Дикие сердцем - Виктория Клейтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я и не догадывалась, что ты так много знаешь о грибах. — Прим подняла гриб со стола и осторожно понюхала.
Доктор Гилдкрист улыбнулся. Его волосы были несколько длиннее, чем следовало. Завитки лежали поверх засаленного воротника.
— Мы не знаем друг о друге много чего. Я бы даже сказал — ничего.
Мне показалось, что доктор хотел сказать: «Я знаю достаточно, чтобы любить тебя, Прим». Он, вероятно, признался бы ей в любви, не будь меня рядом.
— Я думала, что грибы растут только осенью, — сказала я.
— Большинство растет осенью. Но некоторые виды сморчков прекрасно чувствуют себя и весной. Они растут всю зиму. Их желто-оранжевые головки можно увидеть на стволах деревьев. В следующем месяце появятся грибы святого Джорджа — большие белые шляпки и прекрасный насыщенный вкус.
— Как вы можете быть уверены, что грибы съедобны?
— Это один из немногих случаев, когда унция опыта перевешивает фунт прочитанного. Грибы следует тщательно рассматривать. Иногда стоит прибегнуть к помощи знатока. Грибы разнятся запахом, внешним видом и вкусом. Но чтобы научиться отличать их друг от друга, потребуется время.
— Вы научите меня, если, конечно, не слишком заняты?
— С удовольствием. Больше всего на свете я люблю собирать грибы. Вы, оказывается, уважительно относитесь к матушке Природе? — доктор произнес последнее слово с пафосом, решив подшутить над моим городским невежеством.
— Пожалуй. Я хотела бы остаться здесь еще на какое-то время, чтобы познакомиться с матушкой Природой поближе.
— Замечательно! Мы будем рады этому.
— Спасибо. Поскольку мне еще не скоро предстоит расстаться с вами, то настаиваю: зовите меня Фредди.
— С удовольствием! Для вас я Эдвард. — Доктор пожал мою руку.
— Единственной проблемой является то, что у меня не осталось денег. Только тридцать фунтов на все про все. Не думаю, что долго протяну, питаясь одними сморчками.
Эдвард взглянул на меня с участием.
— Может, поделитесь, что с вами стряслось? — Он украдкой взглянул на Прим, которая пробовала вилкой готовность картофеля. — Прим подтвердит — на меня можно положиться.
— Думаю, что Фредди и сама сможет решить, стоит ли тебе все выкладывать, — отозвалась Прим. Затем, поняв, что это прозвучало резко, добавила: — Тебе только на пользу пойдет, если ты все расскажешь Эдварду.
— Хорошо, ничего не буду скрывать. Я повела себя не слишком порядочно и поэтому не хочу, чтобы об этом стало известно, — и я вкратце рассказала историю своего бегства.
Эдвард в раздумье поднял глаза к потолку.
— Понятно, мисс Сванн, — произнес он и замолчал.
Он молчал так долго, что я стала сомневаться в правильности своего решения. Возможно, мой рассказ оттолкнул доктора? Возможно, его возмутил мой поступок?
— Знаю, что наломала дров, — сказала я обреченно. — Меня следовало бы наказать за то, что не могла справиться с эмоциями. Я и сейчас не могу объяснить, что заставило меня поступить подобным образом, как же посторонние поймут, что меня толкнуло на это?
Эдвард явно был удивлен.
— Конечно, вы сожалеете об этом. Но если вы осознали, что выйти замуж — это ошибка, что еще могли вы предпринять? Готов биться об заклад: у вас были достаточно веские основания поступить подобным образом. Вам не стоит оправдываться. Достаточно и того, что вас побудили к этому чувства! — Эдвард с сомнением покачал головой. — Часто, когда у человека слишком строгие родители, он привыкает винить во всем себя… — Эдвард мягко мне улыбнулся и не закончил фразу. — Давайте лучше подумаем, каким образом поправить ваше финансовое положение. Ага, я, кажется, придумал. Вы можете написать для меня портрет Прим?
— Конечно, нет! — Прим яростно толкла картошку для пюре. — Ты становишься смешным, Эдвард. Я лучше займу Фредди какую-то сумму.
— Спасибо, дорогая Прим. Если бы я решила занять у кого-то деньги, то обратилась бы только к тебе. Но знаешь, не хочется, чтобы денежные вопросы мешали дружеским отношениям. Нет, я должна найти работу. Возможно, я смогу работать официанткой или продавцом в Торчестере. Хотя не знаю, как буду добираться на работу каждое утро. Я продала свой старый автомобиль, когда Алекс подарил мне «мерседес», — это был свадебный подарок. Я считаю, что не могу теперь пользоваться «мерседесом». Автомобиль по праву принадлежит Алексу. Если бы автобусы всегда ходили по расписанию…
— Автобусы не так уж и плохо ходят.
