Комсомолец - Федин Андрей Анатольевич

– Жди здесь, – сказал я. – Не скучай. Скоро вернусь.

Первым делом я собирался осмотреть сам дом, а также взглянуть изнутри на примыкавшие почти вплотную к дому сараи. Не потому что предполагал найти там заготовленные впрок (копченые или соленые) части человеческих тел: сомневался, что Каннибал мог оказаться настолько неосторожен (да и подобная мысль виделась мне дикой, невероятной, неправдоподобной). Но все же надеялся обнаружить там хоть какие-то намеки на уже совершенные хозяином дома в прошлом преступления: странные вещи или следы (человеческие кости?).

Осмотр дома завершил быстро. Потратил на него не больше четверти часа. Комнаты оказались почти пустыми (минимум мебели и вещей): их жилец явно не страдал хомячеством. Я не наткнулся в шкафах ни на арсенал оружия, ни на неуместные в доме одинокого мужчины женские или детские вещи (хотя одежда самого Жидкова выглядела как подростковая). Не встретились мне ни ювелирные украшения, ни золотые (стоматологические) коронки. Не заметил ничего, что указывало бы на Жидкова, как на «того самого Каннибала».

– Честный советский человек не стал бы держать в сенях обрез, – сказал я сам себе.

Вернулся к связанному Жидкову – тот все еще пребывал без сознания. Заткнул ему рот шарфом (прихватил, когда рылся в вещах хозяина дома): не хватало еще, чтобы Жидков, когда очнется, принялся орать (на лай собаки соседи, быть может, и не обратят внимания, а вот человеческие вопли вряд ли проигнорируют). Рана у него на голове уже не кровоточила, умереть от потери крови ему в ближайший час не грозило. Я убедился, что мужчина нормально дышит (не задохнется, пока я исследую его территорию).

Вышел из дома, поспешил сойти с крыльца и стал так, чтобы от дороги меня заслоняла стена сарая (буденовка буденовкой, но и об осторожности забывать не следовало). Посмотрел на собачью будку, из которой за мной следил лохматый пес. Срываться на истеричный лай четвероногий страж не спешил: похоже, что он помнил спокойное отношение к моему визиту со стороны его хозяина. Но и оставлять гостя без присмотра пес не собирался – сверлил меня внимательным взглядом.

«Если бы был лопатой, то где бы спрятался?» – подумал я.

Взгляд метнулся к приоткрытой двери ближайшего сарая. Кроме осмотра хозяйственных построек я намеревался разжиться орудием для копания в огороде, потому что разгребать землю на грядках руками я не хотел – то удел совсем уж безумных археологов. Меня же сохранность найденного волновала меньше, нежели сам факт находок, потому я предпочел бы орудовать обычной совковой лопатой. А такая нужная в хозяйстве вещь, как совковая лопата, у Рихарда Жидкова точно была, раз за его домом находились сельхозугодия.

Вошел в сарай, услышал за спиной звон цепи – то выбрался из будки пес, озадаченный моей наглостью и самоуправством. Должно быть, нечасто по его двору свободно расхаживали посторонние, да еще и в одиночку. Меня удивление четвероногого стража сейчас не волновало. Мой виртуальный таймер, запущенный ударом кастета по затылку хозяина дома, отсчитывал отведенные на поиски минуты. Я не случайно явился к Жидкову так рано. Надеялся, что в ближайшие часы к нему никто не нагрянет с визитом (утро, воскресенье).

Щелкнул выключателем и сразу же заметил в сарае давнего знакомца – велосипед «Урал». Тот стоял у стены, чуть склонившись набок, будто отдыхал. Вымытая рама, смазанная маслом цепь… Велосипед выглядел ухоженным, почти новым. Хотя потертости на шинах говорили, что пользовались им нередко. Я не удержался, подошел к железному коню, осмотрел его вблизи. Покачал головой (у деда был ну точно такой же!). Однако не прикоснулся к нему: опасался оставить свои отпечатки пальцев (даже если их и не станут тут искать).

Нашел я в сарае и инструменты. Причем не только садовые. На хитроумных креплениях на стене висели две лопаты, грабли, вилы, мотыга… Мой взгляд приковала к себе большая колода, вполне пригодная для колки дров. Рядом с ней на стене я обнаружил топор, больше похожий на мясницкий, не на колун.

