Алые паруса бабушки Ассоль - Нина Васина

Ассоль позвала всех к себе за столик. Ваниль не села, осталась стоять у прилавка, с тревогой косясь на Кортика. Может, он чего выкинул в немецком консульстве? Неудачно вывалился из торта?

– Побудьте со мной перед дорогой, – сказала бабушка Соль. – Не знаю, когда увидимся. Старшей назначаю Касабланку. Ваниль пусть за ней присматривает – больше бокала вина в день ей нельзя. Эйса, почаще играй на саксофоне, это успокаивает Ваниль, когда она проводит ночь в одиночестве. Касабланка, не давай Эйсе экспериментировать в одиночку с огнем и химикатами, иначе она сожжет дом. Документы на дом и землю лежат в банке на средней полке рядом с орехами кешью.

Вот где нужно было шарить – в кухне! – с сожалением подумал я.

– Если я не вернусь, – продолжила Ассоль и договорила, несмотря на бурный протест девушек: – Если не вернусь, вы трое станете владелицами всего этого, завещательное распоряжение я оформила. Там есть одно условие – в ближайшие пять лет кондитерская должна оставаться кондитерской, иначе завещание будет опротестовано. Итак – в случае моего невозвращения (обратили внимание, как она избегает слова «смерти»?) в течение пяти лет в кофейне «Сладкие губки» для моего внука Икара всегда найдется чашка шоколада и кусок торта, и фартук, и место у плиты, если он того захочет.

– Аминь! – торжественно произнесла Касабланка.

– Аминь… аминь, – повторили Эйса и Ваниль.

Вероятно, у них здесь принято так клясться.

– Теперь ты. – Ассоль повернулась к Кортику. – Каждый раз, когда тебе захочется пострелять в тире или на улице, зайди перед этим в кофейню к девушкам. Дай себя вымыть, накормить и послушай саксофон. Если после этого желание пострелять не пройдет, иди и стреляй.

– Ну ты даешь! – выдохнул Кортик.

– Кто-нибудь хочет сказать мне что-то важное на прощание? – спросила бабушка Соль, вставая.

– Нет, – сказала Касабланка.

– Никаких прощаний, – поддержала ее Ваниль.

– До встречи, – присоединилась к ним Эйса.

В самолете Кортик вдруг осознал, что летит навстречу сокровищам. Его сердце застучало молотом. На лбу выступил пот.

– Что с тобой? Боишься летать? – спросила бабушка Соль.

– Нет. Боюсь утонуть, – сморозил он и тут же объяснил: – Я могу утонуть от радости, когда найду сокровища.

– Можешь, – согласилась бабушка, – я в первый раз, когда обнаружила в трюме затонувшего судна вожделенный ящик, в угаре радости стащила с себя маску и повредила загубник.

– А если мы не найдем то, что ищем? – Я решил слегка умерить их энтузиазм.

– Когда-нибудь найдем, – успокоила Кортика бабушка.

Довольно странная позиция для специалиста в поисках кладов.

– Понимаешь, – разъяснила она, видя недоверие в глазах внука, – уверить человека в том, что где-то лежат сокровища и его ждут, легче всего в возрасте от одиннадцати до тридцати пяти лет. То же самое с вершинами гор. Человек будет карабкаться туда в таком возрасте, как запрограммированный на высоту, или нырять, как запрограммированный на глубину. Они молоды, полны сил, если не находят клад, идут дальше – в мире столько разных сокровищ!

– А после тридцати пяти? – спросил я.

– А после – только по особым причинам.

– Каким причинам? – спросил Кортик.

– Деньги. Слава или тщеславие. Пари, – перечислила Ассоль Ландер. – Но есть такая категория людей – я называю их шаманами, – которые после тридцати пяти чувствуют клады собственными внутренностями. И идут за ними вопреки здравому смыслу только для того, чтобы лишний раз убедиться – угадал! Идут, не обращая внимания на неудачи. Идут, и когда-нибудь их находят. Это уже совсем другие ощущения – на грани разумного, это трудно объяснить. По крупицам, ковыряясь в архивах – карты, письма, воспоминания, – внутри тебя накапливается странное ожидание того, чтобы вдруг, казалось бы, на пустом месте тряхнет нервы от самого обычного сообщения по радио. Озарение! Мой хороший друг так нашел остатки Атлантиды. Теоретически. Просто сейчас нет технических возможностей проверить его находку.

– А ты к какой категории относишься? – спросил Кортик.

– Ко всем, – не задумываясь, ответила бабушка.

– Как это?..

– Мне всегда нужны деньги. Я тщеславна – если найду бриллианты Коха в свои шестьдесят с лишком, утру нос многим молодым волкам-ныряльщикам.

– А пари? Ты с кем-то поспорила?

– Поспорила, – кивнула она.

– С кем? Пожалуйста, скажи, с кем!

