Женитесь на мне, профессор! (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

Вот это все крутится в моей голове, не давая до конца утонуть в моей Аленке. Какая она твоя, Городецкий? Она невеста твоего сына. Невеста, которую он даже не ценит, изменяет ей. Нет, этого брака не будет, это все ненормально, неправильно.

Открылась дверь ванной, появилась Аленка, пряча глаза. Полностью одетая во вчерашний прикид, даже чулки натянула. Нет, не полностью! Потому что трусики-то висят на люстре. От осознания того, что под короткой юбкой нет никаких преград, я возбудился. Да к черту, все равно бы я не дал ей уйти вот так.

Она стояла у зеркала, приглаживая волосы, когда я приблизился и замер сзади, глядя на неё в отражение. Алена застыла, отвечая мне взглядом. Я прижался к ней, и тут же почувствовал ответное движение, хотя она и пыталась остаться недвижимой, вцепившись в край столешницы.

Опустил руки на ее бёдра и медленно повёл вверх. Она только глаза расширила и задышала тяжелее.

— Ничего не забыла? — задал вопрос, пробираясь под платье.

Аленка, закрыв глаза, положила мне голову на плечо.

— Пал Сергеич, — выдохнула, тяжело дыша.

А я развернул ее, приподняв, усадил на комод и прижал к себе. Что мне нравится, так это искреннее желание, которое она пытается скрыть. Безуспешно. Только заводит меня ещё сильнее.

— Прости меня, Аленка, — прошептал ей в волосы, она обхватила меня ногами, прижимая к себе, начала целовать, и это, пожалуй, сейчас было лучше любых слов.

Глава 19

Алена

Я решила просто отпустить момент. Мне было так хорошо, как никогда. Нет, правда, никогда мне не было так хорошо с мужчиной. Оказывается, секс это круто, когда все, как надо, точнее, когда ты с тем, кем надо. И не только секс. Мне было просто хорошо рядом с ним, лежать, обнимать. Кажется, пора признаться, что я влюбилась в этого мужчину, пропала с головой. И ничего хорошего в этом, конечно, нет.

Не буду об этом думать, не сейчас. Я улыбнулась, наблюдая, как Городецкий, сидя на кровати по-турецки, разливает по чашкам кофе. Мы заказали обед в номер, и пока мылись в душе (назовём это так), его успели принести.

— Иди сюда, Аленка, — улыбнулся Городецкий, постучав ладонью рядом с собой.

Я уселась на кровать рядом с ним, начиная чувствовать зверский аппетит.

— Налетай, — улыбнулся мне, я не стала отказываться.

Мы ели, поглядывая друг на друга, а когда отставили тарелки, я забралась на него сверху.

— Аленка, — он снова улыбнулся, боже, как мне нравится такая его улыбка, беззаботная и ласковая, — ты ненасытна.

— Ещё как, — согласилась я, целуя его.

Он повалил меня на кровать, оказавшись сверху. Смотрел внимательно, словно запоминал каждую черточку. Погладил пальцами скулу.

— Ты очень красивая, — сказал мне.

— Спасибо.

И мы снова уставились друг на друга, а потом он принялся меня целовать, медленно, ласково, и я снова растворилась в нем.

За окном не темнело, но все же ощущалось наступление вечера, я сидела на диване, перебирая руками волосы Городецкого, он лежал, устроив голову у меня на коленях. Писал какие-то важные письма по работе. А я вдруг поняла, что ничего о нем не знаю. И когда он отложил ноут и поднял голову, чтобы посмотреть на меня, сказала:

— Расскажите мне о себе.

Немного поглазев, он опустил голову, спросил:

— Что ты хочешь знать?

Я пожала плечами.

— Все.

Снова посмотрев, Пал Сергеич сел напротив.

— Тебе может не понравиться, — ответил серьезно.

Мы встретились взглядами.

— Ну и что. Расскажите.

Городецкий немного подумал, глядя в сторону.

— Даже не знаю, с чего начать… Я всегда любил учиться. Всю школу проездил по олимпиадам. Мечтал поступить в Москву, я ведь издалека, из Владика, — заметил мне, я только рот открыла, была уверена, что Городецкий у нас коренной москвич. — На одной из олимпиад познакомился с профессором нашего вуза. Звезды сошлись. Он настоятельно велел мне поступать к ним. Я и поступил, он тащил меня через все эти бумажные волокиты и препоны по карьерной лестнице. Мне кажется, больше меня хотел, чтобы я стал преподавателем. Мне нравилось, наука всегда нравилась, но я понимал: ей на жизнь не заработать. А хотелось жить и ни в чем себе не отказывать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пал Сергеич немного подумал, прежде чем продолжил:

— Женщин у меня было много.