Сразу же закралась мысль о том, что на колоде рубили вовсе не дрова (зачем дрова, если печь топили углем?), что использовали ее для разделки мясных туш (человеческих?), тем более ее цвет намекал именно на это обстоятельство.

Я подошел к колоде. Пригляделся. Кровь? Если и так, то кровь пролилась на деревяшку точно не сегодня и не вчера. Я не почувствовал запаха. Не факт, что она была человеческой. А может, и вовсе не являлась кровью – краской или какой-нибудь ржавчиной.

«Сомневаюсь, что эта находка заставит доблестную советскую милицию уверовать в виновность Жидкова, – подумал я. – Даже в том случае, если они соизволят отнести кровь с этой деревяшки на экспертизу. Время тестов ДНК придет не скоро. А так… ну, кровь…»

Колода могла бы стать уликой, решил я, но только при наличии более конкретных доказательств совершения хозяином дома преступлений (да и что мешало тому заявить: нашел ее?). А так на нее и не взглянут: во времена войны в Зареченске пролилось много человеческой крови. И эти следы на деревяшке далеко не свежие… Я заставил себя отвести взгляд от колоды, продолжил поиски. Для моих нынешних целей годились только те улики, что могли обличить преступления Каннибала прямо здесь и сейчас, а не материал для экспертиз.

Лопату я прихватил с собой, но отправляться на раскопки пока не спешил. Прошелся по двору, заглянул в хозяйственные постройки. Нашел солидные запасы древесного угля (в них не рылся). Осмотрел небольшую столярную мастерскую – подивился разнообразию представленных там инструментов и приспособлений. Не заметил на придомовой территории следов домашней живности (странно, что хозяин дома не держал кур или тех же кроликов). Все больше склонялся к нерадостной мысли: надо копать.

От встречи с зубами лохматого пса меня спасла счастливая случайность. Подойди я к будке на полшага ближе, не отделался бы царапиной на локте и позорным падением на пятую точку. К молчаливому вниманию четвероногого стража я быстро привык, исследовал хозяйство Рихарда Жидкова и не обращал внимания на следившего за мной из будки зверя.

За что едва не поплатился. Поглядывал на угол дома, прикидывал, какую площадь на грядках мне придется вскопать, какой глубиной вырытых ям ограничусь. И лишь краем глаза заметил метнувшуюся ко мне темную собачью фигуру.

Пес бросился ко мне молча, без предупредительного лая или грозного рычания. Меня предупредила о нападении его цепь – звякнула, заставив повернуть в сторону будки голову. Она же и спасла от звериных клыков. Будь цепь на пять-шесть звеньев длиннее, я не отшатнулся бы и не повалился бы на землю от испуга, а взвыл бы от боли: клыки пса впились бы в мякоть моей голени.

Загрохотала о камни выпавшая из рук лопата. Затрепетало в груди сердце. Болью отозвалась на падение рука (проехался локтем по земле). Я лишь чудесным образом умудрился не разодрать штаны – и не намочил их от испуга.

– Твою ж!.. – воскликнул я.

Враскорячку отполз от пса, разорвавшего тишину оглушительным лаем. В голосе мохнатого зверя услышал нотки гнева, обиды и сожаления – сожаления от того, что страж двора не сумел разорвать меня на части. В моих ушах все еще стоял лязг, что издала сомкнувшаяся в опасной близости от моей ноги зубастая пасть – не самый лучший звук и не самое приятное воспоминание.

Я неуклюже удалялся от пса, отталкиваясь всеми четырьмя конечностями. Пока затылком не уперся в деревянную стену. Или в дверь? Поднял глаза, увидел над собой большую дверную ручку и громоздкий навесной замок.

– Чтоб ты… охрип, зараза такая! – в сердцах бросил я псу, бесновавшемуся из-за постигшей его при нападении на меня неудачи.

Взглянул в сторону дороги – проверил, не сбежались ли на голос собаки соседи. Но улицу от моего взора скрывали стены сараев. Они же прятали и меня от любопытных глаз: разглядеть мою странную позу, бледное от испуга лицо и съехавшую набекрень буденовку сейчас могли бы только из окон дома Жидкова.