Она ответила не сразу. Осторожно обшарила глазами мое лицо.

– С Михаилом Швабером. Когда он приезжал, чтобы тайком зарыть тело Нины Гринович.

Мы с Кортиком в озарении посмотрели друг на друга. Потом – на бабушку Соль.

– Что? – обеспокоилась она от таких взглядов. – Считаешь неэтичным спорить о сокровищах на похоронах?

– Нет… – пробормотал Кортик. – Просто кое-что разъяснилось.

– Что разъяснилось?

– Почему вы наняли мою матушку присматривать за Кортиком, когда ему исполнилось три года, – объяснил я. – Женщину без опыта работы в медицине, без педагогического образования, без рекомендаций. Вы просто хотели, чтобы дядя Моня всегда был в курсе, да?

Я не мог поверить, что появился в жизни Кортика из-за дурацкого спора Ассоль с дядей Моней много лет назад.

– Зинаида имела гораздо более существенный опыт в воспитании сына-инвалида, – ответила Ассоль. – Никакая медсестра со стажем не сумеет того, что умеет она. А Иммануил Швабер честный и справедливый человек, по трупам не карабкался, никому глотки из-за карьеры не перегрызал, он мог меня под статью подвести, но не подвел. Я в тот день на него набросилась – я в драке бываю бешеной, а он мне ни одного синяка не поставил, даже за руки держал так, что запястья остались чистыми, а ведь у него черный пояс по карате.

– У кого? – удивился я. – Не может быть.

– Он никогда ничего такого не говорил, – подтвердил Кортик.

– Да. Это не твой болтун шофер, – кивнула Ассоль. – Михаил Швабер – тогда у него в удостоверении такое имя было – сказал, чтобы я не портила себе жизнь и отдала все, что имею, из бумаг Нины Гринович. Я ему показала кукиш. Он не обиделся, только спросил – зачем мне это надо? Я от злости наговорила лишнего, сказала, что Нина Гринович знала о сокровищах, и я их найду. «И вывезешь на шхуне с алыми парусами?» – спросил он. «Именно так и вывезу! Поспорим?» – предложила я.

– На что вы поспорили? – спросил я шепотом.

– А вот это уже не твое дело. Чего зря болтать? Найду бриллианты, тогда скажу.

Ассоль задумалась. Кортик посмотрел в ее лицо, не нашел скорби или грусти и сказал:

– Ладно, с этим спором все понятно. А ты находила клады… – он искал слово, – по ощущениям?

– Я несколько лет думала – как можно сбросить на дно моря дорогой груз с полной гарантией его обнаружения даже через много лет? Если у Коха в сорок пятом не было сообщника, или просто добавим погрешность на военное время – мины, обстрелы, – он должен был быть уверенным, что много лет спустя найдет бриллианты. Я вспомнила сообщение из радиограммы, записанное Ниной Гринович, и придумала. Обрати внимание – не поняла, а придумала! Я придумала, как он замаркировал свой груз.

– Он вывез бриллианты? – Кортик услышал из всего сказанного только это.

– Да.

– Много?

– Много.

– Сколько? – Кортик вошел в азарт.

Бабушка Соль посмотрела ему в глаза и с нарочитой неопределенностью, пожав плечами, ответила:

– Килограмма полтора-два.

– Что значит – килограмма полтора? – опешил Кортик. – Сколько же это стоит?

– Ты меня спрашиваешь, сколько стоят почти два килограмма бриллиантов отличной огранки? Для меня – двадцать пять процентов, слава и выигранное пари.

– Нет, я не понял, откуда ты взяла это… этот вес? Разве бриллианты меряют килограммами? По-моему, их меряют каратами.

– Ты еще скажи – циратурниями, – усмехнулась бабушка Соль.

– Что это такое?

– Вес карата равен весу одного зерна плода циратурнии. В древности бриллианты мерили на весах с помощью этих зерен. Сколько циратурний или карат в одном камне.

И тогда ополоумевший Кортик уточнил:

– Ладно, сколько зерен этой самой циратурнии вез на «Германике» ювелир Кох?

Бабушка Соль хохотала так, что к ней подошла стюардесса – спросить, не нужно ей ли чего.

Тут Кортик опомнился и обнаружил себя в воздухе, в гуле моторов, в толпе народа и – хохочущую бабушку в кресле рядом.

Из петербургского порта вышли ночью. Когда Кортик увидел двухмачтовую яхту «Ассоль», он первым делом заметил, что у его отца яхта больше. Потом Кортик обнаружил рулевого – женщину приблизительно лет пятидесяти – и долго рассказывал, как выглядит рулевой – культурист с наградами – на яхте отца. Спустившись в кубрик, Икар обнаружил еще одну женщину, тут уж ему было о чем поговорить, потому что адвокат всегда брал с собой на яхту профессионального повара, который к тому же все свободное от приготовления пищи время играл на скрипке.