Anamnesis vitae. (История жизни). - Александр Светин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я аж задохнулся от негодования:
— После всего, что случилось в последние дни, ты все еще не веришь в мистику?! Мы в восхищении! Да леший с ней, с мистикой, можешь не верить! Главное — он верит! Эта сволочь верит в то, что сбудется цыганское пророчество! И целенаправленно идет к этому. Мы нашли мотив, Семен! — во мне кончился воздух, и я умолк.
Лейтенант выглядел озадаченным.
— Черт его знает… Наверное, ты прав. Это мотив. Поскольку других версий, связанных с числом девять у нас нет, примем эту за основную.
— И еще, Михалыч… — меня вновь осенило. Наверное, переохлаждение благотворно повлияло на мою умственную деятельность. — Если наш маньяк верит в исполнение этого пророчества, то, скорее всего, он неизлечимо болен.
— Это почему?! — изумился Семен.
— Потому что одним из пунктов в списке ожидаемых благ числится исцеление от всех недугов, — пояснил я и зевнул. — А теперь — по домам. Очень спать хочется!
Я разбудил Алю, как обещал. Так, как она хотела.
— Привет, Кот! — улыбнулась она, когда к ней вернулось дыхание. И потянулась.
— Привет, Кошка! — шепнул я в ответ, любуясь ею.
— Ты поздно, — констатировала она.
— Скорее рано, — улыбнулся я. — Утро уже.
— Тебе несладко пришлось, да?
— Да. Но все обошлось, — я поцеловал ее ладошку. — Все уже хорошо.
— Я знала, что ты выберешься. Поэтому и не волновалась, — сообщила Аля.
Я даже не удивился. Конечно, знала.
— Я очень спешил к тебе. Наверное, поэтому и выбрался.
— Наверное, — она села в постели и наклонилась ко мне. Ее волосы приятно защекотали лицо. — Кот, я тебе обещала сказать кое-что, помнишь?
— Еще бы! Весь день томился в ожидании, — улыбнулся я и притянул ее к себе. — Будешь и дальше томить?
— Не буду! — она быстро поцеловала меня горячими губами и отстранилась.
— Ты чего, Котенок? — я опять попытался было ее обнять, но она не позволила:
— Подожди. Я хочу видеть твое лицо. И глаза.
— Хорошо. Ты очень серьезная сегодня. Даже торжественная.
— Наверное, — она взяла мои руки в свои. — Кот, ты правда меня любишь?
— Я правда тебя люблю, Кошка, — подтвердил я. — Разве ты не чувствуешь?
Аля кивнула:
— Чувствую. Просто хотела, чтобы ты еще раз это сказал.
— Алька, что-то случилось? Ты какая-то необычная сегодня.
Она улыбнулась:
— А я и чувствую себя необычно. У меня будет ребенок, Кот.
Я закрыл глаза. Сердце забухало в голове, будто просясь наружу. Алины ладошки в моих руках были обжигающе-горячими. И через них в меня опять вливалось тепло, как и тогда, давным-давно, когда я в первый раз коснулся ее.
— У нас будет ребенок. И это лучшее из всего, что я когда-либо слышал, — тихо, не открывая глаз, сказал я.
По интонациям тишины я понял, что она улыбается. И открыл глаза.
— Как ты думаешь, я буду хорошей мамой? — Алька и впрямь улыбалась.
— Ты будешь чудесной, восхитительной, умопомрачительной мамой! Самой лучшей мамой на свете! И женой, — добавил я, отчего-то внутренне сжавшись.
Она вопросительно посмотрела на меня. Молча.
— Алька, ты выйдешь за меня замуж? — не замечая того, я стиснул ее руки.
— Конечно, — просто ответила она. И добавила, смеясь: — Иначе ты сломаешь мне пальцы…
1 октября, 11.46, Кобельки,
участковая больница
— Пал Палыч, у нас вызов! В Антоновку. Больной тяжелый! — Клавдия Петровна ворвалась в мой кабинет как раз в тот момент, когда я собирался испить чаю.
— Что там? — я с сожалением отодвинул чашку и встал.
— Точно неизвестно. Говорят, высокая температура, судороги и теряет сознание.
— Поехали. Сколько времени уйдет на дорогу?
— Минут тридцать-сорок. Дождь с вечера хлещет, дороги размыло, — виновато развела руками фельдшерица.
Я кивнул. Уж кто-кто, а я слишком хорошо знал, что дождь не переставал всю ночь!
Кешка спал в машине, обняв руль. Я влез в «уазик» и ткнул драйвера пальцем в бок. Он встрепенулся и непонимающе уставился на меня.
— Не спи, замерзнешь… кладоискатель хренов. Поехали, нас ждут великие дела.
— Палыч, как ты высыпаться ухитряешься? У меня после вчерашнего голова будто утюгами набита! — пожаловался Кеша.