— Два рейса в день? Это смешно! Автобусы ходят даже хуже, чем поезда. Удивительно, что вы с этим миритесь. Никакого транспорта после шести, ни одного поезда по воскресеньям. Почему ты смеешься, Прим?
— Это Гай тебе сказал? — Прим вытащила лист бумаги из комода и подала мне. На листе было напечатано расписание движения поездов. — Прошу прощения, Гай, конечно же, ублюдок, однако ты должна признать, что ему не откажешь в чувстве юмора.
Я кипела от возмущения.
— Посмотрите на это! Поезда ходят каждый час с полшестого утра до одиннадцати вечера. Целых семь поездов в воскресенье! — Меня поражала способность Гая лгать с таким серьезным выражением лица. Мне бы никогда не пришло в голову усомниться в его словах. — А что касается его матери, он тоже соврал? Она действительно сбежала с лучшим другом его отца, затем вышла замуж за рыбака и умерла от столбняка в Неаполе?
— Насколько мне известно, все это правда. Амброуз рассказывал то же самое. Не печалься, Гай всегда был редким мерзавцем. В этом секрет его обаяния. Ты еще легко отделалась, — в голосе Прим слышалась не свойственная ей язвительность. — Куда подевались рукавицы? Черт побери, Бальтазар утащил их к себе! Он как ворона, тащит к себе в гнездо все подряд. Вчера я нашла в его логове свою ночную рубашку и старые отцовские носки для гольфа. — Прим подошла к шкафу, протянула руку и тут же отдернула ее — Бальтазар оскалил зубы и зарычал. — Хорошо, хорошо, глупый пес. — Прим достала кусочек печенья и выманила собаку наружу. Пока Бальтазар хрустел печеньем, Прим нащупала рукавицы. Оглянувшись, она заметила, что Хлоя не сводит с нее своих печальных карих глаз. Прим вернулась к коробке с печеньем. — Не понимаю, почему мирюсь с ужасным поведением Бальтазара. Я должна относиться к нему построже.
— Это любовь, — сказал Эдвард. — Терпимость — это не слабость и не умственное расстройство. Напротив, я считаю ее признаком душевного здоровья.
Прим нахмурилась и склонилась над печкой. Она чувствовала, что Эдвард метил в нее, и злилась. Но, глядя в невинные глаза Эдварда, я была уверена, что он не имел в виду никого конкретно.
— Проклятье! — Прим споткнулась о неподвижно лежащую на полу кошку. — Чуть не уронила чертову жаровню!
— Тебе никогда не приходила мысль пойти служить в армию? — мягко спросил Эдвард. — Только в армии каждое нормальное слово сопровождается ругательствами.
— Я люблю ругаться, — сказала Прим, вызывающе выпятив подбородок. — Я чувствую себе молодой и опасной, когда выражаюсь грубо.
— Ты для меня всегда молода и опасна, даже без чертыханья, — произнес Эдвард.
Прим поморщилась, а затем неожиданно рассмеялась.
— Оставайся, пообедаешь с нами, — сказала она и сняла крышку с жаровни.
Аппетитный запах жареной птицы наполнил кухню.
Глава 17
Хлоя трусила за мной, пока мы шли к Заброшенному Коттеджу. Эдвард должен был навестить нескольких пациентов перед вечерней операцией, а Прим ожидала к чаю Джорджа. Она предложила мне остаться, но я знала, что Прим не терпится поскорее превратить юного дикаря в воспитанного школьника. Мне казалось, что Прим лучше справится с задуманным без посторонней помощи. Кроме того, мне хотелось побыть одной и подумать о будущем.
— Фредди! — кто-то окликнул меня издалека.
Я подняла глаза и увидела Свитена Виннакотта. Он ковылял в мою сторону по тропинке.
— Здравствуй, Свитен! — Я дождалась, пока Свитен восстановит дыхание. Лицо священника раскраснелось и лоснилось от пота. Свитен приподнял шляпу и промокнул лоб. — Как поживаешь?
— Немного простужен, но в остальном прекрасно. Я как раз собирался навестить миссис Уошборн.
— Я знаю. Трофические язвы на ногах.
— Вижу, что ты понемногу осваиваешься в деревне. Бедная женщина! Боюсь, что она не слишком счастлива.
— Язвы очень болезненны?
— Дело не в этом. Последний раз, когда я навещал ее, она танцевала под граммофон. Я хорошо видел в окно, как больная прыгала под музыку. Услышав звонок в дверь, она громко пригласила меня войти. Когда я вошел в комнату, миссис Уошборн уже лежала на кушетке. Она жалобно простонала и заявила, что не могла стать на ноги целую неделю. Музыка играла так громко, что мы вынуждены были кричать. Миссис Уошборн сказала, что музыка поднимает ей настроение, а еще что она находится в глубокой депрессии из-за того, что прикована к постели. Конечно же, я не подал виду, что знаю ее секрет. Ей не хватает общения. Я всегда полагал, что это очень грустно. Вероятно, ее близкие не уделяют несчастной женщине достаточно внимания.