатьева в полковники. 11 сентября 1916 года начальник штаба Юго-Западного фронта подписал приказ о производстве Павла Алексеевича в этот чин.

Возвратившись к себе на квартиру при Ставке, Павел Алексеевич обнаружил записку от начальника личной охраны императора Николая II генерала Воейкова, в которой говорилось, что император пригласил его на следующий день к обеду. После обеда Николай II отвел П. Игнатьева в сторону и тихо сказал ему:

— Полковник, генерал Алексеев сообщил мне о вашем назначении. Вы незамедлительно получите приказ посетить штабы всех фронтов, чтобы договориться с ними об организации разведывательной работы. После этого я хочу вновь с вами встретиться. Поэтому сразу же известите генерала Воейкова о вашем возвращении.

Интересны впечатления Павла Игнатьева о его встречах с последним императором России. В книге своих воспоминаний он пишет так:

«Великий князь Николай Николаевич был назначен командующим русскими войсками на Кавказе. Верховное командование взял на себя император Николай II. Он хотел все держать в своих руках — как руководство войсками, так и снабжение армии продовольствием и боеприпасами. Это было логично, ибо двойственность командования привела к поражениям Русской армии. Однако ошибки, которые хотел исправить и не исправил великий князь, вновь повторились и даже усилились, и общий развал возрос. В этих условиях государь проявил себя нерешительным и слабым в тот момент, когда были нужны сильный кулак и несгибаемая воля. Его половинчатая позиция явилась причиной его гибели и нашего полного поражения со всеми вытекающими из этого последствиями».

Эта характеристика П. Игнатьевым императора Николая II является верной. Добавим от себя, что твердыми волевыми качествами обладал его отец, император Александр III, получивший титул «Миротворец». Действительно, за время своего короткого царствования, продлившегося всего тринадцать лет, Александр III не вел ни одной войны, говоря своим приближенным, что России необходимо по крайней мере двадцать лет мирного устройства внутренней жизни, подъема ее экономики, реформы сельского хозяйства, укрепления обороноспособности, прежде чем она будет готова к большой войне. Он всячески избегал вовлечения России в военные конфликты, не вел завоевательной политики, понимая, что страна не готова к серьезной битве. Если бы он продолжал оставаться императором России, то постарался бы подготовить страну к мировой войне или по крайней мере избежать ее вовлечения в эту кровавую бойню. Однако Александр III умер в 1894 году в возрасте 49 лет, а на престол вступил его 26-летний сын, совершенно неподготовленный к управлению государством, что впоследствии привело Россию к поражению в войне и гибели династии Романовых.

«Я вернулся из поездки в армию в конце октября 1916 года, — пишет далее П. Игнатьев. — В ожидании обещанных инструкций я неоднократно приглашался за стол Его Величества и имел возможность слышать некоторые высказывания окружения царя, которые меня поразили. В нашей семье со стародавних времен все были верны Царю, беззаветно преданы императорской фамилии. Поэтому я думал, что все лица в его окружении разделяют подобные чувства, которые только еще больше усилились из-за его обаятельной простоты, его сердечной манеры дать каждому чувствовать себя в своей тарелке, которые запали мне в сердце. Однако неоднократно я слышал даже среди офицеров слова недовольства, что само по себе было опасным симптомом».

Павлу Игнатьеву, оторванному от России, было в диковинку слышать о том, как ближайшее царское окружение открыто выражает недовольство действиями императора и придворной камарильи во главе с Распутиным. Офицеры Ставки прямо упрекали императора Николая II в слабоволии, осуждали его решение, подсказанное Распутиным, принять на себя верховное командование Русской армией, к чему царь был явно непригоден. Это было для полковника тем более неприятно, что именно мать Павла Алексеевича, графиня Софья Сергеевна Игнатьева ввела Распутина в придворные сферы. Он был частым гостем ее салона, поэтому действия «святого черта» бросали тень и на репутацию всей семьи Игнатьевых.