— Очень образное сравнение! Открою тебе тайну — я не высыпаюсь, а делаю вид. И еще у меня жена — волшебница! — вдруг ни с того ни с сего брякнул я.
— Везет тебе! — завистливо протянул Кешка, даже не удивившись. И завел мотор.
Да, езда по размытым сельским дорогам — занятие не для слабонервных. Даже на «уазике». Машину постоянно заносило, колеса пробуксовывали в глине, какую-то часть пути она вообще умудрилась проехать боком. Несколько раз мы чуть не оказались в придорожной канаве (заполненной, кстати, почти до краев мутной водой).
Кешка все-таки оказался водителем от бога: машину порой вытаскивал из таких ситуаций, из которых по всем законам физики и здравого смысла выхода просто не было.
В итоге до Антоновки мы добрались не за тридцать-сорок минут, как прогнозировала Клавдия Петровна, а почти за полтора часа. И если бы меня спросили, быстро это или нет, я бы с абсолютно чистой совестью ответил, что невероятно быстро! Вот она, теория относительности старика Эйнштейна! В действии.
У калитки нужного дома нас встречали. Перепуганная женщина средних лет, насквозь промокшая под нескончаемым проливным дождем. Почему-то в тапочках.
— Здравствуйте. Где больной? — я выпрыгнул из машины, помог выбраться Клавдии Петровне и подошел к калитке.
— Здравствуйте, доктор! В доме он, где ж еще-то? Худо ему совсем, — слабым, дрожащим голосом ответила женщина. — Пойдемте, я провожу.
В доме было душно и пахло болезнью. Любой врач, наверное, знает этот запах: кисло-сладковатый, вкрадчивый и неотвязный.
— А что ж вы не проветриваете-то? Тут ведь дышать нечем! — возмутилась Клавдия Петровна, видимо, услыхав мои мысли.
— Так ведь больной в доме! Жар у него! — удивленно обернулась наша провожатая.
— Тем более! Больному свежий воздух нужен, кислород! А у вас тут — прямо миазмы какие-то! — ввернула красное словцо фельдшерица. — Микробы в воздухе так и роятся.
— Где?! — принялась испуганно озираться хозяйка дома.
Я осторожно тронул ее за плечо.
— Не трудитесь, микробы очень маленькие, вы их так просто не увидите. Пожалуйста, покажите нам, где можно вымыть руки и проводите к пациенту. А потом — откройте окна и хорошенько проветрите помещение. Клавдия Петровна совершенно права: больному нужен свежий воздух. Впрочем, как и здоровому.
…На кровати метался в неспокойном сне крупный мужчина — ровесник хозяйки.
— Муж? — поинтересовался я, присаживаясь на стул рядом с кроватью.
— Муж! — всхлипнув, подтвердила женщина.
Я взял пациента за руку: горячая. Мужчина никак не отреагировал на мое касание, он продолжал метаться в кровати, шепча что-то сухими, потрескавшимися губами.
— Как зовут?
— Надя! — ответила хозяйка.
— Да не вас, мужа!
— Сергей… Андреевич!
— Сергей Андреевич! — позвал я и похлопал его по руке.
Безрезультатно: больной по-прежнему что-то шептал в беспамятстве. Между неприкрытыми веками неприятно поблескивали белки глаз.
— Сергей Андреевич! — крикнул я ему почти в самое ухо и весьма ощутимо хлопнул пару раз по щекам. Ноль реакции.
Надя за моей спиной тихо заскулила.
— Не реветь! — строго прикрикнула на нее Клавдия Петровна. — Доктору мешаешь!
Скулеж оборвался.
— Давно это у него? И вообще, расскажите-ка по порядку: когда все началось, с чего… и так далее, — обернулся я к заплаканной женщине.
— Третий день уже как захворал. Ни с того ни с сего: вдруг озноб начался, забило всего. Температуру померили — сорок почти! Ну, Сережа аспирину напился — вроде полегчало. Голова только болела и глаза — от света. Вот, стало быть, два дня он так и провел: чуть температура вверх — аспирин и лежать. Отпустит немного — Сережка по хозяйству чего-нибудь…
— На работу не ходил?
— Так в отпуске он. Как раз — третий день! — Надя невесело улыбнулась. — Повезло уж так.
— Да уж… Дальше рассказывайте.
— А что дальше? Два дня худо-бедно как-то перебивался… А сегодня утром я проснулась, а он — уже такой! Не отзывается, не говорит ничего, только бредит. И температура за сорок. Да, сегодня еще судороги были, два раза! — женщина опять принялась плакать.
— Успокойтесь, Надя. Что за судороги, где? Руки, ноги? — не отставал я.
— Всего скрючило. Как при эпилепсии. У меня отец эпилепсией болел, насмотрелась, знаю!
— Долго продолжались приступы?
— Минуты по три каждый. Доктор, что с ним? Он в себя придет?