Леди и дезертир - Шерил Сойер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пейн обратился к Себастьяну:
— Полковник Кул, майор Хупер, разрешите представить вам месье Жака Десернея.
Француз помедлил, поклонился, а когда он поднял голову, мельком глянул на Хупера, а затем встретился взглядом с Себастьяном. Это был пристальный взгляд откровенной оценки, который почему-то рассердил Себастьяна.
Затем улыбка озарила загорелое лицо Десернея, и он сказал:
— Полковник Кул, я встречал вашего друга однажды в ирландском полку. Макреди. Он очень умело обращался с мечом, он превозносил вас гораздо выше себя в технике. Вы по-прежнему практикуете?
— Да. Но не на публике.
Француз резко откинул голову назад, как будто Себастьян крепко схватил его за подбородок, затем засмеялся, и этот смех придал яркий блеск его сощуренным глазам. Он сделал шаг вперед, похлопал по плечу Пейна и пошел дальше.
— Прощай, дорогой друг.
Затем, когда он проходил мимо Себастьяна, бросил ему с ухмылкой:
— Когда-нибудь, при условии наличия подходящего места, кто знает…
Глава 12
София скакала вместе с Гарри, который сидел перед ней, на спине Шехерезады. Это было предпочтительней по сравнению с тем что надо ему помогать убирать игрушки, против чего сын всегда возражал.
В то утро они глядели из окон игровой комнаты на зеленые просторы, простирающиеся до края холма. Моря сегодня не было видно из-за густого облака тумана, спустившись на вершину холма.
Гарри стоял на подоконнике рядом с Софией.
— Доберется ли туман до Клифтона, мама?
— Только если подует юго-западный ветер. А сегодня нет никакого ветра.
Мальчик спрыгнул с подоконника и оглядел аккуратную комнату, неудовлетворенный.
— Теперь я ничего не могу найти!
Она сказала:
— Ты не поставил флаги на замок.
— Там нет солдат. — И Гарри пошел к двери.
София почувствовала острую боль, глядя на деревянный замок, который затолкали в угол комнаты. Это была самая замечательная игрушка Эндрю, которой только он обладал привилегией касаться. С прекрасно выдержанными размерами, раскрашенный, со средневековыми башенками и центральной башней, зубчатым внутренним двором, широкими пологими и винтовыми лестницами. При необходимости его можно было разобрать, чтобы сделать две враждебные крепости, над каждой из которых развевались яркие флаги. Все инженерные детали функционировали: решетку в крепостных воротах можно было поднять и опустить, крепкие ворота можно было запереть, цепи подземной тюрьмы создавали удовлетворительный грохот, и можно было нацелить бронзовые пушки в поле и запугивать часового на зубчатой стене шариками из мрамора.
Главными героями в ее дни были свинцовые солдатики, одетые с великолепной точностью в британскую и французскую форму 1790-х годов.
Эндрю и его друзья выстраивали их вдоль ковра у подножия стены, чтобы стрелять в них с высокого укрепления. Но все те солдаты и миниатюрная пушка, если сейчас и существовали, должно быть, были погребены в сундуке в Бирлингдине, и у нее не было никакого намерения говорить Гарри о них. Точно так же у него не было игрушечных пистолетов или копий, и он никогда не спрашивал о них.
Гарри иногда хотел, чтобы Митчелл рассказывал ему истории о войне времен Пиренейского полуострова, но Митчеллу было приказано этого не делать.
— Митчелл мог бы вырезать тебе каких-нибудь животных, чтобы держать их в замке, если мы его хорошенько попросим.
Гарри помедлил в дверном проеме, бросив на нее насмешливый взгляд:
— Попросим его. Если ты хочешь…
Теперь он, взгромоздившись на подушку на луке седла, прислонился к Софии, одной рукой обнимая ее за талию, в то время как Шехерезада аккуратно ступала по сочному дерну, сознавая свое маленькое дополнительное бремя.
— Мама, Шехерезада будет скаковой лошадью?
— Мы с Митчеллом еще не решили. Но думаем, что она, пожалуй, слишком чувствительна для этого. Поэтому, возможно, мы позволим ей иметь жеребят.
Гарри обернулся, чтобы посмотреть на мать, обдумывая то, что собирался спросить. Он хотел спросить, будет ли первый жеребенок его. София обняла сына: она знала, что это не было проявлением чувства собственничества. Гарри был в наименьшей степени жадным человечком. В этом он был похож на Эндрю. Просто он, так же как и она, любил лошадей, и это ее радовало.
Она сама была в тот момент наполнена чувством собственничества, агрессивным, как пламя.
Они ехали на восток, по направлению к Бирлинг Гэп. Туман, покрывающий вершину холма справа от них, был плотным и неподвижным, как занавес, и они воображали вслух, будто за этим занавесом была другая земля, с другими людьми, строениями и животными. Что бы они обнаружили, если бы раздвинули этот занавес? Тем временем с внутренней дрожью от предвкушения того, что они увидят там в действительности, София крепко сжимала поводья.
Это была ее родная земля, место, которое означало свободу. Для посторонних София всегда казалась сдержанной и предусмотрительной женщиной, чья жизнь была сформирована ожиданиями других. Даже Мэри неправильно понимала ее любовь к Сассексу, то, что София отдавала предпочтение месяцам, наполненным не лондонскими балами и светскими приемами, а спокойным общением с соседями, разговорам о простых, житейских вещах. И никто, включая Эндрю, никогда до конца не понимал тех глубинных импульсов, которые заставляли ее хранить верность этому зеленому краю, где она выросла, где все ее первые мечты воплотились в жизнь, появившись из самой земли, чтобы никогда не погибнуть. Только здесь она могла чувствовать себя свободной и полностью самой собой. Она знала, что ей повезло, потому что она могла принимать все свои решения рядом с домом. В этом смысле ее брак с Эндрю, который был именно тем, что постоянно предсказывало ей маленькое сельское общество, был самой естественной вещью на свете и для нее самой.
Никогда в своей жизни она никого не разочаровала: леди София Гамильтон подходила по всем статьям к картине жизни сельской аристократии. Ей никогда не приходилось выходить за рамки привычного или предсказуемого для того, чтобы быть счастливой. Поэтому позже, когда она задумалась о том, каково это будет — бросить вызов всем, кого она знала, чтобы последовать своему тайному желанию, она почувствовала беспокойство. Она инстинктивно знала, что обладает смелостью, чтобы последовать за тем, чего хотело ее сердце, ибо она была так сотворена, даже если больше никто не признавал этого. Но она также знала, что никогда не сможет предать тех, кто ей дорог.
Когда они ехали по долине вместе с Гарри, София не заметила, что к ним приближается серая масса тумана, так как была очарована окружающим пейзажем. Вокруг то там, то здесь росли кусты утесника. Его весенние цветы источали аромат теплого нектара, и
