День между пятницей и воскресеньем - Лейк Ирина

Леониду не померещилось. Он и в самом деле видел точную копию Лидочки в том самом платье, которое наутро после их знакомства достала из скрипучего шкафа его тетушка.

Время шло. Точнее, время остановилось. Только почему-то на улице менялись сезоны. Под ногами сначала была пыль, потом лужи, потом листья, потом черная грязь, потом грязь резко стала серой, замерзла и превратилась в такой гололед, что шагу ступить было решительно невозможно. Ни в галошах, ни в стареньких сапожках, ни в валенках. Чтобы не упасть и не расшибиться, нужно было цеплять на обувь особое приспособление, которое смастерил для нее Михалыч из острых крышек от консервных банок и продетых в них резинок. Нацепить на сапоги и идти, врезаться в застывшую грязь каждым шагом. Вид был ужасный, старушечий, но Лиде было все равно. Главное — дойти. Из дома до работы, из больницы домой. Каждый день. Снова и снова. Время никуда не торопилось. Потом выпал снег. Почему-то не белый, а тоже сразу грязный, сразу испорченный, никому не нужный. Так все и сменялось под ногами. А наверх она теперь никогда не смотрела. Зачем нужно небо, если в нем уже не появится папин самолет. Зачем смотреть наверх, если там не будет Лени, если никто не спросит: «Давайте, я спрячу вас от дождя, давайте, я вас унесу?» Нужно просто идти, переставлять ноги, делать шаг за шагом, работать, заботиться о семье, семья — самое главное. Никакой любви нет, каждый день повторяла мама. Есть семья, и о ней надо заботиться. Любовь — это глупости, забавы, у любви всегда слишком большая цена. Семья — вот настоящее. Ради нее все. Лида только однажды попробовала возразить, что настоящей семьи у них как раз больше не было, но мать тут же раскричалась и отхлестала ее полотенцем. Она все чаще поднимала на Лиду руку, отвешивала пощечины, била наотмашь. Семья — ведь это тоже любовь, думала Лида, так почему же их семья все больше напоминала какую-то секту, выбраться из которой было невозможно. Конечно, она могла взять и просто уйти. Однажды свернуть не к больнице, а к автовокзалу, купить билет и уехать, все равно куда. От этой мысли у нее всегда наворачивались слезы, потому что на самом деле она хотела только к Лене, всегда хотела только к Лене, но она была почти уверена, она почти знала, что не нужна ему, как не нужна была папе, иначе папа не разбился бы, иначе Леня давно бы уже приехал за ней или хотя бы написал. Так что просто свернуть, просто уехать на первом попавшемся автобусе она могла бы, но она не могла. «Маму и Мишеньку не бросай», — повторял у нее в голове папин голос. «Семья — самое главное!» — звенело в ушах от материнского крика. И она шла. Из дома — на работу, после работы — сразу домой. Не опоздать, не свернуть, нигде не задержаться.

Время не просто остановилось, оно подло решило ходить кругами. После снега опять появилась грязь. На дороге кто-то разбросал доски, чтобы можно было идти по ним, перепрыгивать. Оступишься — завязнешь по колено.

Она открыла тяжелую дверь больницы, поздоровалась с дежурной и прошла в сестринскую раздевалку, чтобы переодеться, а потом забрать свои тряпки и ведра. Она удивилась — в маленькой комнатушке вдруг оказалось полно народу, почти все санитарки и медсестры. Все оживленно что-то обсуждали, перебивали друг друга, хихикали и веселились.

— Лида! Привет! Иди скорей к нам! — воскликнула Женя, новенькая санитарка: рыжие кудри, пухлые губы, веснушки, зеленые глаза. — Ты уже видела? Видела, да?

— Правда, красавец? — К ним подскочила полненькая Марьяна.

— А я вам говорила, и на нашей улице будет праздник, — сказала Мира. — Не все же нам тут со столетним Алексей Михалычем куковать. Больница давно запрос посылала, что нам новый доктор нужен.

— Ну, каков, а… Прям как артист из кино.

— И зовут так заковыристо: Юрий Валерьевич. Ю-у-урий… Валерьевич.

— Интересно, женат он все-таки или нет?

— Обручального кольца не носит.

— Так он может не носить, потому что доктор. Может, им по гигиене не положено?

