Господа офицеры - Сергей Зверев

«Откуда им знать, сколько человек осталось прикрывать отход? Продержусь, пока остальные не доберутся до валунов, там, не иначе, есть какой-то лаз, тайный проход, а потом… Одному отходить легче», — лихорадочно думал поручик Голицын, выпуская пулю за пулей. Счет пошел на доли секунды.

И вдруг Сергей услышал рядом с собой, чуть сзади, тявканье армейского «нагана».

Эт-то что еще такое? Кто вдруг с непрошеной помощью подоспел?!

Ясно, кто: юный герой, леший бы его побрал! Все не терпится великому князю буйную голову сложить, лишь бы доказать всем, какой он храбрец. Голицын чуть не выругался вслух: теперь вдвоем отходить придется…

Но, когда уже весь отряд без потерь оказался по ту сторону хитрого лаза меж валунами, в густом подлеске, когда стало ясно, что на этот раз они оторвались от неприятеля и вновь натянули туркам нос, Голицын изменил свое мнение об отчаянном поступке Николеньки.

— Я ведь догадался, — сказал юноша в свое оправдание, — что турки меня убивать не хотят! Поэтому и решил помочь вам прикрыть отход остальных. Я застрелил двух турок, я точно видел! Теперь я заслужил право остаться?

Голицын переглянулся с Левченко. Да, оказался великий князь не только сообразительным, но и весьма храбрым, к тому же необыкновенно везучим пареньком. В этой короткой схватке он показал себя настоящим мужчиной.

— Хорошо, — сказал Голицын после минутного размышления. — Ты остаешься.

Про себя поручик подумал, что пусть лучше молодой и пылкий храбрец будет под его приглядом. А то, пока доведет их проводник до линии фронта, непременно ввяжется великий князь еще в какую-нибудь стычку и погибнет ни за грош. Бестемьянову соколенка не удержать.

— Что будем делать, командир? — спросил Сергея Андрей Левченко. По чину пехотный штабс-капитан и поручик гвардии равны, но Левченко сразу и безоговорочно признал Голицына за старшего. — Сомневаюсь, что теперь мы сможем выполнить главную задачу… Наши планы выданы туркам предателем Дергунцовым. И динамита у нас нет, а гранатами такую махину не подорвешь. Я полагаю, нужно всем уходить за линию фронта, к своим.

— Нет, — отрицательно покачал головой Голицын. — Я обещал командующему сделать все возможное, чтоб заткнуть пасть этой немецкой дуре.

— Но как мы сможем ликвидировать «Большую Берту»? — недоуменно спросил великий князь, вмешиваясь в разговор старших.

— Появилась у меня одна мысль, — задумчиво сказал поручик и повернулся к Левченко: — Скажи, Андрей, ты ведь в пехоте служил? М-да… А я кавалерист. Но, перед тем как идти в рейд, прослушал от начальника артиллерии Кавказского корпуса небольшую лекцию о том, как эта сволочная гаубица устроена. Вот, послушайте…

34

Полуденное солнце отпылало над бирюзовым зеркалом озера Ван, зубчатые очертания дальних гор приобретали четкость, контрастно выделяясь на фоне темнеющего неба. До сумерек — в середине весны они в Восточной Анатолии очень короткие — оставалось не более получаса. В горах темнеет рано и сразу: словно плотный занавес опускается.

Грохот выстрелов «Большой Берты» смолк. Теперь до рассвета гаубица будет отдыхать от пальбы.

За столом в салоне штабного вагона расположились трое: командующий 3-й турецкой армией генерал Махмуд Киамиль, его начальник штаба немецкий полковник Вильгельм фон Гюзе и немецкий же шпион, который был известен в Петрограде под именем Владислава Дергунцова.

Все трое были весьма довольны встречей. «Дергунцов» только что передал своим хозяевам пленку, которую отснял, поднявшись на «Фармане» над прифронтовым городком Эрджишем.

— Вот видите, эфенди Киамиль, мое обещание выполнено! — довольным тоном произнес фон Гюзе. — Теперь малышка Берта станет зрячей! Вы, — полковник обернулся к агенту, — хорошо поработали и не зря рисковали. Жаль, что вам не удалось уйти незаметно. Печально и то, что в российской столице сумели выйти на ваш след и арестовали вашего шефа. Да, я сегодня получил шифровку из Берлина, с Александерплац… Увы, теперь вы раскрыты и больше не сможете помогать нам по ту сторону фронта. Но зато теперь вы в безопасности, а специалисту вашего уровня и здесь работы хватит. Если учесть еще вашу публикацию, которую перепечатала «Унзере Цайт»… Ах, какая жалость, что мы получили газетный номер чуть позже, чем следовало бы! Но ваша работа заслуживает тем не менее самой высокой оценки и поощрения. Я пошлю в наш Генеральный штаб представление на Рыцарский крест, вы заслужили этот орден.