— Кто бы сомневался, — не удержалась я.

— Боюсь, даже больше, чем ты себе представляешь, — усмехнулся он.

— Я вообще себе ничего такого не представляла.

— И хорошо. Люба среди них была одной из. Появлялась периодически, потом исчезала. Я никогда не рассматривал ее всерьез. Да и никого не рассматривал, мне тогда не до брака было. Я учился, занимался наукой и при этом пытался заработать. Потом Люба вдруг забеременела, утверждала, что от меня. Но мне, если честно, было по барабану. Какие дети, спрашивается? И уже когда Денис родился… — Городецкий замер, подбирая слова, посмотрел на меня. — У Любы отец был крутой мужик, из бандитов, как раз поднялся в девяностых. Вот я и подумал, что это неплохой способ заиметь нужные связи. Отец быстро просек, что я не дурак, приобщил к делам, и я стал заниматься финансовыми операциями. С одной пометочкой: незаконными. Обстряпывал так, чтобы комар носа не подточил. Так мы и жили, счастливо, но, к сожалению, недолго. Я понимал, что Дмитрий Семёныч, отец Любы, наверняка, собирает на меня бумажки, и сам занимался тем же. Только через пять лет случилось непредвиденное: сердечный приступ, никого не оказалось рядом. Васильчиков умер, и весь его бизнес перешёл мне по завещанию. Пришлось хорошо побороться, чтобы меня признали…

Я слушала и офигевала, вот это у людей жизнь. А я тут замуж собралась и то не смогла по-человечески обстряпать.

— Когда Денис пошёл в школу, я предложил Любе развод. Мы и так почти сразу стали жить каждый сам по себе, только видимость создавали. И вот тут меня ждал сюрприз, — усмехнувшись, Городецкий взглянул на меня, — она отказалась. Более того, заявила, чтобы о разводе я вовсе забыл, и что ее отец собрал на меня столько интересного, что хватит лет на пятнадцать тюрьмы.

— Так у неё на вас компромат? — ахнула я, пребывая в шоке.

Городецкий покивал, разглядывая меня с улыбкой в глазах.

— Вот это вы называете дружескими отношениями? — изумилась я.

— Не правду же мне рассказывать?

— Но как же вы с ней?.. Я хочу сказать…

— Мы создаём видимость семьи. Между нами уже много лет ничего нет.

— Почему же она вас не отпустит? Чего проще дать развод, при этом вы будете ее обеспечивать или что там ещё ей надо?

Городецкий лег на живот, подперев голову ладонью.

— В этом вся проблема, Ален. Ей ничего не надо, она упивается самим фактом власти надо мной.

— Я выпучила на него глаза.

— Но зачем?

Пал Сергеич вздохнул, подумав немного, сказал:

— Обиженные женщины мстят с особым упоением. А я, откровенно говоря, был не самым лучшим мужем. Да и до того, как им стал, тоже не особенно хорошо себя показал.

— Она вас любила, — протянула я, — и не могла смириться с тем, что вам не нужна. И даже ребёнок не помог…

— Точно, — хмыкнул Городецкий. — Но на войне, как видишь, все средства хороши.

Он протянул руку и повёл пальцем по моей ноге. Я попыталась ее убрать, но Пал Сергеич крепко ухватил меня за лодыжку.

— Вы пытаетесь уйти от разговора, — сказала, чувствуя, как мое сопротивление стремительно рушится.

— А ты выяснила не все, что хотела? — вздернул он брови. — Может, ты не догадалась, но и об этом я не всем рассказываю.

— А Денис?

— Уж точно не ему.

Городецкий, сев, потянул меня за ногу, отчего его футболка (единственное, что было на мне надето), поползла вверх. Взвизгнув, я попыталась ее поправить, но поздно, потому что оказалась прижата сверху одним до невозможности сексуальным профессором. Вот тебе и пообедали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Если честно, мы из номера так и не вышли. Но только к ночи я смогла снова вернуться к интересующей меня теме.