Каждый раз, когда Николай II видел П. Игнатьева в Ставке, он спрашивал, готов ли тот выехать в Париж и не забывал ему напомнить, что хочет переговорить с ним до отъезда. Однажды вечером, в конце октября 1916 года, после ужина, простившись с приглашенными, он сказал полковнику:

— Не хотите ли проводить меня в мои апартаменты?

Апартаментами ему служил вагон-салон, бывший одновременно рабочим кабинетом императора. Тщательно закрыв дверь, он предложил Павлу присесть и сам сел в кресло за письменным столом. Император поинтересовался у разведчика его оценками стратегической обстановки на русско-германском фронте, внутренним положением в Австрии и Германии, причинами неудач русского оружия.

Отвечая императору, П. Игнатьев отметил, что, по его наблюдениям, Германия тщательно подготовилась к войне и добилась преимуществ в вооружениях по сравнению со странами Антанты. Однако после поражений, которые она понесла как на Западе, так и на Востоке, Германия была бы разгромлена окончательно, если бы Союзники действовали более согласованно. Пользуясь их разобщенностью, Германия, располагающая густой сетью железных дорог, оперативно перебрасывает войска с одного фронта на другой и бьет своих противников по одиночке.

Что же касается Австро-Венгрии, то она, по мнению полковника, хотела бы выйти из Четверного союза, поскольку война может привести ее к распаду на ряд независимых государств. Однако Вена боится своего германского соседа и полагает, что династия Габсбургов может быть сохранена только в случае победы Четверного союза.

Эти оценки были верными, однако следует иметь также в виду, что Союзники не раз требовали от России военных жертв, но сами не спешили прийти к ней на помощь в критические моменты. Вот как вспоминал об этом, находясь после революции в эмиграции, известный военный разведчик, полковник А.А. Носков. Предоставим ему слово.

«Те, кто внимательно следил за переменами, происшедшими в ходе этой войны во внутреннем положении в России, не будет удивлен, что эта громадная страна погубила себя во имя общего дела. Россия расходовала свои силы с полным безрассудством, мало заботясь о будущем. Этот простодушный гигант вступил в борьбу с противником более слабым, нежели она, но хорошо подготовленным и весьма предусмотрительным.

Никто, ни русские, ни союзники, не заботился о том, чтобы беречь ее ресурсы и по мере возможности заниматься подготовкой и гармонизацией развития русского гиганта. За весьма редкими исключениями русские министры и государственные деятели пренебрегали экономической стороной войны и систематическим развитием ресурсов империи. Крайне близорукие, они даже не предполагали, что война может длиться годами; с беспечностью, которая приводила в бешенство любой действительно интеллектуальный рассудок, они разбазаривали живые силы и ресурсы страны. Тяжело вспоминать о том, как с первых дней войны они вызвали необъяснимый развал функционирования железных дорог, разрешая эту поистине деликатную проблему откровенно преступным образом, — иначе это никак нельзя назвать, — в стране, где каждый километр железнодорожной сети является поистине драгоценным и незаменимым. Я до сих пор вижу длинные очереди вагонов и локомотивов, блокированных на ближайших к фронту станциях и собранных здесь со всех уголков великой империи с единственной целью — «возможных потребностей»; и эти «хвосты» оставались неподвижными целыми месяцами, в то время как вся страна стонала от нехватки подвижного состава.

Поэтому подумайте, как можно было столь крайне неуклюже и даже, я бы сказал, преступно обращаться с подвижным составом, чтобы привести страну, заваленную зерном, к нехватке хлеба.

С конца 1914 года экономическое положение России грозило превратиться в крайне трудное; потрясенная серьезными военными неудачами, а также Пирровой победой в Галиции, она стала ощущать тревожное нарушение деятельности всего ее организма. Именно с этого момента союзники должны были бы заняться его систематическим лечением, но они занялись этим только с середины 1916 года, когда было уже слишком поздно. Осторожные и предусмотрительные в отношении самих себя, союзники в том, что касается России, руководствовались уверенностью в том, что она неисчерпаема в отношении человеческих и иных ресурсов. Союзники поняли, но слишком поздно, что любой капитал, каким бы большим он ни был, рано или поздно исчерпывается, если его не пополнять.