Сюрприз для новобрачной - Вайолет Уинспир

На следующий день они вернулись домой, и Джон сразу же погрузился в работу. Его мастерская была оснащена куполообразной стеклянной крышей, пропускающей в помещение потоки света. Здесь почти всегда было холодно, возможно из-за обилия влажной глины и расставленных там и сям незаконченных скульптур.

Тину очень интересовало, как Джон работает, но ему больше нравилось творить в одиночестве, если не считать натурщиц. Для создания живого образа из мертвой глины скульптору требовалось сконцентрироваться. Вечерами Тина всегда старалась дать мужу время, чтобы он переключился на отдых и общение с людьми.

После целого дня, проведенного в мастерской, Джон казался далеким и отрешенным, его волосы были растрепаны, руки запачканы глиной, а на брюках оставался пепел от сигарет. Конечно, иногда вдохновение покидало его, и однажды он целый день вырезал для Тины небольшую статуэтку из красного дерева. Это была Психея с распахнутыми маленькими крылышками – настоящее произведение искусства. Тина поставила фигурку на туалетный столик и подолгу любовалась ею, размышляя, было ли это завуалированное признание, ведь Амур был влюблен в Психею.

В «Доме у синей воды» настали счастливые времена. Однажды утром, делая покупки вместе с Топаз, Тина заметила знакомое лицо, и через несколько мгновений ей улыбались зелено-коричневые глаза Ральфа Кэрриша.

– Давненько ты меня не навещала, – посетовал он.

Тина не решалась нанести ему визит, потому что избегала встреч с Паулой, но когда Ральф словно невзначай обронил, что весь следующий день проведет один, она согласилась выпить с ним чаю.

– Я целый день в бегах, поэтому приходи пораньше, ладно? – Получив согласие, он повернулся к Топаз и спросил, как поживают ее дети.

– Они славные ребята, мистер Ральф. – Топаз блеснула ослепительно белыми зубами, не выказав даже тени неприязни, которую она демонстрировала, общаясь с его сестрой.

Ральф распрощался с ними, и, когда женщины остались одни, Топаз объявила, что мистер Ральф настоящий «дженльмен».

– Он не такой, как та мисс Паула, – мрачно добавила она.

У Тины при этих словах бешено заколотилось сердце, но она не решилась спросить, что Топаз имеет в виду. Джо, ее муж, был свидетелем гибели Джоанны. Вдруг он заметил что-то необычное и поведал об этом жене? Тина почувствовала, что Топаз как-то напряглась и, судя по всему, вряд ли что-то расскажет хозяйке. Рэчел Кортни однажды заметила, что не стоит ворошить остывший пепел, пусть его лучше развеет ветер. Поэтому Тина, заметив на пристани только что выловленных крабов с небольшими клешнями, начала торговаться с продавцами на местном наречии.

– Вы становитесь очень хорошей хозяйкой, мэм, – одобрительно заявила Топаз, когда они укладывали покупки в багажник. – У этих крабов очень нежное мясо, если смешать его с луком и рисом, а потом добавить масла и поперчить – пальчики оближешь.

На обратном пути Тина поддерживала разговор на кулинарные темы, потому что, как только речь заходила о «тайнах», Топаз погружалась в пучину самоанализа и впадала в уныние. Тине не раз доводилось касаться призраков, преследовавших ее в супружеской жизни, – например, в «Доме у синей воды» было три окна с голубыми, как море, всегда опущенными шторами, и однажды утром Топаз упомянула, что этими комнатами когда-то пользовалась первая жена мистера Джона.

Тина сразу почувствовала неудержимое желание побывать в этих комнатах, но долго не решалась туда зайти, опасаясь вызвать гнев Джона. Наконец она подошла к заветной двери. Проникающие через витраж солнечные лучи окрашивались в красный цвет, словно предвещая нечто зловещее Тине, уже взявшейся за фарфоровую дверную ручку.

Тина почувствовала слабый аромат жасмина, когда-то нежно благоухавшего, а теперь издававшего запах горечи и тления. Было душно и темно, как в могиле. Толстый ковер аквамаринового цвета поглощал звук шагов Тины. Она испуганно вздрогнула, увидев собственное отражение, движущееся в зеркале, которое держали над мраморным камином позолоченные озорные купидоны. Все это казалось нелепым и странным в комнате, где уже не было хозяйки, которая смотрелась бы в это зеркало, причесывая рыжие кудри, и вслушивалась бы в шум набегающих на песок волн.

Тина ненадолго сняла пыльные чехлы, скрывающие позолоченную мебель, затем приподняла покрывало с кровати – огромного лебедя, плывущего по морю ковра цвета глаз Джоанны. Запах жасмина стал гораздо сильнее, Тина начала задыхаться. Потом, словно ее подтолкнула неведомая рука, англичанка подошла к огромному платяному шкафу и распахнула створки. Здесь хранились умершие шелка, шифон и органза, в которые наряжалась красавица Джоанна. Навсегда заснули блестящие меха, маленькие туфельки, костюмы для верховой езды. Умерла сама хозяйка, но не ее душа! Тина поспешила прочь, но еще многие часы ее преследовал запах увядшего жасмина.

Заходит ли Джон в комнаты Джоанны, чтобы прикоснуться к элегантным вещам, которые она сама выбирала и которые помнят ее пальцы? Стоял ли он у этих окон, прислушиваясь к шуму моря, но слыша лишь звуки до боли знакомого голоса? Голоса, который печально спрашивал Джона, почему он забыл свою суженую?

Бунгало Кэрришей оказалось большим и живописным. Окружавшие его ряды пальм создавали атмосферу спокойствия, характерную для частных владений. Крышу покрывала зеленая черепица, оштукатуренные стены сияли белизной, а окна украшали яркие шторы. Перед домом находился чудесный сад с узкими дорожками между любовно разбитыми цветочными клумбами. Все как у всех – не было только игривой дружелюбной собаки, обычно прячущейся от жары под персиковыми деревьями или шлепающей по полу веранды.

– У тебя нет четвероногого любимца, Ральф? – спросила Тина больше для того, чтобы поддержать беседу. Паула совсем не походила на человека, которому нравится присутствие домашней живности.

– На плантации у нас есть пара сторожевых собак, – улыбнулся Ральф, любуясь стройной гостьей в голубых джинсах и рубашке, с растрепавшимися волосами. – Ты выглядишь прехорошенькой, уверенной в себе леди, – восхищенно сказал он.

– Да ладно тебе. – Она улыбнулась Ральфу в ответ, в который раз подивившись, что он холост. Этот парень слишком хорош, чтобы прозябать в одиночестве. Да вокруг полно женщин, готовых кинуться ему на шею!

– Давай немного выпьем, а потом я покажу тебе плантацию? – предложил хозяин.

Тина кивнула, сев на обитую светло-зеленым бархатом кушетку. Рядом располагался небольшой столик, над которым по вечерам зажигали лампу с матовым стеклом. Вокруг, словно лепестки разноцветной ромашки, были расставлены оранжевые и изумрудно-зеленые плетеные кресла. Ральф готовил коктейли у бара из бамбука. В комнате все напоминало о Пауле, в первую очередь шаманские эбеновые маски на светло-зеленых стенах и колючая, словно проволочная ветка в медном сосуде – почти такого же цвета, как ее густые блестящие волосы.