— По какой такой гигиене? Ой, ну и дура ты, Надька!

Лидочке не стоило особого труда сложить два и два: в больнице появился новый доктор. Похоже, молодой и очень красивый. Но ее эта новость нисколько не тронула, она спокойно села на лавку и стала переобуваться. Девчонки вокруг не умолкали.

— А говорят, он прямо из Москвы!

— Да не из какой не из Москвы, из Ленинграда он.

— А где поселился? Где жить будет?

— Говорят, комнату пока ему дали в общежитии, а ты что, Женька, навестить его собралась?

Все опять дружно закатились смехом, но тут дверь открылась, и в сестринскую зашла Мария Дмитриевна, старшая медсестра, всегда ужасно строгая и придирчивая. Ее боялись все медсестры и даже врачи, так что, при ее появлении все мгновенно замолкли и затаились. А она закрыла дверь и вдруг сказала, мечтательно закатив глаза:

— Ой, девчоночки, ну чисто Ален Делон!

Новый доктор очень быстро стал главной новостью городка. Уже на следующий день мать спросила Лиду, когда они шли с кладбища:

— Слышала, там у вас новенький появился.

— Появился, — кивнула Лида.

— И как он?

— Я его не видела, — честно призналась Лида, которая на самом деле шла и думала, как же отучить мать каждое утро мотаться на погост с яичницей, — в городе уже пошли слухи, что у Катерины начались нелады с головой. Да к тому же мать взяла моду каждое утро прикладываться к рюмочке, и с ней потом совершенно не было никакого слада. Лидочка уже стала бояться оставлять с ней Мишеньку — то просила соседку почаще заглядывать к ним домой, пока она сама на работе, то говорила Симе, что мать якобы звала ее на чай.

— Как так — не видела? — удивилась мать. — Так пойди и посмотри.

— Зачем мне смотреть, мам? У меня там работа, а не смотрины.

— Ты мне дуру из себя не строй! У нас в городе женихов полтора мужика, да и те — кто косой, кто кривой, а кто и совсем дурной. Не успеешь глазом моргнуть, доктора и окольцуют. У вас там девок полна больница, одна другой краше. Так что ты не зевай, поняла?

— Мам? — Лида остановилась и посмотрела на мать. — Что-то не сходится.

— Куда не ходится? — не поняла та.

— Не сходится у тебя ничего, — повторила Лида громче. — Ты же мне сама твердишь, что никакой любви нет, что от нее одно горе, а сама теперь завела про этого доктора.

— Так ты не путай! — прикрикнула на нее мать как ни в чем не бывало. — Одно дело — любовь, другое — выгодный жених. Вот я бы в свое время была поумнее, так вышла бы за сына директора магазина…

— Я опаздываю, мам, — сказала Лида и быстро пошла вперед. Слушать материнские россказни ей не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось.

С красавцем доктором она, однако, познакомилась в тот же вечер.

Она уже почти закончила свою смену, осталось только вымыть кабинеты в «докторском» крыле. Было довольно поздно, свет ни у кого не горел, Лида была уверена, что все доктора разошлись по домам, а дежурный врач как раз был на обходе. Ей больше всего нравилось это время. Никто ее не трогал, не задавал вопросов, не давал советов. Она толкнула очередную дверь и не глядя втащила за собой тяжелое ведро с водой и швабру с тряпкой.

— Добрый вечер! — раздался чей-то голос.

Лида с перепугу выпустила швабру, та грохнула об пол, а Лида подняла глаза и увидела, что в дальнем углу кабинета горит настольная лампа, под ней стоит микроскоп, а за столом сидит молодой мужчина. Наверное, и в самом деле очень красивый, но Лида как-то не поняла. Странно, но, кроме Лени, она никого теперь и не видела. Как будто все остальные парни были на одно лицо — серые и не интересные.

— Здравствуйте! — сказала она и поправила сбившуюся косынку. — Извините меня, пожалуйста, я не знала, что тут кто-то есть: свет в коридоре выключен, все уже ушли.

— Не извиняйтесь. — Доктор улыбнулся, поднялся из-за стола и подошел к ней. — Это я засиделся, а лампу из коридора не видно. — Он протянул руку. — Меня зовут Юрий Валерьевич.