Черный Принц (СИ) - Карина Демина

В тени коридора Лэрдис выглядит старше. Она потускнела, и Брокку хочется коснуться волос, убедиться, что и вправду утратили они позолоту, провести пальцами по щеке, влажноватой, утомленной, стирая пудру, ту самую, с тонким ароматом лаванды.

Вернуться в прошлое.

Вернуть.

Навсегда и… вместе до самой смерти, чтобы в один день…

И будь, что будет.

…не будет ничего, кроме пустоты.

- Уходи, - она сама касается его. Пальцы замирают на висках, дрожат, словно Лэрдис замерзает. И запах сладкий нежный запах… - Я не хочу тебя отпускать…

…снова игра, но на сей раз без него.

- Прости.

Он отступает, разрывая прикосновение.

Отступить, оказывается, просто. Сожаления нет. И раздражения тоже. Обида и та ушла, расплавился железный осколок, освобождая.

Эта женщина, которая все еще ждала, была чужой.

Она улыбалась, виновато и растерянно, словно сама не в силах была поверить, что он, Брокк, и вправду готов отступить. И протянутая рука, замершая в воздухе, падает, теряясь в складках пышной юбки.

- Наверное, это правильно, - ее плечи поникают. - У тебя своя жизнь… и смешно было бы ждать иного. Ты и без того дал мне многое…

- У тебя своя жизнь… - его слова - лишь эхо сказанного Лэрдис.

- В ней не осталось ничего, - она сама пятится, спиной касается двери и руки прячет. Выглядит растерянной и… жалкой? - Если бы ты знал… впрочем, хорошо, что не знаешь. Жалость унижает.

- Понимаю.

Затянувшийся разговор.

Струна из слов, которой давным-давно следовало бы разорваться, и все-таки разрыв этот пугает неотвратимостью. "Янтарная леди" дрожит, дрожь ее передается Лэрдис.

- Я смешна?

- Нет.

- Смешна… и твой друг это видит.

- Инголф? Он мне не друг.

- Не важно… я могу притворяться сильной… и равнодушной… я ведь хорошо умею притворяться, если ты помнишь, конечно.

- Помню.

…знает. И почти восхищается новой ролью, которая наверняка дается Лэрдис немалым трудом.

- Порой я сама забываю, где я настоящая… потом вспоминаю, конечно. Или мне лишь кажется, что вспоминаю… и думая о нас, я… я ошибалась, но некоторые ошибки нельзя исправить, верно?

- Пожалуй.

- Иди уже… не заставляй меня передумать.

Идет. И струна натягивается до предела, она рвется беззвучно, но еще болезненно, и Брокк, отведя взгляд, сбегает. Ему немного стыдно и за свой побег, и за облегчение, которое он испытывает. Все, что должно было быть сказано - они сказали.

…он сказал. Но был ли услышан?

Брокк все-таки, наверное, придремал, потому как, очнувшись от прикосновения стюарда, увидел потемневшие окна. И долго не мог понять, о чем говорит человек, а он как назло разговаривал шепотом.

Город в двух часа ходу?

"Янтарная леди" идет по ветру? И с хорошей скоростью?

На капитанском мостике подали крепкий кофе, от которого в голове слегка прояснилось, и Брокк, устроившись в низком кресле, пил медленно, тер одеревеневшую шею, разминал руки, которые болели обе и одинаковой тянущей болью. А под ногами сгущалась темнота. Она подбиралась вплотную, но отступала перед огнями кормовых фонарей. И носовой, мощный, пробивал сгустившийся воздух.

Город лежал на холмах, рассеченный клинком реки, неравномерный и уродливый. Расползалась язва Нижнего города, черная, грязная, со струпьями заводов и фабрик, окутанная желтым дымом, будто гноем. И веером расступались улицы Верхнего.

Камень.

И снег, который кружил, оседая на окнах.

Уже скоро.

Приглушенный рокот мотора. Винты останавливаются, и "Янтарная леди" плывет по ветру, голос которого слышен Брокку.

Вот и поле… серая игла мачты, соединившая небо с землей. Огни… газовые фонари и, кажется, факелы… снова толпа… а Брокк устал. Он просто безумно устал и хочет домой.

Правда, городской дом пуст, а сил на то, чтобы шагнуть по ту сторону гор, не хватит. Впрочем, если и хватит, то с такой головой он просто завалит контур портала и… отоспится и вернется.

Домой.

На рассвете, когда Кэри еще спит. Войдет на цыпочках, присядет на край кровати и, взяв ее за руку, проведет теплыми расслабленными пальцами по своей щеке. А когда она сонно откроет глаза, скажет:

- Здравствуй. Я вернулся.

И она, быть может, улыбнется. Тогда Брокк поймет, что у него еще осталась надежда.

Лишь бы не было слишком поздно.

Было.

Он всегда спускался последним, но не в этот раз. Осталась дежурная команда. И стюард спешил погасить огни в кают-компании, собирал пустые чашки и бутылки, которых было как-то очень уж много. Мятый платок, забытую перчатку…

Лэрдис ждала у трапа, мелко дрожа, но упрямо глядя в темноту. И сжимала кулаки в мужских перчатках. Боялась? И справляясь со страхом, надела нелепый этот наряд. Очередной вызов, о котором напишут в газетах… не только о нем.

- Поможешь спуститься? - тихо спросила Лэрдис, когда ветер прорвался в черный зев выхода. - Или мы настолько чужие, что…

- Я пойду первым, - Брокк подал руку. - Ты следом. Бояться не стоит, здесь лестница находится внутри мачты, поэтому ветер не страшен. Пролеты освещены. Есть площадки. Почувствуешь, что устала, скажи, будем отдыхать.

- Спасибо.

- Главное, вниз не смотри…

- Брокк… - она больше не пробовала прикоснуться. - Мне не следовало лететь, верно?

- Не следовало, - согласился он.

Он слышал эхо ее дыхания в стальной полой спице, за стенами которой метался ветер, неощутимый, но близкий, заставлявший стены вибрировать и прижиматься к стальной же лестнице.

Нужно строить подъемник.

Для грузов.

И для пассажиров… пассажиры будут. По оптографу передали, что билеты на следующий полет все раскуплены, равно как и места в грузовом отсеке.

Развлечение?

Пускай. Когда-нибудь воздушные пути станут столь же обыденны, как и наземные.

Последняя секция была открытой, и Брокк спрыгнул на землю, с удовольствием отметив, что земля под ногами не спешит раскачиваться. Он отступил, подав руку Лэрдис, и та приняла помощь.

- Жила предвечная, - сказала она, цепляясь за его пальцы. - Я на земле… я снова на земле… поверить не могу.

- Не раскачивается?

- Точно, не раскачивается, а главное, что нет ощущения пустоты под ногами… я не знала, что боюсь высоты и… лучше бы ты придумал что-то, что быстро ездит, но по земле.

- С этим - к Инголфу.

- Он самовлюбленный хам… - Лэрдис все же покачнулась, но устояла, наклонилась, коснулась щеки. - Надо же… снег идет… мне нравится зима. Спасибо.

- Пожалуйста.

Он обернулся и…

Кэри стояла меж двух фонарей. Белая в беловом свете. Зимняя, снегом окутанная… родная.