Последняя легенда Анкаианы - Лертукке

Выяснилось, что родная семья - все же место, где раз в год понимают больных родственников и выбивают им еще одну визу.

И тогда она приехала... (Аланкрес бы сказал - вернулась) - утомленная, набравшая лишнего веса, отрастившая косу, а главное - почти без денег. Но ей сразу как-то подозрительно повезло с заказом и теперь оставалось их только получить, после чего появилась возможность отдохнуть в свое удовольствие.

5. Снетки.

Управляющий, к которому она уже успела проникнуться всем, чего он заслуживал, быстрыми цепкими глазками осматривал воплощение ее проекта и, казалось, был доволен. Еще бы, подумала Кэсси, делала как для себя. Жаба, конечно, душила поначалу, да и заканчивала она отделку с острым чувством утраты. Уходила - словно родной дом бросала. А ведь опытная...

- Оплата уже переведена на ваш счет, - бубнил управляющий. Его простое, несколько оплывшее лицо оживила бы обычно отсутствующая в его арсенале улыбка. Наверное он думал, подобно многим, что душевная бедность придает солидности, а Кэсси сомневалась, что тут нужно еще солидности, ибо он и так не худенький... Скучно размышлять о некоторых.

- Помимо того, - продолжал управляющий, - заказчик выдаст вам дополнительную сумму, которую вы не внесли в счет.

Она лично доплатила за особую фактуру стеклянных вставок, которая, как ей показалось, очень подходила к рисунку на плитке, но радовать себя за чужой счет она не привыкла... А может быть, она просто хотела уйти с приятным сознанием того, имеет на что-то в этом доме свое тайное право.

Но заказчик оказался хитрым и проверил, бывают же такие маньяки.

- Но я не спрашивала согласия, - обиделась девушка.

- Заказчик велел заплатить, - сказал управляющий. - И лично передал вам чек.

Расстроенная Кэсси, не глядя сунула чек в карман. Шесть колов, подумала она, какие мы принципиальные.

Заводя мотоцикл, она так и не посмотрела в последний раз на постройку, так травмировавшую ее своим совершенством. На ее балконе стоял собственной персоной заказчик и провожал ее несколько недоуменным взглядом.

Лишь на рынке, достав чек из кармана вместе с деньгами, Кэсси обалдела. Проставленная там сумма являлась тысячей. Она бы подумала, что это ошибка, но взглянув на подпись, отказалась от этой мысли. Столько денег ей жертвовал сам Андриан Чогар.

Интересно, за что? За молчание? Спасибо, но мы уже все сказали. То, что вы в полуоправданном состоянии, заслуга отнюдь не наша. Мы хотим реально нагадить одному типу, который считает, что с девушками можно обходиться так, как это делает он. Но если вы думаете иначе, спасибо. А можете еще домик подарить. Не откажемся.

Когда она выходила с рыночной площади, дорогу преградила черная "царда". Кэсси тут же вспомнила, как эта машина ехала за ней остаток дороги до города. Это означало, что придется или встречаться с Энди или попробовать оторваться. Домой ехать нельзя - этот ужасный человек не знает, где живет Оська, да лучше ему и не знать. Хватит ему Фила.

Легко сказать, оторваться. Это в детективах народ отрывается, лихо и изящно взорвав по пути пару бензоколонок. А попробовали бы они на голом прямом шоссе, да еще на "Ференце - 4000" , которых, может быть, два-три на всю Анкаиану. С толпой не смешаешься.

Проехав несколько перекрестков, Кэсси направилась к проспекту на краю города, с которого начиналась самая длинная на Анкаиане дорога - на Сорлаш. Если существовало на свете место, столь же непохожее на Анкаиану, сколько и на материк, то это оно и было. Жили там уголовные элементы по своим законам, никому не ведомым, был у них матриархат, о чем свидетельствовали слухи о Соньке Гиблой, державшей там верх последние несколько лет. Туда не хотелось.

Минут через двадцать они с "Цардой" набрали скорость, в повседневной жизни непривычную. Полупустое шоссе пугало, и Кэсси старалась не думать о том, что может случиться, а лишь просчитывать свои действия в следующий момент. Оторваться уж подавно стало невозможно - вместе с машинами кончились и повороты. Хорошо, что не попалось ни одной колонки - она еще не решила, стоит ли их взрывать, и как. Было некогда и страшно. Она поняла, что даже если она остановится, преследователи могут этого не сделать и влететь в нее сзади. Им-то ничего не будет...

А с чего ты взяла, оборвала себя Кэсси, что они в тебя влетят? Может, они поговорить хотели?

Нет, явно не хотели. Энди мог бы поговорить, но там. Здесь с ней говорить не будут. Зачем она Чогару?

Глупости. Ну разве нет? Вот если выберусь из этого кошмара - завяжу с глупостями. Помирюсь с Генрихом. Буду, как мне и положено, дальше изводить себя сомнениями о том, что же мне с этим самым Генрихом делать. Потому что, когда человек звонит тебе по сто раз в день, а потом исчезает без каких-либо объяснений, в следующее его появление его рекомендуется избегать. Тем более, что на свете есть много вещей, которые делать приятней, нежели ходить на такие вот свидания. Например те же глупости.

Или буду смотреть сны по мух. Или остепенюсь. Буду ходить на приемы, буду...

Погоня начала дышать, если так о ней можно сказать, в затылок. На той немыслимой скорости, которую они набрали, она не успела бы затормозить, даже если бы очень захотела. Кэсси прибавила скорость еще и, глядя на слившиеся в зеленую стену деревья подумала, что эти стены - последний вид, который для нее имеют кусты. Она бы сейчас даже повернуть...

Это был поворот налево. Лежал себе сразу от дороги под очень удобным углом.

Короткое притормаживание еще сократило дистанцию между мотоциклом и машиной, когда Кэсси решилась и свернула. Избранная дорога, узкая, вся в кустах, была прямой, как стрела и, как Кэсси к своему ужасу через секунду осознала, кончалась над пропастью. Был там, конечно, когда-то мост, и даже доски от него остались торчать над провалом, подобно антеннам, смело прянувшим в неизвестность...

Есть такие вредные люди, которые даже перед смертью думают о справедливости. Относись Кэсси к ним, она бы подумала, успеет ли притормозить эта непомерно разогнавшаяся колымага у нее на хвосте, когда увидит ее последний полет, или повторит его. Но вместо этого Кэсси просто вспомнила одно слово, очень странное, которое все знали, но никто еще не смог ей толком объяснить, что оно означает, и не только оно, и еще она пожалела, что никогда не узнает уже смысл многих и многих слов, и еще вспомнила имя, а потом подумала, что уж если вспомнила имя, то почему ей вдруг кажется, что она не знает, может, это то самое и есть, ну и что, что давно, много лет назад, ну вот, опять глупости, даже толком испугаться не может, такая непрактичная, так ей и надо...

А время замедлилось, словно давая последний шанс, и она увидела неподвижные, как на фотографии, сизоватые ветки кустов в лаково блестящих листьях, дорогу и небо с застывшей птицей, висящие из растерзанной земли корни, и, наконец, темноту внизу, на которую можно было бы, между прочим, и не смотреть...