Книга отзывов и предисловий - Лев Владимирович Оборин

попытках его урегулирования («перевоевать по-своему», цитата из Слуцкого, – такой заголовок у корчагинского блога).скрежет зубовный в эфире но на этотраз вещание не прервется привет тебес этих мертвых но земляничных полеймагнитных вместивших дворцы и заводыв сердцевине праздника расщепленноговетром на соль и воду на ионы конечно

Мария Рыбакова. Гнедич: Роман. М.: Время, 2011

Воздух

Книга, мало с чем за последнее время сопоставимая по силе задачи и красоте ее решения; после прочтения кажется, что роман в стихах сегодня может быть только таким. Отнесение этого текста к ведомству прозы сразу двумя литературными премиями вызвало серьезные споры; думается, сообщение о том, что перед нами роман, кажется здесь слишком убедительным (поэтому же так хочется пересказать перипетии его сюжета). Прежде всего это книга о частной жизни частного человека, который упорно совершает великое дело; контраст невзрачности главного героя и значимости его предприятия, возвышенности его мыслей создает здесь напряжение. Стоит отметить и «большой» ритм, задаваемый не свободным стихом, а делением на песни (12 – в два раза меньше, чем песен в «Илиаде»). Замечательны персонажи, описанные – неизбежно – не «целиком», но зримые; среди них влюбленная в несчастного кривого Гнедича служанка-чухонка Елена (!): «и подышит на стекло, / и посмотрит на след своего дыхания, / и опять сотрет, / чтобы стало совсем прозрачно, совсем чисто / в квартире ученого барина».

«Николай Иванович, – попросил Федя, —А расскажите нам / про войну троянцев и про Елену!»В этот летний день и слушать,и бежать – все было мило.Гнедич откашлялся и началторжественным голосом:«На пир богов забыли позвать богиню раздора,и тогда, хитрая, она подкинула яблокос надписью: самой красивой…»Перед Федей сидит Акулина,косынка сползла ей на плечи.Он видит ее растрепанные волосы,конопатую скулу.Она тянется всем телом за цветкоми ломает стебель,чтобы вплести в венок, тяжелый и пышный,который завтра увянет.Запах ее пота мешаетсяс запахом клевера и медуницы.Чем пахла Греция – неужели тоже клевероми одуванчиками?Или солью с моря, когда налетал ветер?

Егор Летов. Стихи. М.: Выргород, 2011

Rolling Stone

В энциклопедии для детей издательства «Аванта +» («Русская литература. Том 2») о Егоре Летове сказано следующее: «Егор Летов – известный певец панк-рока. В текстах преобладает агрессивный протест против всего без исключения, в музыке – отсутствие ритма и мелодии. Стихи Летова не имеет смысла читать. Они начинают „работать“ только в комплексе со звуковым фоном, с интонацией исполнителя». Это редкий в постсоветской энциклопедической практике пример предвзятости, показывающий только, каким радикальным явлением был Летов. Стихи его, конечно, «имеет смысл читать», тем более что их значительная часть никогда не была положена на музыку. Сегодня многие поэты признают, что Летов оказал на них влияние (в журнале «Воздух» не так давно был опрос о рок-поэзии, и лидера «Гражданской обороны» назвали не один и не два человека).

Значимо и то, что Егор Летов не только оказывал влияние, но и сам продолжал несколько традиций разных порядков. Семантически и стилистически он связан с европейским экзистенциализмом и русским обэриутством: «Будет горьно / Будет хорьно / Будет хрюча / Будет срача / Будет ежа / Будет зю / Будет СИБИРСКАЯ ПТИЦЕФАБРИКА» или прозаическая миниатюра «Игра в лицо (руководство)», где гипотетические игроки символизируют части лица и каждый должен принять мученическую гибель. Формально Летов связан и с традицией русского верлибра: очень много его текстов написаны свободным стихом, и это может стать сюрпризом для тех, кто знаком только с песнями «Гражданской обороны». Поэзия Летова не-гражданско-оборонительного держится на визионерстве, иногда отрефлексированном («По утрам воздух полон / Серебряной мистикой / Назойливым копошением / Бесформенных очертаний… / …психоделический камешек / В мой огород»), и – действительно – на отрицании: разрушение навязанной этики и эстетики происходит через ее отождествление с отвратительным (постоянные мотивы насилия, разложения, экскрементов, экспрессия ругательств). Некая условно-созидательная программа была предложена Летовым в редких эйфорических текстах («Родина») и, позднее, уже в вещах 2000‐х, которые, что любопытно, сближаются с совсем ранними. Но и такие стихотворения/песни, как «Долгая счастливая жизнь», «Вселенская большая любовь», «Со скоростью мира», полны настороженности и соседствуют с яростными гимнами вроде «Убивать»: «Смертельно ненавидеть эти праздничные даты / (Убивать убивать все эти праздничные даты)». Для поддержки горения Летову все время нужно четко представлять, с чем он имеет дело, и поэтому в его стихах такое обилие эпитетов: «Безобразные любители свинцовых леденцов», «Гречневым чавканьем сильной личности», «Нашатырно-настырный густой аромат» и т. п. Другой излюбленный прием – анафора, повторение одних и тех же слов в начале строк, и это делает поэзию Летова похожей на тяжелое шаманство. У неподготовленного читателя, думающего, что поэзия должна быть красивой, все это, конечно, может вызвать отторжение, как у неназванного энциклопедиста, но с тем, что Летов уже бесспорная и важная часть русской культуры, кажется, не станет спорить никто.

Дина Гатина. Безбашенный костлявый слон / Предисл. А. Глазовой. М.: Новое литературное обозрение, 2012

Воздух

Книга «Безбашенный костлявый слон» включает несколько стихотворений из предыдущей «По кочкам», но в основном это новые стихи и движение к новой стилистике. Звук здесь сохраняет важность, но отступает с первого плана, чтобы дать дорогу выращенному им синтаксису. В попытке перейти к, например, социальному высказыванию («Текст чудовищной силы») сама попытка и ее анализ оказываются важнее высказывания: книга Гатиной, по существу, о том, как непросто говорить по-другому. Но важно и то, что это осознание автор обращает не только к самому себе: другим концом оно коснется читателя. Здесь совершенно не случайна сквозная тема детства: ребенок совершает открытия впервые и для всего мира, а закрывая глаза, он полагает, что погружает весь мир во тьму. Все внимание отдается ситуации, которой достаточно, чтобы из нее – благодаря фонетическим и синтаксическим ассоциациям, моделирующим этот свой мир, – что-то проросло.

напрямо пойдешь —дождьи китай прошел почтиа вон и лондон тожвон и вена —во все время —прочь, прочь, мгновеньясиниевисельныевсе в любвив узлах, глазахпощади, всесекундныйне обращай вниманья

Лев Лосев. Стихи. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2012

Воздух

Выход этого тома – важное событие: старые книги Лосева достать теперь трудно, в интернете есть не все. Кроме того, уже при одном взгляде на книгу становится ясно, как много успел сказать этот поэт, поздно (в 37 лет) начавший писать, не имевший при жизни громкой славы – и тем не менее оказавшийся в числе любимых у самых разных людей; многие помнят, как это стало очевидно в дни после смерти Лосева. Даже проходные стихотворения Лосева многим поэтам сделали бы честь; впрочем, книга дает возможность выделить главные периоды его творчества: это конец семидесятых – начало восьмидесятых и первая половина девяностых. В предисловии к тому Сергей Гандлевский педалирует тему лосевской