Лицо агента порозовело. Рыцарский крест — это, конечно, здорово, но главное — он отныне в безопасности. Его морозом по коже продирало, когда он вспоминал, как бежал, спотыкаясь, к турецкому блокпосту, каждое мгновение ожидая пули в спину.

— Да, доставленные вами сведения просто бесценны, особенно пленка, — выражение лица Киамиль-паши тоже было донельзя довольным. — Вы получите также и высший турецкий орден, это я твердо обещаю. Герр Вильгельм, сколько времени потребуется вашим людям, чтобы по материалам съемки высчитать координаты для артиллеристов?

— К рассвету будут готовы, — уверенно ответил фон Гюзе и кивнул в сторону агента: — С вашей помощью. Ведь без вас нашим офицерам-расчетчикам не разобраться. Последнее задание, друг мой. А потом отправитесь на отдых, куда-нибудь в Баварские Альпы или на Женевское озеро.

— Нет уж, — проворчал агент, — довольно с меня гор и горных озер, я ведь этой ночью чудом не утонул. Предпочту Висбаден.

— Как вы полагаете, — обратился к агенту Киамиль-паша, — что предпримут остатки русского диверсионного отряда? И есть ли у нас шанс все же изловить их? Сами понимаете — если бы удалось захватить великого князя, который прибился к этим диверсантам…

— Думаю, что они не станут даже и пытаться осуществить диверсию, — ответил агент. — Даже русские не могут быть настолько сумасшедшими: их всего шестеро, не считая недорезанного армяшки. Великого князя тоже можно в расчет не принимать: это не более чем дерзкий сопляк. Динамит они утопили при переправе через Ван. Средства связи тоже повреждены водой. Оружием небогаты: винтовки, причем на всех лишь четыре, пять «наганов», гранаты, тесаки. Патронов негусто, по моим расчетам, обойма на винтовку и те, что у «наганов» в барабанах. Очень вероятно, что в перестрелке кто-то из них ранен. Со вчерашнего вечера никто из них толком не ел и не отдыхал более пяти минут подряд, они измотаны. Нужно совершенно лишиться разума, чтобы, оказавшись в подобной пиковой ситуации, даже мечтать о какой-то диверсионной или разведывательной активности. Конечно, их командир, гусарский поручик, князь Сергей Голицын, имеет репутацию завзятого сорвиголовы и прожженного авантюриста. Но, господа, не до такой же степени! В их положении самым разумным было бы уходить тайком поближе к линии фронта и пытаться скрытно или с боем перейти ее. Вот там, на мой взгляд, и стоит их ловить! Предупредите командиров передовых частей: пусть смотрят в оба.

— Что ж, благодарю за грамотный анализ и совет, — кивнул агенту фон Гюзе. — Мои штабные офицеры и командиры расчетов «Большой Берты» будут ждать вас в штабном вагоне. Вы найдете его ближе к берегу озера, на той же колее, что и платформа с гаубицей. Я очень надеюсь на вас, покажите, как умеем работать мы, немцы. Утром обстрел должен быть возобновлен, но уже совсем по-новому! Теперь мы покажем русским, что такое мощь германского оружия, теперь мы обрушим на них сокрушающий удар. Да! У меня и досточтимого Махмуда-эфенди есть еще одно поручение: проследите, чтобы гаубицу зарядили прямо сейчас, после чистки ствола, покуда казенник не остыл. Иначе возможен перекос снаряда. Да и на рассвете не нужно будет терять драгоценное время. Киамиль-паша и я не сможем лично проследить за этой операцией, нас вызывают в Стамбул, утром мы с генералом должны присутствовать на заседании оперативно-тактической комиссии Генерального штаба. Кстати, я непременно упомяну на комиссии о вашей успешной работе.

— Мы с полковником отбываем прямо сейчас, — добавил Киамиль-паша, ободряюще похлопав агента по плечу. — Но я предоставляю вам самые широкие полномочия. До завтрашнего вечера, покуда мы не возвратимся из столицы, распоряжаться здесь и управлять стрельбой «Большой Берты» я доверяю вам.

— Постараюсь оправдать доверие, — склонил голову агент.

…Глядя из окна отъезжающего штабного вагона на длинный ствол «Большой Берты», который уже с трудом был заметен на фоне сгустившейся вечерней темноты, Вильгельм фон Гюзе потер руки и сказал, обращаясь к генералу Махмуду:

— Теперь наступление русских непременно сорвется. Огонь будет вестись прицельный, по самым уязвимым точкам их позиций. Мы подавим артиллерию противника, вдребезги разнесем его рокадные дороги и прочие тыловые коммуникации, ударим по штабам. Как бы русским не пришлось отступать! Но тогда мы подтянем нашу красавицу поближе к новой линии фронта, и русские опять окажутся в пределах досягаемости ее огня. Да, эфенди, недаром господин главный военный советник фон дер Гольц и я говорили вам, что наша «Большая Берта» станет ферзем на шахматной доске войны. Этим ферзем мы объявим генералу Юденичу мат.